— Стасик! Что я специально? — всхлипнула девушка, — Козел!
— Кто? — задохнулся от ярости парень, — Я! Я! Твою фамилию наизнанку выверну! Ты меня чуть не того … Больной чего Вам? Что? Укольчик? Я тебе щас такой укольчик вставлю, что искры из глаз посыплются! Ах, уже лучше? Так бы и сказал.
— Дети, не скандальте! — вмешался врач, — Идите ко мне! У нас гости, между прочим!
— Артемий Францевич! — недовольно ответил Станислав, — Какие гости? Какие к хреням зайки? Свободных коек нет!
— Иди сюда, светило ты мое злобное! — потребовал Жердицкий, — Дарья! И ты тоже иди!
Помощники вышли из летней кухни явно не в настроении. Какое уж тут настроение, когда на пикантном месте красуется большое маслянистое пятно. Станислав мрачно вырвал из рук медсестры полотенце и принялся вытирать ткань.
— Не мучайтесь, молодой человек! — едва сдерживая смех, советовал Морозов, — Удалите жир эфиром, а штаны застирайте с щелоком.
— Туда эфиром? Все умные, да? — махнул рукой фельдшер, — Чего еще прикажете? Полить себя уксусом, чтобы мало не показалось? Ну, вас всех!
Полотенце полетело Дарье в лицо, а Станислав, ударив кулаком в дерево, собрался уходить. Девушка натянуто улыбнулась и показала обидчику язык.
— Дашенька! Выдайте этому орлу новые штаны, а грязные бросьте в стирку, — вежливо, но тоном, не терпящим возражений, сказал врач, — Стасик! Ради бога не переборщите с «нарзаном». Вы мне дороги, как память. На Покрова сыграем вашу свадебку, и проблема с неблагозвучной фамилией будущей супруги исчезнет.
Молодые люди продолжили выяснять отношения в глубине сада, но без лишних эмоций. В конце концов, Станислав подхватил невесту на руки и понес ее в приземистое здание, построенное из белого кирпича.
— Дети есть дети, — вздохнул Артемий Францевич, — Стасик! Если спирт выдохнется больше, чем на четверть, Вы будете долго учить химию и физику! Хороший парень, но несколько импульсивный. Пойдемте на кухню. Утренний чай — для меня является традицией, можно сказать мистическим ритуалом.
На кухне было чисто. Дроздов поднял за ручки самовар, а Морозов взял блюдо со свежими булочками и банкой малинового варенья. Жердицкий возился в шкафчике до тех пор, пока не извлек полуштофик янтарной жидкости собственного производства.
Чаепитие еще, не достигло своего апогея, когда появился Станислав. Фельдшер был уже изрядно навеселе, добродушно улыбался и курил папиросу. Парень хотел было сморозить нечто в адрес Дроздова, но видно вспомнив историю с бравой пулеметчицей, отказался от своей идеи.
— Станислав! — обратился главный эскулап, — Вы уже выучили текст из бессмертного творения Сенеки? Процитируйте нам что-нибудь?
— Да ну его, Артемий Францевич! — стукнул по столу кулаком фельдшер и мрачно посмотрел на Дроздова, разминавшего кулаки, — Для того, чтобы поставить клистир латынь это … Ну Вы поняли!
— Вот как? — прищурился врач, — Господа! Сей великовозрастный оболтус, озорства ради, заставил больного накрутить себе на то самое место латунную гайку, а потом с помощью ножовки распиливал украшение. Вы принесли объяснительную записку, написанную на латыни?
— Вот! — протянул Станислав мятый листок бумаги, — Изучайте!
— Какой ужас! — поправляя очки, вздохнул Артемий Францевич, — Идите и учите! Потрудитесь отдать ключ от склада с химикалиями.
— Держите! — процедил фельшер, положил на стол ключи и, неверным шагом, отправился в один из корпусов.
Жердицкий, внимательно посматривая на гостей, вытер пол со лба и посмотрел на покрытые маревом горы, над которыми сгустились черные тучи. Взгляд остановился на вещевом мешке, и врач поежился так, словно повеяло холодом.
— Дрозды улетели на юг! — едва слышно, но отчетливо произнес Артемий Францевич.
— Что? — удивился Морозов, растерянно переглянулся с другом, и ответил, — Еще не осень.
— С кем имею честь? — поклонился Александр, — Подполковник Дроздов и капитан Морозов. Прибыли по приказу генерала Туркула с заданием.
