На мне: джемпер из новой коллекции Burberry – 980 000 ер., платок Furla – 86 000 ер., винтажные серьги с аквамарином (скорее всего бразильского производства) – 44 000 ер.».

– Это год назад, после теракта в универе, – пояснила Лиза.

– И кто она? Юморист с седьмого канала? Адвокат дьявола?

– Нет, дизайнер интерьеров, причем отличный… Не в этом дело. Понимаешь, в целом она очень даже неплохая тетка – волонтерит в приютах, сортирует мусор – и свой, и соседский. Каждый месяц перечисляет взносы на защиту океанов. Очень вежливая всегда и приятная. Но вот не знай ты всего этого – что бы о ней подумал?

– «Ну и тварь, ничего себе».

– Вот именно, – Лиза под шумок утащила его стакан и выплеснула остатки в раковину, – а она просто сглупила. Привыкла расписывать свои луки под каждым постом и даже не догадывается, какое впечатление производит этот ее «джемпер из новой коллекции» сразу под сочувственными вздохами.

– Вывод тот же: все твои друзья до противного положительные персонажи. Даже те, что недалекие.

– Нет. Вывод в том, что зла вокруг гораздо меньше, чем тебе кажется. Чаще всего это просто человеческая глупость.

«Как у Игоря», – могла бы добавить она, но явно сдержалась.

Шестаков ткнулся в ее плечо горячим лбом:

– А виски у меня сейчас кто забрал: зло или глупость?

– Судьба, – серьезно ответила Лиза. – И звезды так сошлись, что хватит на сегодня пить, сколько можно. Пойдем лучше в душ.

Он пообещал себе больше не включать голову до самого утра и послушно побрел вслед за женой.

Игорь не ожидал, что взрывать шубохранилище, да еще и в одиночестве, будет настолько… нет, не утомительно, нет, не страшно, нет, не удивительно, но да, настолько вольготно.

Не сидел над ним Вадим со сметами, не бегали вокруг стажеры с вопросами, не пугали звонкие уведомления от пожертвований. Были только негустой лес, прохладная земля с высокой, приятно пахнущей травой и большое здание вдали, судьба которого зависела от одного Игоря. И никаких онлайн-голосований: «взрывать/не взрывать». Никаких улыбок на камеру и плоских шуток, потому что «народ это любит».

Королев устроился под дубом с отличным видом на хранилище и достал из мешка грибные пельмени. От Мальты. Отношения с девушками у Игоря всегда были напряженные, но он оценил жест боевой подруги. Мальта догнала его на выходе из города и всунула саморазогревающийся обед. Сказала: не бойся, не взорвется. И добавила заговорщически: вегетарианское. Не солгала.

На ствол соседнего дерева взбежала белка. Застыла, как будто заметив взгляд. Повернула мордочку. Игорю показалась, что белка смотрит прямо на него, доброжелательно, болея за его предприятие. Игорь ей кивнул. Беличий хвост тут же скрылся в листве.

Игорю всегда нравились животные. Он считал, что животным недостает интеллекта на многоходовку: они не могут ластиться-ластиться, а потом раз – и сожрать. В теории, конечно, могут, но не так быстро, как люди. В животных ты всегда мельком заметишь эту перемену – вспышку, возмущение, переход из одного состояния в другое – лицо или морду они держать не умеют. Но от мяса Игорь отказался не только поэтому.

Игорь отказался от мяса, когда увидел обглоданную трехцветную кошку, которую хотел приютить и которую мама столкнула с порога. Игорь узнал ее, потому что заранее обвязал ее шею зеленой лентой одноклассницы.

Сейчас ему почему-то вспомнилась эта кошка, а вместе с ней и события беспокойного отрочества. В тот год за одну весну в городе четырежды сменилась власть. Игорь не понимал, откуда вылезли все эти внезапные громкие люди, но Вадим объяснил, что дело в ресурсах – в споре, что первично, какая материя обслуживает жизнь. «Тобой управляет тот, кто долбит самую богатую землю и держит самый крупный завод», – говорил Вадим, не забывая ссылаться на братьев Карла и Маркса.

Игорь в двенадцать лет так и не разобрался, кто из них младше и в чьи тапки стоит переобуться. Вадим рассказывал о производстве, особенно о смыслопроизводстве, на которое хотел положить всего себя. А Игорю было приятно его слушать, удобно ему верить. А кошку Вадим все-таки помог похоронить, хотя и бурчал, что это лишние сантименты.

