Сторожевой модуль в двери писком предупредил их о новом посетителе. По команде Лоргара дверь с шипением раскрылась, явив Эреба в черной рясе капеллана. Увидев, как выглядит примарх, Несущий Слово застыл у порога; на его обветренном лице отразилось нечто среднее между ужасом и печалью.

— Входи, я желаю говорить с тобой, — позвал воина Лоргар. Затем он вернулся к теме: — Кор Фаэрон, ты помнишь войну, которую мы назвали Последней? История показала, насколько тщеславны мы были.

— Я все помню, — пробормотал Хранитель Веры.

Стоя под навесом на палубе, Кор Фаэрон оценивающе посматривал то на толпу, собравшуюся в тени передвижного храма, то на Лоргара за кафедрой. Очередное племя Отвергнутых, зачарованное речами аколита, взирало на него снизу вверх, вслушиваясь в написанную им самим проповедь.

Восемью днями ранее, передавая ученику титул Носителя Слова, пастырь исходил из настоятельной необходимости, близкой к отчаянию. Теперь же, вспоминая тот момент, жрец видел в случившемся волю Сил, вдохновивших его на такое решение. Оно принесло немало выгод, самая очевидная из которых заключалась в том, что люди повиновались Лоргару с гораздо большей охотой, чем Кору Фаэрону. Еще ни одна живая душа не осталась глухой к словам аколита и безразличной к его истовости и вере. И, хотя караван избегал лишних встреч с посторонними, в конгрегацию понемногу вливались люди, услышавшие выступления Лоргара.

Жрец оглядел лагерь. Его паства выросла вдвое с тех пор, как он нашел мальчика: новых прихожан было уже намного больше, чем сбежавших и убитых солдат. Номады присоединялись к пастве со своими фургонами и шатрами, семьями и животными, поэтому управление караваном заметно усложнилось. Впрочем, поскольку все они формально были новообращенными, Кор Фаэрон свалил проблемы с их питанием, размещением и прочими вопросами на Аксату. Капитан счел такую ответственность милостью, хотя жрецу просто требовалось больше свободного времени.

Используя это время, он обдумывал, разрабатывал и воплощал в жизнь свои планы, не заботясь больше о проповедях и духовном здравии прихожан. Лоргар отлично подходил на роль избавителя, был несравненным номинальным вождем. Он, подобно Аксате, видел награду в самом труде. Аколит очень редко выглядел счастливее, чем в те часы, когда стоял перед благосклонной аудиторией, внимающей его вдохновляющим речам, — сильнее его радовали, пожалуй, только разговоры наедине с Кором Фаэроном. Как правило, они обсуждали переведенные Лоргаром отрывки сведений из книг, которые пастырь наконец разрешил ему прочесть.

Одна такая беседа была назначена на эту явь-главную, и аколит спешно произнес последние молитвы, торопясь на встречу с учителем. Уже не господином, но эта маленькая перемена в их отношениях почти не ослабила влияния Кора Фаэрона. Кроме того, Лоргар проповедовал идеи пастыря намного лучше его самого. Он изрекал с кафедры пламенные тирады, но также проявлял сочувствие и участие к простым людям, в отличие от жреца, безразличного к трудностям и мелким невзгодам прихожан.

Вдвоем они спустились в покои Кора Фаэрона. Несмотря на новое положение и обязанности, Лоргар по-прежнему жил вместе с рабами, но большую часть времени проводил в каюте-библиотеке.

Сразу же шагнув к полкам, аколит вытащил и показал наставнику одну из книг.

— Думаю, я целиком перевел ее, — увлеченно заявил парень. Взглянув на том, пастырь увидел знакомые плавные строчки и диковинные иллюстрации. Лоргар продолжал быстро говорить: — Других таких в библиотеке нет. Перепробовал все языки и диалекты — даже близко не то. Пришлось расшифровывать с чистого листа. Похоже, как бы странно это ни прозвучало, ее написали не люди.

— «Не люди»? — нахмурился Кор Фаэрон.

— Изображения, отсылки, все реалии, представленные в тексте… совершенно нечеловеческие. — Пыл аколита угас, он криво улыбнулся. — Вообще мне кажется, что это или сборник стихов, или пособие по кулинарному мастерству.

