— Да! — воскликнул пораженный Майк. — Пусть так все и было! Но, может, за всей этой историей стоит обычная женская непоследовательность?

— Может, обычная, — пожал плечами врач, — а может, и необычная. Истина откроется нам позже, я уверен. И знаете, Майк, приходите завтра пораньше — а то что-то мы стали слишком поздно заканчивать…

Закрыв дверь кабинета за Майком, доктор прошел в темный угол комнаты, на ощупь распахнул платяной шкаф. Сработали выключатели, зажглись мебельные светильники. Оставив дверцы открытыми, доктор вернулся к столу. В пятне слабого света виднелась рубашка в сине-зеленую клетку. Такую же клетку, как и на рыбацкой рубахе старого Роберто…

Путь Сантьяго. Не всякую дорогу осилит идущий

«На большой мне, знать, дороге умереть господь судил»

А. С. Пушкин, «Дорожные жалобы»

Я стою на балконе врачебного кабинета и смотрю на Маттерхорн. Доктор Вайс просил прийти пораньше, и я пришел. Дверь не заперта, его нет. В дневном свете эта комната совсем другая: и стол не так велик, и амуры припыленные не пляшут. Музыки нет.

Вот кресло перед столом, вот кушетка, на которую я скоро улягусь и примусь рассказывать о своей жизни. Словно клубок разматывать, вытаскивая на свет незамеченные ранее узелки, цепкие колючки и всякий событийный мусор.

Это психиатр оптимист: он думает, что ему удастся перемотать клубок заново, уложив очищенные пряди ровными витками. Верю, что удастся. Только это ничего не изменит. У меня есть цель — пока еще недостижимая. Я уже подступался к ней — и мне пришлось отступить. Но даже если попыток будет бесконечно много, я добьюсь своего. Я взберусь на ненавистный мне Маттерхорн, чего бы это мне не стоило!

Что будет дальше? Может, и нечего — это уже не важно. Я не вижу своего будущего после Маттерхорна. Провидцы говорят, так бывает, когда впереди у человека очень серьезные изменения. Настолько серьезные, что он их даже вообразить не в состоянии. Или смерть.

Я не боюсь изменений. Не боюсь я и смерти… Что-то мне подсказывает: умирание — это тяжкое испытание, но смерть — вовсе не конец. Доктор умеет видеть эти подсказки и различает движения подсознания. Он, я уверен, поможет мне понять себя. Поняв себя, я пойму, какое место уготовано мне в этой Вселенной.

Когда понимание придет ко мне, зачем тянуть время? Мне останется лишь взобраться на проклятый Маттерхорн — а там будь что будет! Я пойду по юго-восточному гребню, маршрутом Хернли. Главное — не застревать в приютах и палатках, от которых до вершины рукой подать, и которые позволяют прервать восхождение в любой момент.

Я уверен: Маттерхорн не пускает меня, и если я дам ему возможность распоряжаться мною, он продержит меня на подступах к себе хоть целую вечность! Не так давно я уже предпринял попытку взобраться на эту чертову гору, и слезать пришлось с полдороги — в одежде, пропитанной кровью…

Мной выбран не самый сложный маршрут — но теперь ранняя весна, и мне вовсе не улыбается карабкаться по обледеневшим веревкам с подветренной западной стороны. Да и нет на легких путей на Маттерхорн — что бы там ни говорили разные умники…

* * *

— Вы сегодня раньше меня, Майк!

— Любовался Маттехорном, доктор. Отсюда, из Церматта, он особенно красив и страшен.

— Ну-ну, так уж и страшен… Гора и гора, довольно изящная с виду. Устраивайтесь в кресле, я сварю нам кофе. У меня робуста — крепкая как доминиканский ром и ароматная как йеменский мокко.

— Так не бывает, док! И спасибо, кофе мне не хочется…

— Не бывает только чудес. Технологии — явление всесильное, им подвластно всё. Но как хотите!

Майк устроился на кушетке, закрыл глаза, вдохнул аромат кофе. В Португалии, где он начал пеший путь по маршруту святого Иакова, все пили кофе…

* * *

Решение отправиться в Путь Сантьяго возникло спонтанно.

