— Он невиновен, — сказал Шерлок, возвращаясь назад и перепрыгивая через особенно широкий участок грязи, попавшийся ему на пути. — Вот здесь отчётливо видно, что он уходит и возвращается только раз, и смазанный след рядом с местом, где было найдено тело, сделан его коленями, когда он упал на них рядом с убитым.

— Гениально! — воскликнула Билли.

Несмотря на то, что на камере видны лишь руки констебля, тот всё равно умудрился выглядеть раздражённым: — Оттуда в этом направлении ведут лишь его следы, и по ним можно судить, что лицом именно в эту сторону стоял Чарльз Маккарти, когда на него напали.

Шерлок замолчал лишь на мгновение, наклонившись, чтобы лучше рассмотреть большой отпечаток в грязи рядом со смазанным следом коленей Маккарти — то место, где лежало тело. Его лицо выражало тревогу, глаза всё больше сужались, в то время как сам он анализировал, переосмысливал, отвергал какие-то идеи и начинал всё сначала. Крепко сжав губы, он отступил, чтобы увидеть картину полностью — движение, на котором Билли не сосредоточила своего внимания. Вместо этого она направила камеру на самого Шерлока, не пропуская ни единого проблеска мысли на его бледном лице.

Он направился к деревьям, ныряя под кроны и уклоняясь от веток — импровизированный танец на грязной, мокрой земле, неловкий и грациозный одновременно. Он задавал такие вопросы, как «Пейшенс стояла здесь?» или «Чьи это следы?», ответы на которые были практически очевидны. Большинство из них значилось в полицейском отчёте. Шерлок находился в своей стихии, в самом её эпицентре, отрабатывая все версии, даже самые незначительные, отбрасывая ненужное и отсеивая полезное от не имеющего значения.

— Он всегда такой? — шёпотом поинтересовался констебль у Билли.

— Можно сказать, что да. — В её тоне не было даже намека на осуждение. — Ну разве он не потрясающий?

Положив планшет на согнутые колени, Джон откинулся на спинку кровати; он запрокинул голову, сглатывая и чувствуя, как пересохло во рту, и позволил видео продолжаться, но без особого интереса к остальной части расследования.

Фантастический. Блестящий. Потрясающий. В первые месяцы их знакомства Джон не мог удержать в себе то, каким удивительными считал дедуктивные способности этого человека. Он отчетливо помнил тишину, воцарившуюся в салоне такси, — настолько Шерлока ошеломили его комплименты; помнил, как тот приходил в замешательство в течение всего вечера, когда они продолжались; как краснел и смущался в своей сдержанной молчаливой манере. Джон был единственным, кто превозносил Шерлока; благодарность Лестрейда проявлялась только в его вере в него, в действительности же инспектор открыто критиковал Шерлока за то, кем он не был, несмотря на то, каким потрясающим он был во многом другом. Джон задался вопросом, когда он сам стал относиться к Шерлоку так же…

Генри Найта он помнил лучше, чем любого другого клиента, — поведение Шерлока по отношению к нему было совершенно непрофессиональным и откровенно грубым. В то время как Шерлок рассматривал утро Генри во всех подробностях — от пятен и до салфеток, — Джон закатывал глаза со скучающим видом, уже не впечатлённый тем, что казалось таким впечатляющим год назад, и ожидая чего-то исключительного от человека, который всю жизнь просто делал свою работу, не претендуя на что-то большее. Это было до того, как он его потерял, в те сумеречные часы между желанием, чтобы Шерлок был немного проще и обыкновеннее, и желанием, чтобы он просто был. Почему-то Джон так и не вернул привычку говорить ему, что он потрясающий. Как и Лестрейд, теперь он показывал свою признательность, просто веря в него. Но это было совсем не одно и то же. Если реакция Шерлока на слова Билли хоть что-то да значила, то он слегка изголодался по одобрению. Его работа изменилась. Всё, кроме работы, было таким же, как раньше, или, по крайней мере, каким он хотел. Его репутация консультирующего детектива находилась в стадии становления, и все нормы и правила создавались и изменялись по мере необходимости. Шерлок был интересной личностью в условиях перемен, и такие мелочи, как слова, являлись доказательством, что он покорил свою аудиторию — необходимый компонент для гения, защищающий его от всего того, что он не в состоянии изменить. Он мог обойтись без этого, он был очень сильным человеком, построившим для защиты очень высокие и крепкие стены, но если всё, что ему требовалось, чтобы чувствовать себя счастливым и знать, что его оценили, это несколько одобрительных слов, Джон не видел причины, почему бы ему не повторять каждое такое слово дважды.