— Пособие по?..

— Да, вот так, — пожал плечами Лоргар. — Возможно, я ошибся: текст не слишком вразумительный. Надо еще поработать над переводом, но эта книга вряд ли прольет новый свет на Истину.

Аколит сел на койку, и пол скрипнул — отрок продолжал невиданно быстро расти и теперь возвышался даже над Аксатой. Проявляя колоссальный аппетит, он насыщал громадное тело едой, тогда как знания из книг и уроков пастыря питали его не менее внушительный интеллект.

Отрок вздохнул.

— Ты чем-то обеспокоен? — вроде бы небрежно спросил Кор Фаэрон, хотя ему меньше всего хотелось, чтобы Лоргар озаботился каким-нибудь делом. Ученик имел обыкновение искать ответы на вопросы, которых другие люди даже не задавали, и всякий раз, когда он так томился, у наставника прибавлялось работы.

— Я не уверен, что нужно Силам, — откровенно сказал послушник. Опершись локтями на колени, он сложил вместе огромные ладони. — Даже обдумав почти каждую фразу из книг в этой библиотеке, я не приблизился к пониманию Истины. Да, я Несу Слово, как делал ты, и у нас все больше новообращенных, но невозможно, чтобы Силы требовали от нас только этого.

Кор Фаэрон промолчал, сознавая, что сейчас не время высказывать предположения. По хорошо знакомому выражению лица Лоргара пастырь догадался, что тот размышляет и ход его мыслей нельзя прерывать.

— Думаю, я… мы что-то упускаем. То, что нам нужно, кроется не в книгах. Возможно, среди светил.

— Ты познал искусство наблюдений неба, назубок знаешь каждую главу «Книги писаний неземных».

— Да, еженощно мы чертим схемы созвездий, ищем знамения от Сил. Но что они говорят?

— Ничего, — признал Кор Фаэрон. — Их взор обращен не к нам. Силы — бессмертные создания, но они не тратят время на недостойных. Преступления Завета, сгубившего истинную веру, отвратили божеств от Колхиды.

— И как же мы вновь разожжем пламя веры, мой учитель?

— Тяжким… — Пастырь осекся, заметив рассеянный отсутствующий взгляд аколита. Казалось, он смотрит куда-то сквозь стену. — Ты меня слушаешь?

Лоргар отозвался не сразу, и Кор Фаэрон подавил желание повысить голос, криком вывести парня из прострации. Тот сидел абсолютно неподвижно, лишь губы слегка шевелились.

— Что ты шепчешь? Громче!

— Внемли, отец… — Пастырь скривился от такого обращения. Лоргар часто опускался до подобной фамильярности, когда забывался. — Внемли музыке.

Кор Фаэрон прислушался, но не уловил никакой мелодии, только привычные шумы корабля-часовни: велась подготовка к переходу, который продлится до начала дремочи. Прекрасно зная, что Лоргар обладает уникальным слухом — то же самое относилось к остальным его чувствам и многому другому, — жрец открыл окно. Нет, струны не дрожат, флейты не поют.

— Ничего не слышу, парень, — отрезал он, но тут же понял, что аколит по-прежнему глядит в никуда, как под гипнозом. Сознание Лоргара покинуло каюту.

Вдруг аколит издал хриплый вопль и откинулся на спину. Деревянная рама треснула под его весом, парень рухнул на пол вместе с обломками койки. Зрачки Лоргара расширились от шока, он сдавил виски ладонями и взревел; в тесной каюте рык получился оглушительно громким. Ошеломленный пастырь повалился на палубу, зажимая уши, — от мощного звукового удара у него закружилась голова.

Приоткрыв глаза, в которых плясали какие-то пятна, Кор Фаэрон увидел, что его подопечный с безумно блуждающим взглядом переворачивается с боку на бок, открывая и закрывая рот, словно рыба на берегу. Жрец еще не опомнился, в ушах у него звенело, но он подполз к страдающему ученику и ласково коснулся его рукой. При виде спазмов и конвульсий, терзающих Лоргара, у пастыря сдавило грудь и стиснуло горло.