Он решил изменить тактику, ухватившись за Пейшенс и пытаясь оттолкнуть её от себя, тем самым лишив опоры; его грудь горела от нехватки воздуха, и хотя сам по себе омут был не очень глубок, но достаточно глубок для того, чтобы утонуть. Пейшенс продолжала цепляться за него с безумным упрямством, Джон почувствовал, как её зубы впились ему в грудь, и ахнул — Боже, нет. Он захлебнулся и попытался вытолкнуть воду из лёгких, но почувствовал, как его тело втягивает её ещё больше, как будто каким-то образом было способно отделить кислород, в котором он так сильно нуждался, от потока грязи и крови. Больно. Он брыкался и боролся, пока наконец не почувствовал, как она ускользает, погружаясь всё ниже во мрак, только для того, чтобы, оглянувшись, увидеть тот же мрак вокруг себя. Он потерял поверхность. Он потерял лодку. Он потерял ощущение направления — все ориентиры поглотила зелёная мутная тьма, и в его голове стали медленно появляться мысли о том, как холодно было вокруг, каким обессилевшим он себя чувствовал, и как отчаянно не хотел умирать.
Эксперименты в холодильнике, части тела в банках, скрипка в три утра, холодные ночи в уродливых рождественских джемперах, присланных матерью. Домашняя еда миссис Хадсон, назойливые репортёры, правовые коллизии и неоплаченные счета. Сообщения от пьяной Гарри, исчезающие носки Шерлока, споры о достоинствах Скуби Ду. Поцелуи на кровати в номере для пенсионеров, его голос, движение бёдер и разрешение показать ему все способы, которыми можно использовать его «транспорт»…
Он уже проходил это однажды и знал, что выбор уже не за ним, но каждая последняя мысль в его голове была мольбой, чтобы его не забирали, прежде чем у него не появится шанс узнать, боится ли Шерлок щекотки, или спросить, какую из песен Битлз он считает любимой. И ему всё ещё было необходимо узнать, понравится ли Шерлоку деревенский пирог по рецепту миссис Уотсон…
Окутанный смертельными объятиями праха Джеймса Мориарти, Джон погружался всё глубже в осклизлую растительную жизнь на дне Боскомского омута и перестал думать вообще.
***
Грудь болела, но осознание этого было так поразительно, что Джон не мог ничего другого, кроме как отплёвываться и давиться от кашля; гнилая вода полилась с его губ, когда он почувствовал, что его повернули на бок. Голова разрывалась от боли, в ушах звенело, в груди клекотало при каждом сдавленном вздохе, но где-то между судорожным дыханием и попытками притвориться, что это не слёзы закипают в уголках его глаз, Джон осознал, что он жив. Чьи-то руки потирали его спину, мягкий голос подбадривал, когда лёгкие Джона извергли из себя остатки воды, и он смог сделать свой первый нормальный вдох.
— Вот и всё, Джон. У тебя получилось. Дыши. Вдох, выдох. Отличная работа.
Интонации Билли бесили, но вряд ли Джон возражал против согревающего касания рук, продолжающих растирать и поглаживать его холодную, липкую кожу. Он моргнул, всё тело ломило от боли, раньше он никогда не думал, что даже веки могут болеть. Сквозь застилающую глаза пелену волосы Билли, вода с которых капала ему на лицо, казались золотым нимбом.
— Бригада скорой помощи будет здесь через десять минут, — сказал Уиггинс.
— И это всё, на что они способны? — отозвался Шерлок. Хотя голоса звучали искажённо — уши по-прежнему были заложены от давления и воды, — Джон не мог не заметить лаконичность и резкость его ответа.
— Извините, но мы не в Лондоне. Нужно время, чтобы добраться до места.
— Мнвсёвпрке, — простонал Джон, снова откашливаясь, и слегка приподнялся, опираясь на локти, чтобы, наконец, ощутить под коленями твёрдую землю. Он чувствовал тяжесть грязи, воды и смерти.
Руки Билли крепко держали его, помогая подняться. — Не слишком быстро, — предупредила она, но Джон покачал головой, потирая глаза тыльной стороной ладони и моргая при виде тени, в которой он где угодно узнал бы Шерлока.
— А где Пейшенс? — Его голос звучал надорвано и хрипло.
Шерлок смотрел на него какое-то время, а затем молча пожал плечами, глубоко засунув руки в карманы.
