Снова тянемся друг к другу за поцелуями. Когда его окрепший, подкаченный за этот год обнаженный торс плотно касается

моего живота, моей груди, оба чувствуем, как напрягается каждый мускул на наших горячих друг от друга телах. Я знаю, что этой ночью ничего не будет. Не уверен, только, сколько еще сможем сдерживаться.

— На завтра много планов, может, поспим немного, а то до утра от силы пять часов осталось? — не без разочарования отрываюсь от его губ.

— Угу, — вздыхает Исак, возвращая голову на свое законное место: мне на грудь.

Часа через полтора внезапно возникшая жажда заставила меня аккуратно переместить безмятежно спящего мальчика на свободное место рядом; а сам я, осторожно ступая, чтобы не разбудить его, прошел на кухню за стаканом воды.

Так же тихо возвращаюсь и вижу картину: Исак, словно новорожденный слепой котенок, судорожно ощупывает своей маленькой ручкой-лапкой место рядом и, очевидно, не обнаружив меня, резко вскидывает голову, открывая глаза. И я не знаю, как сердце мое не сделало остановку в тот же миг от умиления и восторга, всепоглощающей нежности и любви к этому мальчику.

— Исак, — ставлю воду на тумбочку рядом, — ты чего не спишь?

— Куда вы уходили? — лепечет, часто моргая спросонья.

— За водой, будешь? — сажусь на колени рядом с ним, но мальчик отрицательно качает головой.

Тогда я ласково обнимаю его, и мы вместе опускаемся на еще не успевшую остыть постель.

— Спи, солнышко мое, я с тобой.

— Я люблю тебя, — шепчет, чуть приподняв голову. Ну наконец-то! А то мне уже как-то неловко от этого «вы».

— Знаю, любимый, знаю… И я тебя люблю, сильно-сильно люблю, только давай еще ненадолго закроем глаза.

Какое-то время мальчик молчит, а потом я слышу тихое:

— Мой первый раз.

— Что? — переспрашиваю, не совсем понимая, о чем это он сейчас.

— Это мой первый раз, — целует в уголок губ, затем снова прижимается щекой к моей шее. — Первый раз я засыпаю любимым.

Снова успокаивающе глажу ему спину:

— Не первый.

— В смысле, — приподняв голову, прищуривает один глаз и хитренько улыбается. — уже тогда…

— Уже тогда, — улыбаюсь ему в ответ. — Долго боролся с собой, убеждал самого себя, что это все неправильно. А потом понял: ни люди вокруг, ни их убеждения, ни комфортные «правильные» отношения не сделают меня счастливым. Таким меня способен сделать только мой Исак.

Дарит мне сонную улыбку и, наконец, оба обретаем покой, прислонившись друг к другу. Счастливые.

***

— Ты чего дрожишь весь, Исак? — обнимаю любимого, а тот прячет лицо в ткани моей рубашки-поло.

— Высоты боюсь… — зардевшись, со стыдом, шепотом признается мальчик.

Вот так дела. Нагулявшись по всем избитым маршрутам, от Тауэра до Вестминстерского дворца; измерив вдоль и поперек Уайт-холл и Гайд-парк, мы оказались на высоте в сто-метров, хотя и не на самой крайней, в одной из кабинок гигантского колеса обозрения, сооруженного на правом берегу Темзы: Око Лондона***.

Помимо нас, в кабинке-капсуле еще около десяти человек.

— Не стесняешься меня при всех обнимать? — эх… Снова он за свое, вот когда уже все поймет?

— Нет, конечно, — глажу мальчика по голове. — Почему я должен стесняться обнимать родного мне человека? Или, я, может, староват для тебя? — ну, а что, как он — так и я. Надоело уже уговаривать его поверить моему серьезному к нему отношению.

— Совсем что ли того?! — огрызнулся мальчик. Узнаю моего мятежного, ну слава Богу.

— А что, нет? Ты же не веришь, что я хочу быть с тобой, невзирая на мнение окружающих и обстоятельства. Так почему я должен верить тебе? А вдруг ты просто вбил себе в голову, что должен добиться меня и моей любви, как некой цели. Раз добился — все. Я стану тебе нужен.

Надо было видеть лицо Исака: все оттенки красного разом вспыхнули на нем, как пламя.

— Ты это серьезно?! Не нужен?! Да я чуть не сдох, не загнулся без тебя! И письмо это написал от отчаяния, смирившись. А что потом бы со мной было… тебе лучше не знать…

Разворачивается ко мне спиной, упрямо складывая руки на груди.

Люди вокруг и правда начинают с интересом рассматривать нашу «семейную сцену».

