Человек на кровати по-прежнему не шевелился. Не следил глазами за Джоном, не кивал головой, хотя бы раз, давая понять, что слышит его. Шок, решил Джон, и медленно выдохнул через нос. С момента, когда он очнулся на илистом берегу, а Мориарти смотрел на них с противоположной стороны омута, Шерлок был холоден и отстранённо далёк. Джон надеялся, что детектив расслабится, когда они останутся один на один, в своём уединённом убежище, но тот, казалось, сопротивлялся долгожданному покою, предпочитая нервозность и стресс. Он был где-то глубоко внутри своей странной, удивительной головы, будто в заточении замкнутый в собственных мыслях и страхах.

Мориарти был жив и свободен, побег Маккарти подтвердился, пока Джон дышал кислородом, глядя, как на мониторе меняются диаграммы его лёгочной системы. По-видимому, этот безумец только и ждал, когда сможет с ним поболтать. Последствия этого оказались серьёзнее, чем Джону хотелось думать и уж тем более анализировать. Но Шерлок, как видно, успел это сделать. Джон полагал, что у Шерлока мало шансов не обдумать их все, одно за другим, пока каждая деталь не стала такой же определённой и ясной, как пирс, ведущий к крутому обрыву.

Джон прислонился к комоду, тяжело опираясь ладонями на выбеленное дерево. — Ты в порядке? — спросил он. — Ты молчишь с тех пор, как… ну, после всего, что сегодня произошло.

Казалось, Шерлок просто его игнорирует — как всегда. Джон нахмурился, запуская пальцы в мокрые волосы.

— Послушай, эээ… мне жаль, что так вышло с Мориарти. Я уверен… ладно, на самом деле я ни в чём не уверен, но всё будет хорошо. Что бы ни случилось… Ты собираешься молчать всю ночь?

Ответ в любом случае мог бы быть отрицательным. Шерлок резко вздохнул, его тело дёрнулось, медленно оседая, и не согнулось только из-за самой жёсткости позы. Издав этот единственный звук, он продолжил хранить молчание, но что-то явно скрывалось за его остекленевшим, немигающим взглядом. Его грудь равномерно вздымалась, секунды безмолвия перерастали в минуты и наконец его губы раскрылись не только для вздохов. — Ты был мёртв, — сказал он, его голос был достаточно низким, чтобы почувствовать, как он проносится по комнате рокочущим гулом, и достаточно тихим, чтобы слиться с сердцебиением Джона. — Когда Билли вытащила тебя. Ты был мёртв.

Джон точно окатило холодной волной, нервы стали как оголённые провода. — …Мориарти жив и на свободе, а ты продолжаешь думать об этом? Со мной всё нормально, Шерлок. Это продолжалось максимум две минуты, мой мозг не повреждён, мышцы не травмированы, я в форме и готов к бою. Я так сильно тебя напугал?

Да. Джон видел такую выбитую из колеи, застывшую версию человека, которого он любил, по крайней мере раз, когда чувства диктовали ему то, с чем не могла примириться его голова. Всё, что требовалось для полноты картины, это бокал виски в дрожащей руке детектива.

Шерлок опустил глаза, уткнувшись взглядом в колени и сминая пальцами складки на брюках. — В прошлом я всегда знал, что могу спасти тебя, — сказал он, и на этот раз его голос прозвучал увереннее и громче. — Даже когда ты был в опасности, я знал… Я не беспомощен. Но сегодня я ничего не мог сделать. Я видел, как вы двое боролись и как упали в омут, видел, как Билли прыгнула в воду, а констебль — следом за ней. Я просто стоял и ждал, когда ты выплывешь, и затаив дыхание наблюдал за пузырьками на поверхности, чтобы понять, какова вероятность того, что ты всё ещё в сознании, чтобы спастись. И когда я наконец увидел тебя, ты не… Тебя не было. Я видел так много трупов в своей жизни, но никогда не чувствовал… себя больным… при виде одного из них. Это был не ты, Джон, это были плоть, и кости, и всё, что гниёт. Это выглядело… отталкивающе.

Голова его резко склонилась, и кудри беспорядочно упали на опущенные глаза, подбородок напряженно застыл, тонко сжатые губы побелели. Некоторые эмоции всегда будут для него слишком сложны, чтобы принять их открыто, ничего не стыдясь, подумал Джон. Но существовало всего лишь несколько вещей, прекраснее, чем несгибаемый человек, сражённый наполненностью своего сердца.

