– Вау! Мелани. Ты еще в первый раз поразила меня в нем. Пойдем, там уже все стынет.

Кевин хватает меня за локоть и ведет в столовую. Сзади следует тенью Оденкирк.

Безлюдная столовая – удручающее зрелище. Глянцевая поверхность обеденного стола пуста и холодна, отражает в себе лепнину потолка и свет окон. И никого. Тишина.

– Садись, – приглашает Кевин.

Напротив меня садится Рэйнольд. Кевин заботливо подкатывает тележку и начинает ставить пред нами тарелки.

– Только не привыкай! Я стараюсь не для тебя, – смеется Кевин, обращаясь к Рэйнольду, тот вежливо улыбается, но как-то прохладно, стараясь на меня не смотреть.

Булочки с корицей уже остыли, как и омлет, но все равно очень вкусно. Кевин тем временем рассказывает Рэю о вчерашней вечеринке, о том, как Курт поспорил с каким-то крутым боксером, что положит его на лопатки за пару ударов и «конечно же, выиграл», как он встретил какого-то Джейса у барной стойки, но самое главное, что на вечеринку явился кто-то, кому были не рады.

– Прикинь! Это же наглость. Они себе никогда такого не позволяли. – Я замечаю, что Рэй кидает на меня настороженные взгляды, будто мне слышать что-то не положено, но Кевин не замечает и продолжает трещать. – Ева говорит, что у них там идет какое-то движение. Что они будто специально нарываются на наших. Зачем? Я не понимаю.

– Мел, ты как? – Рэйнольд прерывает Кевина и спрашивает меня, будто в любой момент снова могу впасть в панику или кому.

Хотя я поглощаю завтрак, как тысяча голодных аборигенов.

– Нормально. А что?

– Думаю, тебе стоит найти мисс Татум, вряд ли тебя сегодня освободили от дел.

Я чувствую, как в горле комком встал кусок омлета: так нагло меня ещё не отсылали! Я помню, в больнице меня посылал на разные лады толстый развратник Джей, но чтобы так, да еще с указанием моего места здесь?! А еще это больно слышать от Оденкирка.

– Не беспокойся. Я помню о своих обязанностях.

Я резко допиваю остывший чай с молоком, вытираю рукой рот, встаю и ухожу. Кевин даже не понял, что произошло. Он пялится вслед, удивленно окликая меня.

Мисс Татум я нахожу в её кабинете, похожем на стойку ресепшн, на первом этаже у самого входа. Она с кем-то говорит по телефону и, увидев меня, улыбается, бесшумно произносит: «Дело есть».

Я жду окончания разговора, рассматривая странную картину на стене, где изображена куча людей на каких-то сколоченных подмостках, сверху в кресле сидит священнослужитель, а внизу ведут мужчин на поводке. Мой взгляд переносится на название репродукции, которое выгравировано на табличке: «Педро Берругете, «Аутодафе», 1500». Мне это ничего не говорит, но знаю одно: мне картина не нравится.

– Мелани, сейчас привезут мешки с солью, нужно проследить за доставкой и за тем, чтобы их сложили в кладовую.

Кладовая находится рядом с входом в подземелья, там хранится всё: от круп, кетчупа и консервных банок до рулонов туалетной бумаги и средств для мытья посуды.

Выходя от мисс Татум, я все-таки спрашиваю напоследок, кивая на репродукцию на стене:

– А что такое аутодафе?

– Сожжение ведьм. – Но, поймав мой опешивший взгляд, она шутит, обводя замок глазами: – Это же Шабаш, деточка.

Доставщик оказался нагловатым парнем, который сальным взгляд пялился на мои ноги.

– Ты здесь живешь?

Он улыбается мне отсутствием одного зуба и своими прыщами по лицу. В ушах туннели: две огромные пробитые дыры. Не удивлюсь, если он весь в татуировках.

– Нет, работаю.

– Ух, ты! Вам сюда никто не нужен? А то я с радостью переметнулся бы, тем более, когда есть такие красавицы, как ты.

Я стою на солнце и чувствую, как кожу лижут ультрафиолетовые лучи. Тепло приятно окутывает меня. Если бы не солнце, то я бы точно послала этого парня. А пока жду обещанную помощь от мисс Татум. Дело в том, что нужно снести эти мешки в кладовую, а соли много.

– Зачем вам столько соли? – удивляется парень, глядя на груду посреди двора.