— Мы её не нашли, — объяснил Уиггинс, всё ещё мокрый после купания в омуте. — Честно говоря, нам повезло, что мы обнаружили вас. Почти невозможно увидеть хоть что-то даже у себя перед носом в этой грязи.
Джон снова закашлялся, его надорванное горло тут же запротестовало, хотя легкие продолжали исполнять аллилуйю. Он вспомнил о крови и принялся ощупывать грудь, потом двинулся ниже и вскоре почувствовал под пальцами неглубокий порез на боку. — Ммм… я ранен? — Это было довольно нелепым продолжением заявления о том, что он в порядке, но в голове всё было слишком туманно, чтобы понять о себе хоть что-то, кроме общего представления, — например, того, что он жив.
Билли помогла ему сесть, подставив плечо. — Мне кажется, да, всё в порядке. Что-то болит?
— Лёгкие.
— А что-то другое, не связанное с тем, что ты утонул?
Джон покачал головой, чувствуя, что дыхание снова возвращается к своему нормальному состоянию, и что тело уже не протестует так яростно против жидкости, которую он извергал.
Констебль Уиггинс громко вздохнул, с раздражённым рычанием пиная камень в Боском.
— Как, чёрт возьми, мы собираемся построить дело против Пейшенс? На данный момент у нас нет против неё конкретных улик.
— Не думаю, что это имеет значение, констебль.
Уиггинс сердито сверкнул глазами на Шерлока, с мокрых рукавов его куртки брызнули капли воды, когда он махнул рукой в сторону берега: — Думаю, вы понимаете, что для Джеймса Маккарти имеет значение, возбуждено против него дело или нет.
Шерлок покачал головой; его взгляд был устремлён на воду, он просто поднял руку, указывая на ледяную могилу.
Джон повернул голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как одинокий человек, наполовину скрытый в тени деревьев, приподнимает шляпу и исчезает в лабиринте деревьев и теней.
Комментарий к Глава 12
*шотландский
========== Глава 13 ==========
Первое, что он сделал, вернувшись в гостиницу «Красный Лев», — прополоскал рот и почистил зубы. Казалось, ему никогда уже не избавиться от зелёной воды Боскома, но, чёрт возьми, Джон решил расшибиться в лепёшку, но добиться этого, выдавив всю мятную пасту из тюбика. Он яростно тёр язык, два раза его чуть не вырвало от вкуса и запаха гнили, не желающих покидать его органы чувств. Он подумал, что такой же вкус может быть у покрытого тиной камня, если его лизнуть. Или у стенок аквариума. Мята помогла.
После душа стало значительно лучше, пусть даже сама мысль о воде была менее чем привлекательной. Он провёл добрую пару часов в мокрой одежде и мокрых ботинках и начал бояться, что забудет, каково это — быть сухим. Не то чтобы они не старались сделать его пребывание в местной больнице удобным. Говорят, что врачи — худшие пациенты, и, несмотря на ужасающую мысль о соответствии стереотипам, Джон не видел смысла слишком стараться, чтобы не угодить в статистические нормы. Полчаса на кислороде и несколько уколов против инфекции — вот всё, чему он был готов подвергнуть себя. Шерлок не пытался спорить, тем более что Джон твёрдо стоял на своём, под личную ответственность отправившись на долгожданное свидание с зубной щёткой.
Его тело продолжало болеть. Нечто райское, с головы до ног покрывающее его обильной пеной, служило хорошим щитом от неприятных ощущений и приносило чувство комфорта. Джон вдохнул клубы пара, его носовые ходы расширились, и он высморкал в бумажный платок остатки тины и грязи. Он точно не являлся большим фанатом смерти от утопления. И, откровенно говоря, был не в восторге от лесных водоёмов. Но сейчас всё было кончено, и он стоял в их комнате с полотенцем, обёрнутым вокруг талии, для приличия набросив на плечи халат.
Шерлок сидел на кровати — такой же, каким Джон оставил его по возвращении, даже складки на одежде выглядели нетронутыми. Статуя, застывшая на хрустящем белом белье.
Закрыв за собой дверь, Джон натянуто улыбнулся. — Снова чувствую себя человеком, — объявил он со вздохом, шлёпая босыми ступнями по полу в другой конец комнаты, где его одежда была сложена аккуратной стопкой. Свежие брюки, трусы и футболка с округлым вырезом. Пощупав их (они оказались слишком влажными, чтобы переодеться), Джон повернулся взглянуть, не появились ли признаки жизни в единственном и неповторимом Шерлоке Холмсе.