— Я не хотел тебя напугать, — произнёс Джон, вдохнув и выдохнув несколько раз.

— Ты не напугал меня. Я не напуган. — Повернувшись к Джону, Шерлок поднял глаза, где вся решимость мира едва ли могла обеспечить ему защиту от запатентованного взгляда Уотсона — недовольного, но понимающего. — Тебе не разрешено умереть, Джон, — продолжил он резко, маскируя страх раздражением. — Я сделал слишком много для того, чтобы этого не случилось.

Звучало столько же романтично, сколько вызывающе. Джон был человеком, умеющим обращаться с оружием, и доктором, он действительно защищал, тогда как Шерлоку порой приходилось напоминать, что Джон тоже был там. Или что его там не было. Шерлок забывал обо всём, пока это не имело значения. Шерлок не был защитником, он сам очень сильно нуждался в защите.

Но падение произошло во имя спасения Джона. Сигерсон был просто Шерлоком, который не мог существовать в мире без Джона, созданный необходимостью обеспечить его безопасность. Попытка принести себя в жертву ради Мэри и рискованное разбирательство с Мораном — всё это было для Джона. Джон защищал Шерлока в течение восемнадцати месяцев, и каждый день своей почти трёхлетней миссии Шерлок проживал, чтобы ответить ему взаимностью. На самом деле не было никаких сомнений как в усилиях, которые он вкладывал в это, так и в подпитывающей его силе любви. Они оба сделали слишком много, чтобы оказаться там, где находились сейчас, и теперь только смерть могла разлучить их.

Джон не знал, как облегчить его страдания, когда большинство слов утешения будут выглядеть ложью. — Мы живём опасной жизнью, Шерлок. Я не могу обещать тебе, что меня не убьют, точно так же как ты не можешь пообещать этого мне. Мысль о том, что я могу тебя потерять, тоже меня пугает. Однажды я это уже испытал. Наверное, в следующий раз мне не повезёт, и ты не вернёшься. Такое чудо случается только один раз.

Шерлок кивнул и нахмурился в поисках правильного ответа. Потом он вздохнул, погружая в волосы пальцы, как будто распутывая свои мысли. — Я рад, что ты взялся за эту работу. Ту, что в больнице, — произнёс он наконец, глядя на старую картину с рекой, висевшую на стене напротив, и при этом каким-то образом зная, что Джон уже готов возразить. — Я серьёзно. Я скучаю по мысли, что ты рядом со мной, но мы оба знаем, как это бывает. Когда я работаю, я работаю и не вижу ничего, кроме дела. Со мной ты, на работе или дома, не имеет значения. У меня нет времени на тебя, когда я выполняю свою задачу. И я считаю, что могу выполнять её лучше, зная, что ты в безопасности.

— Я не хочу быть оторванным от твоей работы, Шерлок. Это часть тебя, и это часть нас.

— Это та часть, которая станет концом для нас.

При звуке сожаления и обречённой покорности в хриплом баритоне Шерлока, грудь Джона пронзила острая боль, он оттолкнулся от комода, ступая тихо и осторожно, и, замедляя шаг, встал перед Шерлоком — так, чтобы его глаза не смогли сосредоточиться ни на чём другом, кроме него. — Не для нас, — пообещал он, убирая кудри с его лица и позволяя своим пальцам скользнуть по его щеке — от точёных скул к нижней челюсти, которую они обхватили с мягкой настойчивостью. — Мы можем погибнуть во время одного из твоих приключений, но мы всё равно будем вместе. Это не закончится, Шерлок. Это продолжится ещё очень долго после того, как мы оба уйдем.

Это было банально и немного слащаво. Это было невозможно. Это была одна большая романтизированная ложь, которая, наверное, выглядела бы уместно, не будь его партнёр учёным, считающим, что человеческое тело — всего лишь совокупность элементарных соединений, а души вовсе не существует. Когда они умрут, их сожгут и похоронят, и только память о них останется.

Нет, не просто память — легенда о величайшем детективе, когда-либо известном миру, запечатленная и рассказанная его спутником жизни.

Может быть, это было не так уж и невозможно. Может быть, это была не просто романтическая ложь. Может быть, они могли бы всегда оставаться вместе в рассказах и памяти людей, внимание которых иногда приносило им только страдание.