денег, погоды, крови, познаний, сил.

Всё у них есть, только нет у них ничего.

Мы выбираем, не Господь, не черти,

чем станут наши бренные тела –

дорогой к счастью иль машиной смерти.

Природа все возможности дала.

Поэта ирония гложет.

Поэту – хоть смейся, хоть плачь.

Но он как мужчина не может

рыдать от своих неудач.

Шутить – это да, это можно,

и, кажется даже, – к лицу

смеяться над тем, что всё сложно,

что время подходит к концу.

И люди его понимают

и книжки берут почитать,

и, так же как он, выбирают

печаль за улыбкой скрывать.

Но в жизни поэта бывает

действительно радостный миг.

Сарказм и ирония тают,

и видится Истины лик.

Поэт улыбается тихо,

кладёт сочиненья в камин,

чтоб сжечь все печали, всё лихо,

и ведает: «Я не один!»

Мне так хотелось побывать в Париже.

Иду в агентство, чтоб купить билет.

А девушка в окошке мне в ответ:

«Из Гамбурга лететь намного ближе!»

Какой там Гамбург! У меня Урал.

Мне надо добираться из Тагила.

А девушка твердит мне очень мило:

«Из Рима рейс дешёвым очень стал!»

Мне выгодно, конечно, улететь

из Лондона (там близко), из Берлина.

От стоимости – только половина.

Всё просто – стоит только захотеть.

Летите вдаль, вам предлагают путь

к заветной цели из любого места:

из Таллина, Калининграда, Бреста.

Но я-то здесь сейчас. И в этом суть.

Нам нужно, без сомнения, движенье.

Мы все успех стремимся обрести.

И всё ж начало верного пути –

не чьё-то, только наше положенье.

Небесная механика сложна,

но как-то всё работает и ныне.

Встают над нами Солнце и Луна

по неизвестной гражданам причине.

Кто их подвесил, начертив их круг,

их русла – тропик Рака, Козерога,

задав координаты – север, юг –

и направляя их движенье строго?

Останки прежде взорванных планет

витают в небе, притворяясь пылью,

и прошлое, которого уж нет,

живёт в умах как памятник насилью.

Как прежде продолжается война.

Победа в ней подобна пораженью.

Вся в кратерах замёрзшая Луна

нас молча призывает к примиренью.

С кем примириться нужно нам давно,

а с кем, незримым, продолжать сражаться?

Хочу увидеть лик нетленный, но

суть жизни хочет тайной оставаться…

Возможно, лишь на время, до поры,

меня готовя к долгожданной встрече,

когда, оставив скорбные миры,

я счастлив буду с ней уйти далече.

Не вписывай меня в квадрат.

Не вписывай и в круг.

Я быть самим собою рад

вдали от ловких рук,

меня готовых поместить

в графу, в столбец, в шаблон,

чтоб там позволить мне «не быть»

средь множества имён –

безмолвных пленников таблиц,

в которые внесли

высокомерных «единиц»

покорные «нули».

Уйдя в другие времена,

мы сможем убедиться,

что жизнь – какая есть она –

уже не повторится…

И этот час, и этот миг –

вообще неповторимы…

И твой прекрасный, милый лик

без грима.

Новый God, новый бог,

прежде – новое лето…

Я доселе не мог

верить искренне в это.

Ни шампанского плеск,

ни цветные гирлянды,

ни очей твоих блеск,

ни простывшие гланды

мне не дали понять,

что же в мире меняется…

Я люблю наблюдать,

как надежды являются

к людям в зимние дни,

быстро, даже внезапно.

Словно в небе огни

от салютного залпа

расцветают в глазах

быстрой радугой счастья.

Я хочу, чтобы страх

с нами смог распрощаться,

чтобы мы, наконец,

прочь его отпустили.

И – с мечтой под венец.

И – не в сказке, а в были –

добры молодцы все,

красны девицы рядом

в несравненной красе

с ясным радостным взглядом

за широким столом,

где не яды, а яства,

каждый – в вечность челом,

и ни горя, ни пьянства.

И у всех на душе

откровение жизни,

и прекрасно вообще

при Отце, при Отчизне.

Новый Бог, новый God…

Я всем сердцем желаю:

пусть к нам, новым, придёт

мудрость жить, различая,

что открыто принять,

что отбросить навеки,

и любить (а не ждать)

божий свет в человеке…

Я жил в очень странной надежде

(хочу эту тайну раскрыть),

что в очень конкретной одежде,

смогу целый мир полюбить.

В какой-нибудь рясе иль тоге,

в каком-нибудь длинном плаще…

Я пробовал всё, но в итоге –

раз-о-ча-ро-вал-ся вообще.

Я пробовал также другое:

одежду долой и – вперёд!

Скажу тебе честно: пустое.

И зябко и в целом не прёт.

Нудисты, конечно, гордятся,

мол, мы не такие, как те.

Да все мы такие же, братцы:

мы внешним живём в суете.

Считаем, что форма спасает

от кризисов, зла и от бед.

Конечно, на время – бывает.

Но если надолго, то нет!

Любовь… Ей не важно, похоже,

во что я конкретно одет:

в костюм бедняка иль вельможи,

в одежде вообще или нет.

Здесь души обычно покрыты

учёностью, верой, умом.

Христиане, суниты-шииты,

индусы – здесь все о своём.

А если любовь накрывает

людей покрывалом своим,

они обо всём забывают:

что прежде считалось плохим,

что прежде хорошим считалось.

Поверьте, не в этом вся суть.

А если любви не осталось,

то форма – к враждебности путь.

Одежда важна, я не спорю, –

размер, и фасон, и покрой.

И всё же к любви, словно к морю,

приди и нырни с головой.

О древе судят по плодам.

А если вдруг от человека

родится демон иль калека,

какой же вывод делать нам?

Отец, возможно, не здоров?

Возможно, мать была больною?

А кто-то скажет: «За роднёю

тянулся тёмный шлейф грехов».

Гадайте, милые, впотьмах.

Не зная, не найти причины.

Кто женщины и кто мужчины?

Что в их сердцах? Что в их мозгах?

Синица не рождает льва.

А с вишни не сорвёшь банана.

Но с человеком всё так странно.

Реальность жизни такова,