Таким образом, Джон принял решение. Джеймс Маккарти — изначально Джим Мориарти — опасен. Он представляет не меньшую угрозу, чем слизняки для сада, и Джон боялся, что жизнь рядом с ним никогда не будет спокойной и мирной. Больше прокисших мозгов, больше замаринованных мыслей. Он ненавидел этот азарт, эту нервную дрожь так же сильно, как любил прилив возбуждения. Шерлок знал о существовании брата, но, возможно, пришло время сказать ему, что тот жив. В конце концов, их окружали картины, среди которых проходило детство убийцы, они шли по следам сумасшедшего, окружённые звуками, запахами и видениями, послужившими фоном для его психического расстройства. Вполне достаточно, чтобы превратиться в ночной кошмар. Джон так долго думал о нём, как о злобной, преступной сущности! Тем не менее здесь у него были друзья, потайные места их встреч, семья… Джеймс Маккарти был человеком, и, подобно Шерлоку, где-то глубоко внутри у него, вероятно, даже имелось сердце.
Джон со всей силы пнул землю носком ботинка, пальцы ног вспыхнули болью, гнев разрастался, несмотря на все усилия его подавить. Мориарти и Шерлок не похожи! Симпатия к одному не должна и не будет влиять на отношение к другому. Мориарти был злом там, где Шерлока просто неправильно понимали. Они были двумя сторонами одного и того же гения, и весь спектр аутистичных проблем или длинный перечень физиологических состояний не являлись достаточным оправданием для циничного убийства и выбора преступного образа жизни. Но это почти случилось. Оправдывая чёрствость Шерлока или его бесчувственную, бесстрастную реакцию на определённые жизненные ситуации, он видел, как в диаграмме Венна Мориарти максимально близок к серой тени* между понятным и находящимся за пределами понимания. Человек, стоявший на одном уровне с Гитлером в ментальном списке злодеев Джона, не заслуживал такого количества мыслей, граничащих с беспокойством о двух взрослеющих мальчиках, их отце и чёртовых уединённых лесных массивах.
Возле дерева, на которое, как ему показалось, было очень удобно взбираться, Джон решил перестать думать об этом и продолжил свой путь.
Вместо этого он задался вопросом, почему Шерлок не рассказал ему о втором Мориарти. В какой-то момент Джон стал ответственным за проблемы — тем, кто наводил порядок в делах, чтобы Шерлоку не приходилось помнить о мелочах или волноваться о чём-то, пока он работал. Более романтичная часть его мозга хотела думать, что, возможно, Шерлок решил избавить его от тревог, поскольку не знал, в безопасности они или нет. Другая часть, которую переполняла жалость, выбрала версию, что Шерлок был слишком напуган, чтобы жить в мире, где Мориарти может быть жив, и удалил эту информацию, как любую другую, доставляющую беспокойство. По сути, в отсутствии возможности сказать что-то определённое, необходимость признаться в неведении, вероятно, была столь же важна, как и всё остальное. В мире Шерлока был Джим, и был Джеймс, и была только одна известная могила. Мир Джона был более информирован, но Джон не был уверен, у кого из них больше причин для страха. Вряд ли для Шерлока будет большим облегчением узнать всё то, что известно ему самому. Телефон с неотправленным сообщением тяжелым грузом оттягивал Джону карман.
Поднявшийся ветерок принёс с собой запахи лета. Ни выхлопных газов, ни смога — только лёгкая пыль, на вкус менее терпкая, чем отдающая металлом пыль их родного города, в которой всегда присутствовал отчётливый, немного затхлый привкус реки, застревающий в волосках над верхней губой. Впрочем, обонянию, привыкшему к запахам Темзы, это было даже приятно… Хорошо зная Шерлока, Джон понимал, что, как только дело будет раскрыто, они вернутся домой — первым же поездом, ни минуты не потратив на сборы. Джон любил Лондон, Лондон Шерлока, но не меньше скучал по возможности путешествовать. У них должны быть пикники и долгие прогулки; Шерлок на пледе, хорошее вино и сырная тарелка, немного фруктов, немного хлеба — только еда и безделье; никаких серьёзных разговоров, пока на грани дремоты они пересчитывают уток на пруду или наблюдают за облаками; классическая романтика и изолированность от мира, который всегда так много от них хотел.
