После этих слов она захлопывает дверь и закуривает.

Она ждет, он не возвращается.

Она бредет обратно в комнату, садится, запускает последний скетч Дариуса, заканчивающийся словами: «И тогда он прочитал последнюю фразу, расхохотался и умер».

Ее тревожит эта фраза.

Неужели Дариус знал, что умрет? Может, он этого хотел? Если так, то это был не пророческий скетч, а вызов убийцы.

Она смотрит на Левиафана, взбодренная новым поворотом.

– А что смешит тебя?

Карп подплывает к стеклу и, глядя на тревожащую его массу за стеклом, выпускает пузырь.

Громыхающий, плюющийся выхлопом «Гуцци» останавливается перед дверью, за которой, судя по крупной надписи по бронзе, расположена фирма SKP, «Стефан Крауз Продакшен».

Само здание, одно из детищ барона Османа, громоздится в 16-м парижском округе. Пол в холле выстлан толстым зеленым ковром.

Секретарь направляет гостью в комнату ожидания, где уже томятся несколько человек. Всем, похоже, не по себе, как будто их ждет прием у немилосердного дантиста.

Никто не разговаривает, даже не поднимает глаз. Девушка пилит ногти, молодой человек заучивает наизусть текст. Солидный мужчина читает несвежий журнал с принцем и принцессой на обложке.

Афиши на стенах зовут на представления Дариуса и других, не столь знаменитых исполнителей.

Дверь открывается, из нее выходит человек в состоянии полной подавленности.

Изнутри доносится:

– …И не возвращайтесь! Убогий юмор двухтысячных уже не ко двору!

Изгнанный удаляется с понурой головой, его место торопится занять другой… терпящий не менее позорную неудачу.

– …Вам позвонят. Спасибо. Следующий! – зычно зовет все тот же голос.

Свежий изгнанник делает жест, означающий пожелание всем остальным не меньшей порции удовольствия.

Наконец наступает очередь Лукреции Немрод.

Кабинет встречает ее огромными фотографиями Стефана Крауза, пожимающего руки или обнимающего звезд музыки, кинематографа и политики.

У самого героя всех этих фотографий удлиненная голова, тонкие очочки, двухдневная щетина. На нем черная кожаная куртка и модные джинсы. Сидя в полосатом, как зебра, кресле, он колотит по клавишам лэптопа. Тут же красуются заброшенные на стол ноги в ковбойских сапогах.

Лукреция Немрод ждет. Сначала она думает, что он составляет список прослушиваний, потом замечает, что он сидит в социальной сети и общается одновременно с несколькими собеседниками. Через некоторое время он, не глядя на нее, цедит:

– Ну, рассмешите меня.

Заученным жестом, даже не здороваясь, он переворачивает песочные часы.

– У вас три минуты.

Молодая женщина хранит молчание. Он бросает на нее взгляд.

– Теряете время, мадемуазель.

Струйка песка неумолима. После падения последней песчинки человек за столом снова утыкается в свой компьютер.

– Не судьба.

Он нажимает на кнопку переговорного устройства.

– Карин, сколько вам повторять, не допускайте сюда случайных людей, крадущих мое время! Следующий!

Но Лукреция Немрод не намерена уходить.

– Я пришла не с целью вас насмешить, – четко произносит она.

Он озадаченно скребет щеку.

– Вы актриса?

– Еще чего!

– Надо было догадаться, у вас не вид истерички. Сейчас угадаю… Вы из налоговой инспекции? За этот год ваши церберы посещали меня уже дважды, пора и честь знать.

– Снова мимо.

В дверь уже просовывает нос следующий кандидат.

– Вас вызывали? Не видите, я занят с мадемуазель!

Посетитель явно испытывает облегчение оттого, что его прослушивание откладывается. Он бормочет извинения и бесшумно закрывает дверь.

– Игра в угадайку продолжается. Не комик, не актриса, не из налоговой. Если вы моя дочь от одной из любовниц, то учтите, шантажировать меня бесполезно, я признаю вас своей наследницей только после анализов в медицинском центре, который сам назову.

– Опять не то.

– Торгуете страховыми полисами? Кухнями, стеклянными дверями?

Он засовывает пальцы под подтяжки.

– Все, сдаюсь.

Она дает ему визитную карточку.

– Журналистка. Меня зовут Лукреция Немрод. Я работаю в «Геттёр Модерн».

– Надеюсь, речь пойдет не о Дариусе.

Он хмурится. Лукреция перебирает в голове свои отмычки.

Какой ключик подошел бы здесь?

Передо мной законченный эгоист. Как всякий, живущий чужими талантами, он мечтает о восхвалении его собственного таланта.

– Дариус нас, конечно, интересует, но никто не знает, что без вас он был бы никем. Вот с какой точки зрения мы хотели бы подготовить большой материал об «истинном творце феномена Дариуса».

Она побаивается, как бы ключ не оказался слишком грубым и не застрял в замочной скважине.

– Карин? – говорит он в переговорное устройство. – Пять минут. Никаких звонков. Никого не впускай.

Он смотрит на молодую журналистку.

– Я хочу прочесть статью до публикации, это понятно? Даю вам право задать пять вопросов.

– Почему именно пять?

– Потому. Четыре.

Но ее не сбить с толку.

– Я знаю от Тадеуша Возняка, что вы судились с Дариусом. Он хотел вернуть себе права на свои первые альбомы. Это правда?

– Правда. Остается три вопроса.

– Вам грозил проигрыш в суде по причине неотъемлемых, согласно французскому закону, «моральных прав художника на свое творчество». Приговор должны были вынести через неделю. Его кончина делает это решение бессмысленным и позволяет вам по-прежнему использовать его произведения. Это я тоже знаю от Тадеуша. Вы это подтверждаете?

– Подтверждаю. У вас еще два вопроса. Интересно, вы действительно готовите обо мне хвалебную статью?

– Таким образом, вам выгодно его исчезновение за несколько дней до решения суда. Оно вас не только спасает, но и обогащает. Вы переиздаете дебютные альбомы, самые любимые публикой, потом выпускаете избранное, устраиваете гала-концерт в память о нем в «Олимпии». Все права на исполнение и на штамповку DVD у вас. Я права?

– Да. Жду последнего вопроса.

– Это вы убили Дариуса?

– Нет. – Продюсер широко улыбается. – Вы меня провели. Больше не могу терять время. Благодарю, мадемуазель. Всего хорошего. Либо я читаю статью перед печатью, либо отправляю к вам моего адвоката. Он работает за проценты и очень сильно мотивирован. К тому же по личным причинам имеет зуб на прессу.

Глядя на него, Лукреция Немрод идет ва-банк.

– Думаю, вы лжете. Это вы убили Циклопа.

Стефан Крауз окидывает взглядом свою коллекцию брелоков – резиновых человечков с кнопкой на животе. Взяв один, он жмет на кнопку. Раздается взрыв смеха.

– Знаете, что это? Машинки для смеха. Когда у меня нет желания шутить, я прибегаю к такой игрушке. Очень практично при моей профессии. Так я щажу лицевые мышцы и предотвращаю появление морщин. Знаете, вы мне симпатичны, возьмите, это подарок. Можете выбирать. Вот этот, например, «смех крестьянина».

Он нажимает на другой брелок, и раздается утробный смех.

– Это не ответ, мсье Крауз.

Он кладет брелок и пожимает плечами.

– А как вам такое? – Он берет третий брелок в виде хорошенькой девушки. – Смех испуганной юной девы.