Джон почувствовал, как в ответ на это движение он инстинктивно отклонился назад. — …Похоже — что?

— Встречаться с Шерлоком Холмсом.

— Это …почти то же самое, что с ним не встречаться, — признался Джон, хотя плохо это или нет, всё ещё являлось темой для его споров с самим собой. Ни один из них на самом деле не хотел, чтобы что-то изменилось. Им нравилась их совместная жизнь, и усложнение устоявшихся и по сути идеальных отношений казалось опасным. Они даже не пытались об этом поговорить. Шерлок, который был королём разговоров, включая мельчайшие подробности, когда это касалось проблем и жизни других людей, сразу же болезненно напрягался, если речь заходила о его собственных. Хорошо освоенная им область физического контакта очень помогала, пока они приспосабливались к новому уровню отношений, в которых эмоции играли не последнюю роль. Это было то, о чём Джон говорил себе самому, и что до настоящего момента воспринималось им в качестве оправдания и объяснения происходящего между ними. Медленно — это нормально. Медленно — это хорошо. У Шерлока были мозг шестидесятилетнего, зрелость восьмилетнего и физический опыт двенадцатилетнего человека. В среднем это давало замечательный возраст, но Джон так и не смог избавиться от чувства, что Шерлок скорее проведёт эксперимент по определению устойчивости презерватива к растягиванию или его способности к полёту, чем наденет его на член.

— То есть вы двое не…?

— А если бы это было так, ты что, на самом деле хотел бы об этом знать?

Слегка отодвинувшись, Лестрейд пожал плечами. — Ну, без подробных деталей, конечно. Знаешь, может быть какие-то впечатления. Только чтобы знать, что он действительно человек. Почему я ничего не читал об этом в твоём блоге?

— Потому что мой блог открыт для всех, и потому что это никого не касается. — Тем более что пресса снова создавала шумиху вокруг потенциальной драмы в зале суда, и через несколько недель в ней должны появиться детали разбирательства по делу Морана. Весь процесс тщательно скрывался от прессы, и поэтому было достаточно просто сохранить в тайне некоторые конкретные вещи. Джону нравилось думать, что в последнем они с Шерлоком были весьма неплохи. Их появление в газетах до сих пор вызывало широкий общественный резонанс, и поведение Сьюзен было верным тому доказательством.

— Ну давай же. — Грег поощрительно похлопал Джона по колену; по-видимому, содержание вечера претерпело резкие изменения от созерцания женщин до исповеди. — Расскажи мне, как это произошло. Кто кого спросил? Вы были пьяные?

Джон выдохнул через нос, не совсем уверенный, что сможет изложить длинную версию событий, и ещё больше сомневаясь, насколько понятной может получиться короткая. — Никто ничего не спрашивал. Он сказал, что любит меня, я был мудаком, а через неделю сказал ему, что тоже его люблю. Затем мы пообедали и пошли домой. Ну вот в общем-то и всё. — В двух словах — очень коротких и не совсем соразмерных произошедшему словах.

— И теперь вы встречаетесь?

— Более или менее. — Джон вновь погрузился в кресло, чувствуя себя удивительно комфортно, несмотря на откровенную тему их разговора. В мире было не так много людей, которые знали Шерлока и его самого достаточно хорошо, чтобы понять и принять это. Возможно, он только и ждал шанса поговорить об этом с кем-нибудь, кто не является Майкрофтом или черепом. И кроме того, череп в любом случае всегда был на стороне Шерлока. — Я имею в виду, что мы живём в одной квартире, поэтому, так или иначе, мы почти всё время вместе. Просто сейчас у меня появилось больше преимущества в наших спорах и меньше личного пространства, когда он решает, что мои колени — это отличная подушка. Но ты знаешь, у нас всё ещё разные спальни, я всё так же просыпаюсь от скрипки в два часа ночи, а в нашей кухонной технике по-прежнему время от времени появляются различные части тела.

Сдержанное выражение лица Лестрейда сменилось на ошеломлённое, а губы сложились в изумленное «о». — Раздельные спальни? Ты ведь шутишь, да? — Он засмеялся, качая головой. — Не хочу тебя расстраивать, Джон, но вы с Шерлоком не встречаетесь.