В самолете, летевшем из Доминиканы в Москву, Джо больше спал, чем бодрствовал, и ни о чем не спрашивал — чем сильно удивил Майка. Если бы он сам отправлялся наниматься неизвестно кем бог весть куда, безо всяких гарантий и ясных перспектив, волнение не дало б ему сомкнуть глаз. Однако Джо не волновался и не любопытствовал, словно Москва для него — не таинственный край с диковатыми и загадочными русскими, а так… не особо любимый, но хорошо знакомый пригород.

— Поживешь у меня, пока освоишься? — предложил Майк еще до отлета. — Мы вроде неплохо уживаемся под одной крышей…

— Это потому, — улыбнулся Джозеф, — что в Доминикане ром сладкий. В России водка горькая: напьемся, начнем скандалить.

— Хорошая водка не горькая, — возразил было Майк, но Джо нетерпеливо отмахнулся и показал экран планшета:

— Вот в этом районе квартира с такой арендной платой — это нормально? Если да, то что у меня будет оставаться на жизнь после оплаты жилья?

— Примерно два раза по стольку, — пообещал работодатель. — Плюс премии за усердие и бонусы за снятые с неба звезды.

— Окей, — сухо согласился Джо, отстукивая заявку на осмотр и вселение.

«Явно не нужда гонит тебя в Москву, — думал Майк еще на Гаити, глядя, как друг укладывает вещи в сумку. — Но что же?»

— У вас там красивые девушки? — с улыбкой поинтересовался Джо, когда Мэнни мчал их к аэропорту. — А то креолки мне надоели.

— Закачаешься! — посулил Майк, и Джо картинно потер руки, а Мэнни в сотый раз вздохнул. Его тоже звали в Москву, тем более что в русской столице таксисты чуть не сплошь иностранцы. Но Мэнни боится холода и расставания с мамахуаной, а борщ и гречневая каша вызывают в нем неподдельный протест: как такое вообще можно есть? К тому же кто-то должен дежурить: вдруг Джули вернется?

— Если это случится, — велел Майк, — сделаешь несколько фото и отправишь мне. Я прилечу.

— Быть может, нанять детектива, чтоб отслеживал все аэропорты и морские причалы?

Мэнни старался угодить, он чувствовал себя в долгу перед щедрыми и незаносчивыми клиентами.

— Это лишнее, — без колебаний ответил Майк.

Квартирка у Джо оказалось удобной — смотреть ее ездили вдвоем, сразу из аэропорта. «До Москвы-Сити тебя любое такси доставит. Только выезжай загодя, чтоб в пробках не застрять», — предостерег Майк, и Джо кивнул так, будто специфика жизни в русском мегаполисе не способна усложнить его существование.

К офисному зданию на следующее утро Джозеф Макальпин пришел пешком: оказывается, добирался он метрополитеном. «Не пропадет!» — решил Майк и повел нового работника знакомиться с делом.

В курс дела Джо входил поразительно быстро, с людьми ладил сходу. В первый же день он выучил несколько самых важных русских обращений и упорно наращивал лексикон, хотя в самом офисе и уже тем более в его восточных филиалах, одним из которых Иосиф Константинович Макальпин был поставлен управлять, английский знали все.

Уже через неделю Джо, уяснивший законные аспекты, полузаконные тонкости и незаконные, но прибыльные возможности, улетел в Гонконг открывать представительство московской брокерской компании.

Проводив его, Майк вернулся в свой офисный кабинет и затомился. Непосредственного начальственного участия не требовалось ни какому из подразделений компании. Отлаженный процесс создания, концентрации и извлечения прибавочной стоимости шел незаметно и безостановочно. Клиенты спешили в офисы, зная, что вышколенные Майком брокеры предложат такое вложение финансов, что при любом (ну, почти любом) раскладе на рынке акций они останутся в прибыли.

Долларов в мире становилось все больше, инструменты инвестирования совершенствовались, делая съем сливок с бурления денежного океана все более надежным. Оставалось только следить за ростом счета в банке — но и с этим прекрасно справлялась бухгалтерия, большей частью электронная.

Посмотрев сводки, выпив несколько чашек кофе, покормив вечно голодных пираний в аквариуме с каменистым дном и без единой зеленой былинки — проклятые рыбы от скуки сжирали всё и порой покушались друг на друга — Майк подошел к затемненному стеклу окна.