И не вина Билли, что она всё ещё находилась в начальной стадии изумления и восхищения Шерлоком — это была вина и беда Джона, что он стал почти безучастным к таким невероятным вещам.

Шерлок знал, что гениален. Шерлок знал, что Джон считал его фантастическим, блестящим и удивительным. Но Джон никогда не уклонялся от того, чтобы сделать женщине комплимент: сказать, что она замечательно выглядит, проведя часы перед зеркалом и просто пытаясь произвести на него впечатление, или первым делом сказать ей об этом утром, когда её тушь растеклась под глазами чёрными пятнами. Не важно, сколько раз Шерлок разбирал человека на части, или раскрывал дело почти на пустом месте, или оказывался в тупике, вынужденный отступить, Джон хотел оставаться тем единственным, кто заверит его, что он удивительный и потрясающий.

Джон глубоко вздохнул, прежде чем осознать, что в комнате слишком тихо. Видео остановилось, но в большей степени это было связано с тем, что Шерлок перестал расхаживать по комнате и стоял теперь в изножье кровати, озадаченно глядя на Джона. И неизвестно, как долго это продолжалось.

— Второе дело, — сказал он, сцепив за спиной руки. — Это мы?

Джон почувствовал, как его волосы встают дыбом при этом вопросе, и, скрестив ноги, сел на кровати. — Эээ…. нет. Нет, это настоящее дело, — признался он.

— Оу, — Шерлок выглядел разочарованным, хотя, возможно, главная проблема заключалась в том, что он ошибался. — Ты думал обо мне.

— Да.

— И это не связано с делом.

— Нет.

— И?

Джон облизнул губы, а потом провел языком по зубам. — И я подумал, какой я счастливчик. Мозг, красота и тело слегка отощавшей греческой статуи.

Усмешка Шерлока больше напоминала фырканье, и его щеки предсказуемо порозовели. — Сегодня что-то произошло с тобой. Не то чтобы я возражал. Это отвлекает, но это… хорошо.

— Отвлекает? — Джон не смог удержать ухмылку. — Всё ещё думаешь о том, что случилось чуть раньше?

Детектив небрежно пожал плечами, медленно пройдя вдоль кровати и прислонившись к стене. Он возвышался над Джоном, опустив руки и глядя на него сверху вниз. — Я не озабочен этим, но всё это достаточно странно. Анонимная наводка, секретное дело, и ты внезапно привносишь физический компонент в наши с тобой отношения спустя несколько минут после приезда сюда. На самом деле это был бы довольно умный приём: создать основу дела, апеллируя к моему интересу к расследованиям. И это демонстрирует некоторое внимание к нашим предыдущим дискуссиям на эту тему, перемещая нас в место, где привычный образ жизни не так уж и важен.

— Мы не дело, Шерлок, мы пара.

— В принципе, это одно и то же. — Он ответил улыбкой на короткий смешок Джона, разглядывая непонятное пятнышко на постели. — Кажется, я не сказал это тогда, но я действительно наслаждался этим. Поцелуи были не такими, как раньше, и это было… хорошо. Особенно мне понравилось совокупляться с твоими бёдрами. Ты уже доказал, что твой уровень значительно выше мастурбации, и поскольку ты, скорее всего, озабочен вопросом, чего хочу я, думаю, мне следует сообщить тебе свой основанный на полученной информации ответ, что я хочу больше всего такого, когда это будет удобно.

Джон пытался не дать крови хлынуть ему прямо в лицо, но альтернативный пункт назначения был бы столь же неловким. Он откашлялся, стараясь ладонью скрыть румянец, разлившийся вдоль задней части его открытой шеи. — Эээ… да. Да. Я…эээ… хорошо. Отлично. Мы сделаем это. Спасибо тебе… что… ты сказал это мне… — Он снова откашлялся. Ему не нужно было смотреть на Шерлока, чтобы узнать, какое в этот момент у него лицо.