Джон открыл рот, чтобы начать возражать, но поднятая рука Лестрейда остановила его.

— Нет, нет, нет. Два человека, которые любят друг друга, живут вместе, препираются целый день и никогда не занимаются сексом? Джон, конечно, вы не встречаетесь, вы женаты.

— … О … — Джон посмотрел на дно своего почти пустого стакана, наблюдая, как пена и остатки уже непригодной для употребления жидкости перемешиваются между собой. — Да, вероятно, — согласился он.

— Я всегда знал, что это будешь ты, — пошутил Лестрейд, махнув слоняющейся без дела официантке, чтобы та принесла им ещё по бокалу. — Я хочу сказать, не то чтобы ты хотел этого. Но для него, я имею в виду. Ты или никто. Просто сделай мне одолжение, хорошо?

Джон кивнул, приготовившись выслушать продолжение речи обеспокоенного старшего брата, но теперь уже от лица инспектора уголовной полиции. Не важно, существовало ли между ними кровное родство, Лестрейд был тем, кто заботился о Шерлоке, когда ему это было нужнее всего. Друзья становились для Шерлока больше, чем просто семьёй. Джон полагал, что все они научились любить его так или иначе. На самом деле Шерлок умел произвести эффект: привлекательный, очень интересный мужчина, притягивающий и отталкивающий с одинаковой силой.

— Не говори ему то, о чём я сейчас скажу, — начал Лестрейд, и чтобы не повышать голос, наклонился к Джону почти вплотную, — но просто чтобы я мог увидеть, поможет ли это сделать его чуть более терпимым придурком, трахни его так, чтобы у него мозги из ушей полезли, хорошо? Считай, что мне это нужно.

Никогда в жизни Джон не краснел так сильно и долго.

Всю поездку в такси, он пытался стереть из памяти их разговор, яростно выскребая из него откровенную просьбу, которая в другом контексте была бы забавна и вполне допустима от друга. Это была просто одна из тех вещей, которые говорили парни, одна из тех фраз, которые постоянно ими произносились. Кто-то капризничает и всем недоволен, кто-то ведет себя как сучка — скажи им, чтобы они потрахались. Было несколько случаев, когда он и сам так шутил с Шерлоком, особенно, когда речь заходила об Ирен Адлер. «Ты же знаешь, что нравишься ей, да? Давай, действуй; это, вероятно, пойдёт тебе только на пользу». Но это выглядит совершенно иначе, когда в этой шутке ты сам становишься одной из сторон; как будто это было его работой — укрощать строптивого, хорошенько втрахивая его в спинку кровати.

Джон вынужден был снова притормозить и потереть лицо, пытаясь остудить горячий румянец мокрыми от пота ладонями. О боже, если бы только это было так же легко.

Наконец добравшись до дома, он тихо поднялся по лестнице, не особенно удивляясь звукам кипевшей на кухне работы; Шерлок склонился над кухонным столом, его защитные очки были подняты на лоб, и волосы торчали в разные стороны, будто спутанные побеги какого-то экзотического комнатного растения.

Джон облокотился на дверной косяк, совершенно уверенный в том, что, учитывая количество выпитого, тот был почти так же необходим ему для устойчивости, как и перила на лестнице. — Уже два дня, Шерлок, — отметил он, постукивая по запястью и указывая на невидимые часы, которые ни один из них не носил.

Шерлок что-то буркнул в ответ, не отрывая внимательный взгляд от стеклянной мензурки в своей руке.

— Мы говорили об этом. Твой эксперимент никуда не денется до утра.

— И убийца тоже всё ещё будет на свободе.

Джон вздохнул, потерев заднюю часть шеи. Он ненавидел эти споры и то, что, как ему казалось, они не имели решения. Шерлок был рабом своих привычек и вязнул в знакомой рутине независимо от количества его просьб. Правила, просьбы, посулы, мольбы — Джон мог только просить его всеми известными способами хоть немного подумать о собственном благополучии.

Но на тумбе около раковины стояла пустая тарелка, а в мусорной корзине сверху лежал контейнер с остатками еды на заказ. Джон незаметно улыбнулся себе по нос. Возможно, по одной привычке за один раз.