Джули снова плакала — тихонько, украдкой, безутешно и горько. Но когда Майк разложил на кровати термобелье, призванное сберегать тепло тела на пути к вершине, она подала ему байковую рубашку в зеленую клетку, давний подарок Джо.
— Наденешь это, — сказала Джули. — Поможет!
В рубашках на гору нынче не ходят. Расстраивать девушку отказом Майку не хотелось, и он положил предмет одежды в рюкзак. В конце концов, все лишнее он оставит в приюте, наверх пойдет налегке. На обратном пути заберет…
— Ты меня не слушаешь, Майк, — снова плакала Джули. — Я говорю надень, а ты кладешь в рюкзак, значит, там она и пролежит… Почему ты меня не слушаешься, милый? Ведь я только добра тебе желаю! Зачем ты лезешь на эту гору? Я ищу тебя по всему миру, пишу тебе записки, молю тебя об одном — давай жить вместе! Ты ведь хочешь жить со мной, Майк? Ну, скажи же, что хочешь! Скажи, что жить без меня не можешь!
И она цеплялась за его шею, горестно рыдая и сотрясаясь всем телом от всхлипов, а Майк обнимал ее и молчал, не зная как успокоить. Он ведь тысячу раз объяснил ей, как ему необходима эта победа. Он должен одолеть Маттерхорн, иначе жить с ней — да и жить вообще — для него станет невыносимо.
Но женщины не понимают высоких мужских устремлений. Джули слушала его и не слышала, и раз за разом заводила старую пластинку: «Не ходи, гора не пускает тебя, потом когда-нибудь…»
Майк возражал, настаивая на восхождении. Тогда Джули принималась сюсюкать, нашептывать глупости, обещать родить ребеночка — ты ведь хочешь ребеночка, Майк?
Ребенка Майк хотел. Да и планы Джули ему, в целом, нравились. Они действительно могли, собрав остатки денег, перебраться куда-нибудь подальше от Москвы и зажить спокойно и счастливо. Но сначала — Маттерхорн! Это не обсуждается!
И Джули снова плакала… Так прошла почти вся ночь перед начало восхождения.
* * *
На следующее утро Майк оправился в путь. Раньше он наверняка прошел бы от крыльца до вершины пешком — но теперь педантизм такого рода его смешил. Ему нужно взобраться на Маттерхорн во что бы то ни стало! И раз ходит попутный трамвай, почему бы не воспользоваться услугами транспортной компании?
До озера Шварцзее он доехал канатной дорогой. От станции до приюта Хернли добрел не спеша. Времени оставалось немало, но он не стал тратить его на пустое общение с другими обитателями гостиницы. Выход назначен на три часа ночи — значит, есть смысл улечься пораньше и поспать подольше. Тем более что прошлой ночью выспаться ему не удалось…
Завтракать в гостинице он не задержится. Ложку сухого зеленого чая в рот, глотком теплой воды запить — это раз. После батончик с орешками и еще глоток теплой воды — это два. Все пищевые манипуляции проделываются на ходу. Пока дорога не начнет забирать круто вверх, у него будет минут двадцать горизонтального хода.
Потом о еде он не вспомнит. Разница в высоте приюта и вершины не очень велика, всего полтора километра. Но все эти полторы тысячи метров придется подниматься на руках, по скалам да веревкам — а руки не крылья, да и ноги не железные… Так натягаешься, что затошнит от перенапряжения — какая уж тут еда?
Ночью Майк встал первым. Остальные альпинисты еще только начинали шевелиться, когда он, уже одетый и обутый, готовился выйти из помещения. Его внимание привлек листок с метеосводкой, прикрепленный к доске с маршрутами и разноцветными флажками на картах. Штормовое предупреждение! Северо-западный ветер скоростью до пятидесяти километров в час; предположительное время начала бури — полдень.
Ха! Да к полудню он уже спустится! Если ветер задует, пока он идет наверх, ему придется несладко. Зато на обратном пути такой ветерок — помощник! Трепещи, подлый Маттерхорн, герои идут покорять тебя!
До первого кулуара — глубокой расселины в склоне горы — Майк дошел без приключений. От первого до второго — рукой подать, и обход удобен, хотя и проложен по косогору. Однако для прохождения третьего кулуара нужно подняться на гребень. Тут-то и задул ветер, которому предписывалось появиться часов на десять позже и нести мягкий мокрый снег, а не хлесткую ледяную крупу пополам с дождем.