Лестрейд прав: они были женаты. Между ними была любовь, но мало что могло назваться романтикой. Джон всегда считал, что хорош в этой области, но для Шерлока весёлая ночка часто включала в себя прививки от столбняка и судебные постановления. Родина их заклятого врага едва ли самое подходящее место для любовных фантазий, но ведь и электронная связь не лучший способ признаться в любви, как ярость и месть — не лучший повод для первого поцелуя. Ничто и никогда у них не происходило традиционным путём. Они поселились в одной квартире, почти не зная друг друга; они были связаны, как супруги, являясь просто друзьями с платоническими отношениями, и стали любовниками во всех смыслах, кроме основного, спустя долгое время после того, как установилась их пожизненная связь. Целоваться на кровати в гостинице, в нескольких километрах от места, где прах Джеймса Мориарти впитался в землю, было на самом деле вполне типично для них. Это, конечно, не совсем танцы на его могиле, но будь у Джона такая возможность, он не моргнув глазом побултыхался бы с голым Шерлоком в тине Боскомского омута.
Это самые простые вещи в жизни, на самом деле.
Если бы любить Шерлока было так просто.
Джон оставил все эти мысли ветру, решив, что вернётся к ним позже, и, по мере приближения соломенных крыш городка, позволил им дрейфовать позади себя.
В действительности оставалось только одно. На фоне этого груза всё выглядело незначительным и мгновенно улетучивалось из памяти. Билли была в списке вещей, которые продолжали его раздражать, но так далеко внизу, что казалось мелким думать об этом. Джону хотелось узнать о времени, когда Шерлок был Сигерсоном, о том, что на протяжении ряда лет оставалось недосказанным в их разговорах, и к чему наверняка был причастен Чёрч. Но и это лишь мелкие детали в общей картине. Все основные проблемы Джона можно легко разделить на две группы: то, за что стоило умереть, и то, что грозило им смертью. Всё, что не попадало ни в одну из этих групп, значения не имело. И Джон не совсем понимал, какое место во всём этом занимает его профессия.
Он был доктором. Он усердно изучал медицину, применяя знания на войне, зачастую в ущерб себе, и вернулся домой, чтобы снова заняться ею. Это не было отступлением от военной карьеры, закончившейся для него травмой, — это была карьера, которую он хотел изначально. Тяжёлая работа и непростой путь, который пришлось пройти от лечения насморков в маленьком кабинете до работы в настоящей больнице, где в его руках находились человеческие жизни. Джону потребовались годы, посвящённые глубокому изучению выбранной им профессии, пока он не стал тем, с кем начали консультироваться другие. В итоге он оказался там, где действительно хотел оказаться, и это стало одной из причин, по которой он решил — тогда ещё с Мэри, — что пришло время остепениться. Он мог состариться, оставаясь врачом и обеспечивая их обоих, чтобы Шерлок бросил Скотланд-Ярд, имея возможность бездельничать дома и быть счастливым в своём бестактном занудстве, или заняться хобби, которое, вероятно, удивило бы их обоих.
С Шерлоком всегда было так: приходилось выбирать между ним и вещами, которые Джон любил, или которыми дорожил. И Джон выбирал Шерлока, и ни разу не пожалел об этом. Но предлагать Шерлоку выбор между работой и Джоном — нет, такого никогда не случится. Джон уважал сокровенную связь между человеком и его гением, хотя факт оставался фактом — это всегда была жертва, принесённая Джоном. Джон ненавидел риск, которому подвергал себя Шерлок, настолько же сильно, насколько завидовал ему в этом, а Шерлок бесился, что больница отнимает у Джона время, отвлекая от его собственных интересов. Не существовало золотой середины. Либо Джон увольняется, чтобы сделать Шерлока счастливым, либо Шерлок уходит из Ярда, чтобы сделать счастливым Джона. И чем дольше он думал об этом, тем меньше это походило на решение, принятое в одиночку. Джон знал, на чьей стороне находится, знал, чего хочет и чего опасается. Отношения предполагают взаимные компромиссы и, возможно, настало время Шерлоку это понять. Вероятно, это будет первое большое решение, которое они примут как пара, тем более с Мориарти, ожидающим на церковной скамье**.