— Что это за место? — спросил поражённый Генри.

— Это инкубатор, — пояснил Монстролли. — Смотрите, — сказал он и жестом обхватил первый ярус, — это инкубационные колбы, в которых гремлины со встроенными им генами в течении некоторого времени преобразовываются в новых существ. На втором ярусе вы, собственно говоря, можете видеть результат такого преобразования. Впечатляет, не так ли? Это дипломные работы выпускников прошлого года. Ну, и на последнем ярусе — самые обычные животные, гены которых студенты на моих занятиях внедряют в гремлинов.

— И вы собираетесь теперь внедрить мои гены в одного из гремлинов?

— Нет, нет, — сказал Монстролли, — не в гремлина, а в созданное мной чудовище, которое появилось на свет благодаря вивисекции.

— Вивисекции? — переспросил Генри, подняв бровь.

— Вот именно. Понимаете, есть несколько способов создать монстра: «пересадка» генов из одного организма в другой, облучение радиацией и вивисекция.

— Это я знаю. Мой отец рассказывал…

— Тогда вам также известно, что при избрании того или иного метода выживаемость нового организма составляет определённый процент. Например, при пересадке генов вероятность того, что получившееся существо выживет, намного выше, чем при облучении или живосечении.

— В таком случае, зачем вы прибегаете к вивисекции?

— Это вполне вытекающий вопрос. Позвольте, я покажу всё наглядно.

Монстролли провёл Генри через очередную железную дверь. Теперь они оказались в помещении, которое доктор именовал личной лабораторией. И первое, на что упал взгляд парня, был операционный стол в центре, на котором лежало странное на вид существо, запятнанное кровью. Голова существа была гиеньей, а вот тело от гремлина. И этот ужас не был мёртв, так как Генри чётко видел, как грудная клетка существа то расширяется, то снова сжимается.

Монстролли сначала наблюдал за тем, как Генри с интересом уставился на существо, а потом с восклицанием произнёс:

— Моё творение прекрасно, скажите, мистер Грин!

Теперь-то Генри понял причину, из-за которой они так спешили в лабораторию доктора Монстролли, — тому не терпелось похвастаться, но Генри лишь скромно ответил: «Да».

Монстролли посмотрел на него так, что Генри стало понятно — ответ не устроил доктора.

— О, я чувствую недооценённость в вашем ответе, мистер Грин. Возможно, вам доводилось видеть существ поинтереснее, чем это, но уверяю вас, это не вершина моих достижений, хотя тоже имеет для меня важное значение. Сейчас я всё объясню.

Монстролли подошёл к ближайшей стене, в которую была установлена печь для сжигания трупов и останков животных, и указал на два портрета в резных рамах, что висели по обе стороны от загрузочного люка. Мужчины, изображённые на них, показались Генри до боли знакомыми, словно он уже видел их лица, вот только никак не мог вспомнить имён, но доктор Монстролли освежил его память.

— Доктор Франкенштейн и доктор Моро! — торжественно возвестил он. — Одни из самых выдающихся злодеев в истории. Они — мои идолы, если можно так выразиться. Мои кумиры! Будучи ребёнком, я мечтал, что подобно им, тоже буду создавать монстров, и вскоре обо мне узнает весь мир. Но, к сожалению, моим завоевательским планам не суждено было сбыться… Я даже Великобританию не смог захватить, однако, надо признаться, след в истории оставил. — Монстролли издал самодовольный смешок. — Когда-то Министерство зла видело во мне огромный потенциал, но я не оправдал их ожиданий, с тех пор оно перестало выделять деньги на мои крупные проекты. И теперь я вынужден работать в Селтфоссе. Что ж… во всяком случае у меня есть своя лаборатория и я могу проводить генетические опыты; не в прежних масштабах, но всё же… А вивисекция? Я практикую её как дань памяти доктору Моро. Он был знаменитым вивисектором, создававшим из обычных животных настоящие шедевры — зверолюдей. Жаль, я так и не раскрыл его главный секрет: как ему удалось очеловечить своих существ? Как удалось наделить животный мозг человеческим разумом, какой, например, есть у гремлинов? Но гремлины — это творение природы, а его существа — результаты экспериментов. И, видимо, мне никогда не раскрыть этой тайны. — Монстролли опечаленно вздохнул и провёл рукой по портрету Моро, затем развернулся к Генри и продолжил:

— Зато мои монстры, созданные путём вивисекции, живут намного дольше. Я повышаю их выживаемость путём пересадки генного материала из одного организма в другой. Ведь никто не говорил, что нельзя совмещать методы создания монстров. Потому мне и нужны ваши листья, мистер Грин. Я редко прибегаю к совмещению флоры и фауны в своей работе, однако, мне любопытно: сколько времени проживёт этот экземпляр с вашими генами, — говорил Монстролли, переведя взгляд, на лежащее на операционном столе существо.

— Думаю, будь мой отец здесь, вам бы нашлось, о чём поговорить, — заметил Генри. — С вивисекцией и Моро всё ясно… Дань памяти… Выживаемость… Но почему доктор Франкенштейн ваш кумир? Он вроде не создавал монстров. Точнее не так… Был один, но…

— Но зато какой! — воскликнул Монстролли во весь голос. — Его чудовище было создано из частей тел покойников. Понимаете? Покойников! Ему удалось то, над чем сейчас бьются лучшие умы планеты — вдохнуть жизнь в мёртвое тело! Не буду скрывать: я тоже пытался оживить трупы, но ничего не вышло. Эту тайну Франкенштейн унёс с собой в могилу. А вы? У вас есть кумиры?

— Нет, — соврал Генри. Ведь его кумирами все последние годы были герои, а не злодеи, он не мог раскрыть такой правды. Из-за следования кумирам у него на голове теперь росли листья, хотя всем, кто ими интересовался, он отвечал, что это результат эксперимента его отца.

— Совсем никого?

— Совсем, — ответил Генри, и тут его посетила весьма недурная мысль… — Но, может, им станете вы, доктор?

Монстролли расплылся в улыбке.

— Я чувствую лесть в вашем вопросе. Чего вы хотите, мистер Грин?

— Избавьте меня от них, — сказал Генри, наклоня голову с ивовыми листьями. — Мне кажется, вам это под силу.

— Но зачем избавляться? Такие вещи, подобно шрамам, лишь украшают злодея. Взять в пример хотя бы меня…

После этих слов Монстролли снял левую перчатку. Под ней, как оказалось, он скрывал светящуюся зелёным светом кисть.

— Видите, отчасти мы похожи. У вас свой «шрам», у меня — свой. Причём я сам сделал её такой, пересадив себе люминесцентный ген медузы.

— Но зачем?

— Мне просто надоело, что всякий раз, когда мне что-то надо было найти в темноте, то под рукой никогда не оказывалось фонарика. Меня это очень раздражало. Ну, а вы, мистер Грин? Что скажете про себя?

— Скажу, что успел проголодаться и, думаю, мне пора идти на обед, — уклончиво ответил парень.

Доктор Монстролли не стал больше ничего спрашивать, а лишь согласился, что не помешало бы перекусить, и проводил Генри до коридора, сказав напоследок, что если ему будет интересно как идут дела, то пусть заглядывает к нему в лабораторию.

Генри решил долго не задерживаться в Общем зале: быстро поел, завернул в салфетку куриную ножку для Венеры и отправился на шестой этаж. Подходя к двери своей комнаты, он обернулся и увидел, что на этаж прибыла кабина лифта, из которой вышел Мэт.

Оказавшись в комнате, Генри закрыл её на ключ: он решил, что проучит Мэта за враждебное отношение к нему. Он знал, что у Мэта нет собственного ключа от комнаты, ведь ещё утром он отказался его брать, поэтому, когда Генри начал отщипывать кусочки мяса с куриной ножки и кормить венеру-мухоловку, ручка двери опустилась, а затем раздался ожидаемый стук в дверь. Генри поинтересовался, кто это.

— Не дури, Грин, — прорычал Мэт по ту сторону. — Открывай!

— Зачем? Ты ведь не хочешь жить с мутантом.

— Да, я считаю это омерзительным для себя, но мне придётся… Староста университета сказал, что не переселит меня.

— Если хочешь зайти — проси прощения, — с издёвкой в голосе потребовал Генри.

— Ни за что на свете я не скажу доброго слова! Особенно тебе!