Перед тем, как высунуться из-за склона на ребро и открыться непогоде, Майк затянул шнур капюшона и поплотней стянул липучки на рукавах. Оглянулся вниз, ожидая увидеть цепочку фонарей догоняющих его альпинистов. Однако никто не спешил за ним — а может, синие огоньки диодов растворялись в туманной мгле.
По-хорошему, в таких условиях восхождение надо бы прекратить. Он один, его никто не страхует и никто ему не помогает. Но ведь Алекс же ходит в горы в одиночку! Не боясь ни ветров, ни осадков! Чем он, Майк, хуже? Да ничем! Значит — вперед!
Вперед по гребню Хернли значило вверх. Удобнее всего было бы идти по гребню, но осатаневший ветер грозил сбросить путника с кручи. Майк спустился немного ниже по левому склону — тут даже наблюдалось некое подобие тропы, протоптанной тысячами его предшественников — но легче ему не стало. Маттерхорн словно ожил и зашевелился, стремясь сбросить с себя надоедливое насекомое.
Всякий камень, который мог вывернуться из-под ноги — выворачивался, хотя пролежал на месте не одну тысячу лет. Всякий уступ, за который он хватался рукой, оказывался обледенелым настолько, что специальная перчатка с шершавым покрытием соскальзывала. Скорость ветра давно превысила значения, указанные на листке в приюте Хернли, да и направление воздушного потока, отметил про себя Майк, меняется по двадцать раз в минуту.
С этим понятно: в Алтайской школе альпинизма им рассказывали, что ветер среди горных пиков и скальных уступов усиливается, воздушный поток свивается в вихри. И если на ровной местности, чтоб защититься от дождя и ветра, достаточно немного наклонить зонтик, альпинисту требуется водонепроницаемый кокон.
Такого кокона у Майка не было. Поэтому ветер, изловчившись, проникал к нему под куртку — неся с собой ледяную воду и мертвящий холод.
Поначалу порывы ветра Майка не беспокоили. Он внимательно осматривал каждый сантиметр склона, на который предстояло поставить ногу, и только потом делал шаг. По двадцать раз он дергал и встряхивал всякую веревку, протянутую кем-то до него и используемую в качестве перил.
На особо крутом участке висела лестница: стальные канаты с нанизанными на них перекладинами, тоже из стали. По всей длине конструкция прижималась к стене захватами, вбитыми глубоко в камень. Майк попробовал расшатать лестницу, стоя у нижних ее ступеней — и ничего не вышло, крепление держало мертво. Но как только он начал взбираться наверх, в вышине что-то грохнуло, зазвенело, и лестница принялась отрываться от поверхности сразу по всей длине.
Он едва успел спрыгнуть и еле удержался на крутом склоне. Тем временем гирлянда ржавых металлических перекладин, нанизанных на два измочаленных троса, изогнулась над ним, словно удав над олененком, свилась в петлю — но не захлестнула Майка, а с грохотом и лязгом устремилась вниз.
Когда он взобрался наверх, начало светать. Наступление рассвета неприятно удивило Майка. Он рассчитывал встретить утро на вершине, но где та вершина? И где он сам? Позади — всего полпути, а времени ушло вдвое больше нужного, да и сил тоже…
Самое неприятное: он начинал мерзнуть. У него есть еще несколько шоколадных батончиков с орешками, подкрепиться можно в любой момент — да только энергии на обогрев тела и движение по горе он тратит вдесятеро больше, чем запасено в продуктах.
Майк сделал несколько шагов вверх по гребню и вдруг явственно ощутил: еще метр или два, и он пересечет некую невидимую границу, которую специалисты зовут точкой невозврата. То есть спуститься вниз, если он решит сделать это сейчас, он сможет живым. А если поднимется еще метров хотя бы на пятьдесят, и потом повернет назад — будет поздно. Добраться до приюта и не сдохнуть — сил уже не хватит!
Чертов Маттерхорн! Сатанинская гора! Приготовила ловушку с лестницей — а теперь еще и по носу щелкает! Дескать, смирись, ничтожный человечишко. Нет тебе пути наверх — ползи книзу, пока цел. Авось, и доползешь…