– Мам, с тобой все в порядке? – окликнула ее Гала. – Ты как будто сейчас отключилась.

– Что? Прости, милая, я… – она замялась на секунду, – я просто что-то замечталась. Подумала, что тебе бы очень пошли серьги с сапфирами. Или брошь. Боже, я так люблю сапфиры! Твой отец, когда ты родилась, подарил мне кольцо из белого золота, такое изящное, с цветочком посередине, и в его центре был как раз маленький сапфир, а я, представляешь…

– Да-да, а ты его потеряла на следующий день. Я помню эту историю.

– Было так жалко.

– Брось, это всего лишь камень, кому вообще нужны эти украшения?

– Гхм, – закашлял отец, – прости, а что тебе подарил этот твой… как его зовут, все время забываю… Макс?..

– Марк.

– О да, точно, как я это упустил? Марк, конечно, Марк. И что же он тебе подарил, этот Марк?

– Пока ничего, мы с ним сегодня не виделись.

– Как же так – и это после полутора лет отношений? – испуганно спросила мать. – Ведь уже вечер.

Официант наконец принес кофе и подарил Гале короткую паузу, чтобы перевести дыхание.

– Ну… – Гала сделала глоток кофе. – Что вы ко мне пристали, а? Да, он мог бы позвонить, но нет, не позвонил, и мне совершенно на это наплевать. То, что мы вместе спим, еще ни к чему его не обязывает…

– Очень мило, – вставил отец.

– И меня это тоже НИ К ЧЕМУ НЕ ОБЯЗЫВАЕТ, ПАПА, – закончила Гала, повысив голос, но потом взяла себя в руки. – Знаешь, время вообще не имеет значения. Как говорил Мераб Мамардашвили, которого так любит Марк.

– Что, прости? Какой Мамардашвили? И что это значит – время не имеет значения? – удивился отец. – Что это у вас ничего не имеет значения? Как все просто: это не имеет значения, то не имеет значения. Может, и мы с мамой тоже для тебя не имеем значения, да и вообще весь мир, а?

– Так, мне кажется, я сейчас попрошу счет, – Гала не успела договорить, как услышала, что в сумочке вибрирует телефон. Звонил Марк. – О, а вот и он. Звонит, хотя это вообще-то было совсем необязательно, – она улыбнулась торжествующей улыбкой. – Привет, Марк! И как там твои дела?

– Срочный вопрос: ты сможешь встретиться со мной через полтора часа в Переделкине?

– Что, прости? – Гала переложила телефон в другую руку и села вполоборота к столу.

– Я говорю, ты встретишься, черт возьми, со мной через полтора часа в Переделкине или как?

– Но, послушай, я сейчас сижу в «Пушкине»…

– Да какая мне разница, где ты сидишь.

– …и я в вечернем шелковом платье, в туфлях…

– А чего ты так вырядилась-то, а? Ты же не носишь платья.

– Ну, у меня есть для этого повод, – сказала Гала.

– Короче, приезжай в Переделкино через полтора часа, буду ждать на станции. Сразу говорю, что ты меня можешь не узнать – я сам к тебе подойду.

– Надеюсь, это просто шутка.

– Да какая, блядь, шутка, я бомбу сделал, Гала, а ты там кофий свой гоняешь! – Марк закричал в трубку, а потом, уже спокойнее, добавил: – Да, и возьми мне что-нибудь поесть, а еще ключи от своей дачи. Я пока там поживу.

– На нашей даче?.. Бомбу?.. – Она проговорила это одними губами, без звука. – Так-так, ладно, ладно, я что-нибудь сейчас соображу, я приеду, ага. – Она машинально допила кофе и проверила сумочку. – Все, давай, пока, я сейчас выезжаю.

Когда она положила трубку и посмотрела на родителей, которые от удивления буквально застыли и только хлопали глазами, стало ясно, что без объяснений ее никуда не пустят, даже если придется связать ее по рукам и ногам и намертво прикрутить к стулу. Выдохнув и покачав головой, она сказала:

– Ну что, что вы на меня так смотрите? Да, Марк – человек сложный, но этим он мне и нравится. У него просто какой-то временный кризис, помутнение рассудка, в его возрасте такое бывает. Надо ему привезти таблетки – я, дура, почему-то, когда уходила, положила к себе в сумку, а он там страдает без них, бедный. Понимаете?

– Прости, а что ты там шептала про дачу? – робко спросила мама и положила ладонь на плечо отца.