Игорь проглотил последний пельмень, и мысли его повернули в сторону Мальты. Мальта в целом неплохая, вот только про личное пространство слышала где-то из десятых уст. Норовила подойти к Игорю поближе, а Игорь как мог вежливо поддерживал разговор на расстоянии:

– Мальта?

– Да?

– Стой на месте.

– Игорь, пожалуйста!

– Пожалуйста, не прикасайся.

– Если тебе удобнее одному.

– Удобнее.

– Но ты свалишься!

Мальта не позволяла себе разгуливать по штабу в платьях и макияже, совсем по-женски, но ее женскую заботу не мог скрыть даже камуфляжный костюм последней модели.

– Знаешь, как называют помощь, о которой не просили? – спрашивал Игорь и сам же отвечал. – Вредительство, Мальта.

Вадим посмеивался и хотел провести с Игорем таинственную разъяснительную беседу, что у них с Мальтой да как, но занялся собой и забыл. Мальта часто некстати болталась рядом и отвлекала Игоря, но именно она помогла ему незаметно уйти. Игорь рассудил, что у нее был личный интерес.

Мальта не одобряла заигрывания Вадима с правящей партией «Три Сибиряка», ворчала, что главный непростительно быстро сблизился с Т1, уверяла, что там все странней и запутанней, и непонятно, кто кого доит. Но она не чувствовала в себе достаточно уверенности, чтобы спорить. Поэтому действовала из-за спины.

Осознав просто-таки монументальную решимость Игоря ехать в Москву, она помогла ему сказаться больным и создать весьма убедительную голограмму – в соплях и под одеялом. Деньги на нее они взяли из общего банка пожертвований на САП, которую отдельные лица упорно продолжали звать СПА. Одна из ошибок юности Вадима.

На поездку Королев особо не потратился: спасли попутки и внешность подростка. Тучному водителю фуры он отдал второй саморазогревающийся обед, макароны с сыром. Макароны Игорь не любил, а вот горячие пельмени с грибами – это да. Подкрепившись, он вытер сметану с губ рукавом объемной военной куртки – он был не то чтобы атлетически сложен, но для веса носил вещи не по размеру.

Действовать предстояло четко и быстро: Мальта долго не выдержит, голограмма тоже, и то, что на него пока не кричат через приемник-браслет – натирает запястье, кстати, знатно, – все это ничего не значит.

Местность он изучил при переходе границы в Екатеринбурге. К документам не придрались – Игорь Шестаков. Звучит неподозрительно, а то, что он на кого-то там похож, работнице службы контроля было неинтересно. Он и на ее мужа похож, что изменил и бросил с ребенком, так что «п-п…шол!» из метрополии в свою грязную Москву.

Вопреки всем ожиданиям, воздух в Подмосковье оказался чист и приятен. Игорь слышал, что прежнего президента Москвы – тот был тертый Калач – в этих местах звали не иначе, как «господин». Ногинский округ, в котором Игорь скрывался, расцвел еще в его правление и дальше не загибался. Или не разгибался, как шутил Вадим.

Мальта шутила, что Антонов при Калаче точно не загибался, а вот сейчас, наоборот, вынужден мириться со стесненными обстоятельствами. Игорь, в свою очередь, считал, что Мальта ошибалась. Она не разбиралась в политике, потому что девчонка. Потому что Антонов продолжал шиковать. В этом Игорь убедился, разглядывая поместье в портативный бинокль.

Преданность стилю барокко выдавала годы возвышения Антонова: конец девяностых или начало нулевых. Шубохранилище было построено гораздо позже и напоминало арт-объект: трехэтажное здание с высокими потолками и огромными разноцветными окнами. Игорь не понял, при чем тут окна. По идее, внутри должен быть огромный холодильник и какие-нибудь мешки для хранения – но тут Игорь не мог поручиться. Шубу он никогда не носил.

Хотят окна – будут окна.

Королев прежде не взрывал шубохранилище – он и не слышал о таких строениях, – поэтому на секунду замешкался. Задумался, может, даже заранее пожалел. Но вокруг не было никого, кто мог бы запретить, поэтому Игорь выпрямился, погладил холодную бомбу в кармане и ступил на охраняемую территорию. Шагнул навстречу делу, которое изменит его жизнь.