Я молча кое-как расписываюсь в его бумагах (моя закорючка напоминает что-то типа дрожащей галочки) и не показываю вида, что сама задаюсь этим вопросом.

– Надо.

На земле лежат десять огромных мешков. Из-за дурацкой заминки поставщики забыли прислать нормального парня, который должен снести их в подвал, в итоге мисс Татум ушла разбираться с фирмой, сказав, что сейчас пришлет кого-нибудь из учеников: "Все равно они любят тренировки".

Я молюсь, чтобы это был не Рэй, мне его хватило сегодня. И в тоже время хочется снова увидеть.

Мои молитвы услышаны кем-то, и этот кто-то имеет странное чувство юмора – мне на помощь идет сам Стефан Клаусснер, коренастый, словно специально надел майку, чтобы все видели его выпуклые железные мускулы и перевязанное плечо. Он надвигается, как туча, прекрасный, грозный, темноволосый, с фирменным жгучим взглядом из-под четких широких бровей. На секунду мы словно чувствуем мощь, скрытую в этом парне. Я сначала задаюсь вопросом, почему мисс Татум пригласила помочь человека с травмой, но потом понимаю, что он выглядит не особо беспомощным.

– Что у вас тут? – спрашивает Стефан почти грубо, отрывисто, не смотря на меня.

– Нужно мешки перетащить. Я заказ отдал, все остальное – дело ваше, – отчеканивает парень с безразличным видом Стефу, после чего разворачивается и уходит, оставив меня наедине с человеком-вулканом.

Стефан тут же смотрит на меня. И я кидаюсь открывать кладовую.

Распахиваю двери кладовой; оттуда тянет влажной прохладой подземелья. Включив свет, я едва успеваю найти место, куда все сложить, как уже появляется Стеф, несущий на спине огромный мешок соли.

– Куда класть?

– Сюда, – я указываю на найденное место.

И Стефан проходит очень близко, так что я чувствую от него запах пота и мусса для волос.

– Может, стоит позвать кого-то другого?

Он останавливается, пронзая своими темными глазами.

– Зачем? Меня боишься?

Последние слова сказаны с вызовом и плохо скрываемой яростью.

– Нет, твое плечо, оно до конца не зажило. А тут мешки таскать надо.

– Справлюсь.

Он хмуро двигается к выходу.

На пятом мешке, я вижу, что парень весь в поту, а рана, кажется, открылась.

– Нет. Я все-таки позову кого-нибудь. Это не дело!

– Я сказал, справлюсь, значит, справлюсь! – рявкает он в ответ, и я невольно содрогаюсь. – Мисс Реджина послала меня, значит, таскать буду я. Ее приказы не обсуждаются.

– Звучит, будто она военачальник твой… Или она хозяйка, а ты слуга.

Лучше бы я прикусила язык! Потому что он меня отшвыривает, как мячик, и я падаю на пол, ударяясь о мешки с солью. От моего удара один из мешков лопается под весом других и от угла рядом стоящих железных полок, и меня обдает сверху мелкой пылью соли. Это ужасно. Я чувствую, как она песком сыпется мне на голову, за шиворот и под ноги. Я зажмуриваюсь, чтобы, не дай бог, соль не попала мне в глаза. Откуда-то я слышу странный звук. И только когда соль прекращает течь на меня, я осторожно открываю глаза и понимаю, что Стефан смотрит на меня и смеется. Только смех злобный.

Этого хватает, чтобы достичь пика ярости. К его изумлению, я вскакиваю и надвигаюсь, сжимая кулаки и распространяя клубы соли вокруг себя.

– Смешно, да?

– Ты смогла выйти?

Он ошарашенно пялится на меня.

– А ты думал, меня засыплет по самый нос?

И я кидаюсь с кулаками на него, не соображая, что делаю, а главное, с кем. Конечно, мои жалкие потуги сделать больно Стефу пресекаются его легкими движениями; он будто муху отгоняет. В итоге, я делаю нечестный ход – хватаю его за рану, вцепившись ногтями в кожу. Я вижу, как багровой струёй кровь течет по его горячей мускулистой руке. И тут понимаю, что наделала. Ужас, вина, стыд.

– Прости меня, – шепчу, поднимаю взгляд и вижу красное от злости лицо Стефана и черные ненавидящие глаза.

Его трясет от ярости, Клаусснер замахивается и ударяет меня по лицу. Я отлетаю спиной к полкам, чувствуя, как боль разрастается на моей щеке и новыми синяками на хребте.