— My drama queen, — улыбаюсь и обнимаю его со спины. — Вот сейчас точно наш первый раз, — прижимаюсь подбородком к его шелковой голове.

— Чего-чего, — запрокидывает ко мне свое притворно-недовольное личико. — Что еще за «королева драмы»? И что это за первый раз?

— Да, первый. Наша первая ссора, любимый, — дотягиваюсь поцелуем до его носика.

Исак молча разворачивается в моих руках и сам ласково обнимает за шею:

— Прости меня, Эвен, родной. Я понял все… Больше так не буду.

— Ничего, все в порядке. А высоты не надо бояться, я же рядом — я всегда тебя удержу, слышишь? Не дам упасть, ведь это моя работа, сам сказал мне ночью, — склоняю голову, и губы наши, столкнувшись, уже не могут разомкнуться. И знаю я, чувствую: Исак больше не боится.

Целуемся на прохладном ветру набережной Темзы; мальчик мой выдыхает мне в губы:

— Хочу тебя…

И я хочу, очень хочу… Но, не все сразу, поэтому решаю немного поиграть с моим своенравным любимым.

— Исак, об этом нам правда стоит поговорить. Понимаешь, у меня никогда не было отношений с мужчиной, и мне пока что сложно представить, как это может быть между нами физически. Извини, если разочаровал.

— А, в смысле… Секса у нас не будет?

— Да, секса не будет.

Вижу, как хмурит брови мой мальчик, возможно, сейчас мои слова — это тоже своего рода проверка. Ну, артист то из меня еще тот, не хуже моего Исака.

— Так ладно… Чего там, обходился же как-то все это время, и дальше обойдусь. Просто, будем рядом, это — самое главное. Лишь бы тебе снова к женщине не захотелось уйти. Насчет меня можешь не переживать — на стороне секса искать не буду.

— Я тоже не буду. Это исключено. Хочу быть только с тобой.

— Ну и все, значит.

Продолжаем целоваться, а сердце мое ликует: я ни на мгновение не пожалел о своем выборе.

***

Ближе к ночи, немного уставшие, но довольные, полулежа на кровати выбираем на планшете маршрут на следующий день. Исак сидит ко мне спиной, прижавшись к груди, а ладони мои — сомкнуты на его животе.

В принципе, уже решили, куда пойдем. Я касаюсь губами его шеи и начинаю неспешно забираться руками под его футболку. По началу мальчик реагирует спокойно. Находит губами мои губы, а я продолжаю уже настойчивее ласкать прохладную юную кожу.

Исак отрывается от моих губ, спускается ими ниже к шее, касаясь на ней кончиком влажного языка самых чувствительных местечек.

Не могу больше контролировать себя, да и не хочу.

Рукой спускаюсь к верху его домашних штанов и осторожно проникаю ею под самый краешек, слегка оттянув его.

Мальчик замирает, прекратив ласкать своим мокрым ртом мою шею:

— Ты же сказал… Мы не будем заниматься сексом?

— Я не обманул тебя, — другой рукой глажу его по щеке, обволакивая родное личико туманом чистой, неразбавленной нежности.

— Тогда зачем дразнишь меня, раз ничего не будет?

— Мы не будем заниматься сексом, — вторю я ему. — Мы будем заниматься любовью.

____________________

* Queer as Folk — «Близкие друзья». Довольно известный сериал, поднимающий тему LGBT.

** «Над пропастью во ржи» — роман американского писателя Джерома Сэлинджера.

*** Око Лондона — вообще-то, как утверждают энциклопедии и моя преподаватель по практике языка — Лондонский глаз. Но Аня — на то она и Аня, чтобы переводить так, как благозвучнее.

========== Часть 28. Roses ==========

Исак.

— Хочешь, я буду снизу? — шепчет мне в распухшие губы. — Хочешь?

Прерывисто дышу. Дотянувшись рукой до его влажного лба, убираю с него длинную прилипшую челку, пытаясь пальцами зачесать ее назад — тщетно: ниспадает упрямой волной, щекоча мне лицо.

— Хочу чувствовать тебя, — хватаю ртом его губы.

Говорят, что в такие моменты не помнишь, как избавляешься от одежды. Но только — не я. Я запомнил каждое движение рук Эвена: то, как он, оттягивая момент, сантиметр за сантиметром обнажал мое горящее тело, то, каким спрашивающим позволения, нежным взглядом смотрел мне в глаза, гладя мои бедра, живот, поднимаясь вверх по груди и снова опускаюсь к низу, останавливаюсь в каких-то миллиметрах от моей жаждущей его прикосновений плоти… И видел в глазах моих лишь стократное «да».