– А, это ерунда, – Гала поднялась и подошла к родителям, чтобы поцеловать их на прощание, – он просто поживет там у нас какое-то время. Ну, я наберу вам еще сегодня! И спасибо за праздник – все было замечательно. – Когда она это говорила, то уже была в дверях ресторана и не видела, как отец буквально раздавил в руках воздушное пирожное с заварным кремом, испачкав скатерть.

Сбегая по лестнице, точно Золушка, она снова проклинала туфли. А пока ехала на такси до дома и вечерняя Москва пролетала мимо, светясь голографическими вывесками, Гала все думала о Марке. Вернее, она думала, как ее угораздило попасть в такую историю: влюбиться в немолодого взбалмошного мужика, от которого одни проблемы.

Недавно в какой-то передаче она слышала, что люди обычно влюбляются в тех, кто похож хоть чуть-чуть на их любимых персонажей из детства. Если это действительно так, то даже страшно представить, что же такое она смотрела лет в пять и как это допустили ее родители. «И все же теперь глупо отпираться, что он мне нравится немного больше, чем положено, чем хотела бы я, – думала Гала, поднимаясь в лифте на свой этаж, разыскивая в квартире ключи от дачи, накладывая котлеты в стеклянный контейнер. – Определенно, надо с ним заканчивать: его того и гляди поймают и сошлют на Сахалин, в эту международную сточную канаву для преступников, на ничейную землю, а меня будет мучить совесть, что я не поехала за ним, как декабристка. А какая я, блин, декабристка?! Мне вообще всегда нравилась Ольга из «Циников» Мариенгофа с ее вишней в шоколаде, ради которой стоило бы еще пожить…» С таким мыслями она закончила сборы и вернулась на улицу. Погода испортилась. Заморосил мелкий дождь, ветер дул по-осеннему.

На платформе «Переделкино» Гала оказалась ровно через полтора часа после звонка Марка: уже совсем стемнело, и зажглись высокие голубые фонари.

«Сколько бы времени ни прошло, а железнодорожные станции всегда будут железнодорожными станциями, – пронеслось у нее в голове. – Переполненные урны, запах курева, кто-то сонный на лавке и тоска, тоска». Рукам становилось холодно, она чувствовала, что заболевает, Ей было катастрофически неловко в своей нынешней одежде – теплых ботинках, пуховике и атласном платье, которое она не успела переодеть. Достаточно глупая ситуация.

– Гала, привет, – она услышала знакомый голос за спиной и обернулась.

– Марк…

– Подожди, подожди, сперва возьми подарок.

– О, Марк… Ты все-так вспомнил?

– О чем?

– Ну как – что сегодня мой день рождения.

– Нет, конечно, я же все забываю, ты что, – он рассмеялся и похлопал ее по плечу. – Я сейчас даже не назову точной даты Французской революции, хотя такое значимое событие для всего мира, а тут просто день рождения… Был бы хотя бы юбилей, – он снова нервно хохотнул. – Впрочем, видишь, судьба тебя любит: про день рождения не знал, а подарок приготовил.

– Не могу сказать, что мне повезло с тобой, Марк.

– Повезло, повезло, такой ценный подарок, как я сейчас, тебе вряд ли кто-то делал.

Он достал из кармана газетный сверток. Тут же зашелестела бумага. Пахло от нее не очень, как будто селедкой. Под светом желтых фонарей на ладони Марка Гала увидела кулон странной формы. Тонкую серебристую палочку венчала своеобразная шляпка, сквозь которую была продета блестящая цепочка.

– Вот, это тебе.

– Должна признать, сегодняшний день не устает меня удивлять. Это что, кулон?

– Ага. Нравится? Но самое главное, что он – магический, не побоюсь этого слова. Кулон будет всегда тебя оберегать. Так что даже если вдруг взорвется бомба, тебе ничего не будет грозить, поверь мне.

Марку, видимо, так понравилось собственное красноречие, что он нервно хихикнул. Сегодня с ним явно что-то было не так.

– Марк, ты совсем спятил? Ну какой кулон защитит меня от бомбы? Тебе сенильная жидкость в мозг ударила?

– Да перестань ты смеяться надо мной! Пока работал над бомбой, я много о чем успел подумать: знаешь, как Болконский, когда раненным лежал под небом Аустерлица. Меня, к счастью, не ранили, но я на грани того, чтобы поверить в Бога и прочее волшебство.