— Полковник от медицины Жердицкий! — кивнул врач, — Магистр ложи «Астрея». Сгораете, господа, от любопытства? Признаться не ожидал, что так все повернется. В недоумении, почему я не вышел на связь тогда, в Севастополе? Не было нужды. Я получил указания из центра известным мне способом. Я знал, что вы именно сегодня будете у меня. Как? Я умолчу об этом.
— Какие будут указания? — вздохнул Дроздов, наливая чай, — Признаться я …
— Пить чай! — отрезал Жердицкий, — Десанта не будет, но реликвия не должна достаться большевикам. Это я говорю от имени ложи «Астрея». Если решите уходить, то только не через Балаклаву. Этот вариант провален.
— Ловушка? — нахмурился Дроздов.
— И, тем не менее, выход есть у каждого, особенно если есть, кого любить, — предупредительно поднял палец эскулап, — Вы знаете, о чем я говорю, господин подполковник. Не надо лишних слов, лохарг.
Дроздов от неожиданности вздрогнул, но ничего не ответил, лишь налил настойки и, не закусывая, выпил. Маги, мистики, язви его! Откуда он все знает? Александр задумался и, на мгновение, увидел лицо Гикии, пышную гриву черных волос и глаза, полные печали и страха. А еще говорят, что мертвым нечего бояться. Неужели есть еще что-то страшнее смерти? Ничего, узнаем, совсем скоро узнаем, ядри его за ногу!
— … так говорите Палладий, кому-то нужен? Не удивительно, — кивнул Жердицкий, — Тонкие сферы содрогаются, ибо все взаимосвязано. Это козырный туз, можно сказать главный аркан расклада. Оригинально!
Морозов склонился над разложенной колодой ТАРО и обсуждал их сообщение вместе с Жердицким. Дроздов мрачно посмотрел на ненормальных философов, налил еще из бутылочки и опешил, увидев под яблоней архонтессу. Гикия собирала странные черные цветы, останавливалась, чтобы вытереть слезы полой черного пеплоса. Вот тебе и предзнаменование. Собрав букет, Гикия подошла к лодке, стоявшей на берегу свинцовой реки и скрылась в сером тумане над Стиксом.
Тишину гор разорвала беспорядочная пальба, от которой офицеры вздрогнули, посмотрели друг на друга и бессильно опустили руки. Нет ничего хуже ощущения собственного бессилия. Застрекотали пулеметы, а вслед за ними разрывы ручных бомб. Гулкое горное эхо наполнило Иосафатову долину грохотом, словно в день Страшного Суда. Жердицкий побелел, услышав в голове крик десятков людей, плоть которых разрывал свинец. Схватился руками за голову и Морозов, ощущая боль каждого воина адской битвы.
Из дома выбежал Станислав, испуганно махал руками и что-то кричал, но голос тонул в грохоте сражения. Жердицкий вскочил и торопливо побежал к фельдшеру. Врангелевцы поспешили следом. В чистой комнате, на топчане лежал монах в разорванной рясе. Даже не профессионалу медику было ясно, что инок уже не жилец на белом свете. Раненный бредил, но как-то странно бредил, слишком осмысленно, а главное в тему недавнего разговора.
— … демоны! Они не одни пришли … Продали души Нечистому … Тени с огненными хлыстами выпивают душу. Мы их крестом, молитвой и оружием святым, а нечестивцы ржут, аки твари непотребные … Осквернили храм, а он молчит! Нас молниями бесовскими, а он опять молчит! Грехи наши …
— Стас! Инъекцию морфия, быстро! — приказал Артемий Францевич, — Пусть умрет спокойно.
— О чем это он бредит? — пожал плечами Стас, вытащил из стерилизатора шприц и набрал наркотик, — Может лучше добить, чтобы не мучался?
— Мальчишка! — топнул ногой Жердицкий, — И это говорит будущий врач! Отлично! А теперь исчезни! Стой на улице и смотри. Могут быть еще раненые. Пусть Дарья приготовит перевязочный материал.
Фельдшер недовольно хлопнул дверями и выбежал на улицу. Грохот сражения достиг дьявольского апофеоза, в котором не было ничего божественного. Офицеры послушали разговор оружия и понимающе переглянулись. Дроздов вытащил револьвер и стал возле двери, а Морозов присел на табурет возле топчана.
— Где я? — открыл глаза монах и в страхе дернулся, увидев рядом красного командира.
Морозов перекрестился и прижал два пальца к губам. Больной успокоился, лишь криво усмехнулся и умоляюще посмотрел на Жердицкого.