И вот тебе раз… Звонок. Случилось что, может?
Первым здороваюсь, а в ответ слышу совсем неуверенное «здравствуй, Исак».
— Как у вас дела?
— Все нормально, у самого как?
— Да отлично все… ну, почти, — зачем-то осекаюсь я.
Далее повисает дурацкая пауза, за которую я успеваю разглядеть его. Исхудал, как-то, что ли? Видимо, в перерывах между уроками и переводами, Инге ему совсем передышки не дает, не вылезает из-под него, или, наоборот. Хрен знает, в какой позе они это любят делать… Блять, куда хоть меня снова понесло!..
Молчим, значит. Ну ок. Давайте. Кто кого перемолчит, да?
— Ну, рассказывай, где последний раз в городе был? — прорезает тишину хриплый голос моего учителя.
— Так, это, много где. Я стараюсь побывать везде, где только могу, чтобы узнать побольше. Знаете, что странно?
— Что?
— Почти не делаю фото. Хочу запомнить.
— Safe heaven*.
— Эм… а при чем тут название фильма?
— А ты смотрел? — удивляется Насхайм.
— Не только. Еще и книгу читал, — с гордостью сообщаю я.
— Да ладно? — усмехается Эвен. — Шутишь? С каких это пор мой мальчик читает романы для девчонок?
— С таких, — спокойно реагирую на усмешку. — С тех самых, как это стали задавать по современной литературе. Ваш мальчик, — с удовольствием растягиваю эти два греющих душу слова, — учится по программе, где есть классическая и современная литература на английском языке. И я бы не сказал, что это — роман для девчонок; там поднимаются очень глубокие остросоциальные вопросы домашнего насилия, онкологии и детей, оставшихся без матери. Только в самом конце героиня обретает эту «тихую гавань», но не в виде того маленького городка на берегу океана, а в своем сердце, и в сердце того, кто позволил себе ее полюбить вместе со всем ее прошлым.
Смотрю на Эвена, а тот рот открыл так, как когда-то делал я, слушая его умные рассуждения о книгах, фильмах, да что там — о жизни в целом. Но уверен я: удивлен он не только моим суждениям о книге.
— Что ж, ты и правда повзрослел, Исак…
— А… ну так это же — закономерно, нет? И, кстати, вы так и не ответили, при чем тут этот фильм?
— Все просто, Исак, — улыбается солнцем, а я сейчас разомлею под его лучами. — Там есть эпизод: герои поехали на пляж, и, когда делали фотографии на память, в фотоаппарате закончились батарейки. Отец засуетился — а сын ему говорит: «Зачем все время фотографировать? Попробуй запомнить».
— И он прав, между прочим! — берусь рукой за медальон на груди. — Но, иногда, фото тоже спасают…
Снова молчим какое-то время.
— Что сейчас читаешь?
Беру со стола книгу и подношу к экрану.
— «Поющие в терновнике».**
— И откуда у тебя такая власть над моим несуществующим сердцем…
Что? К чему это он?
— Эм… в каком смысле?
— Не запомнил? Это цитата из книги. Ральф говорит так Мэгги.
— Наверное… Мне там первые главы понравились, про детство героини. А еще легенда о птице. И, знаете, я оттуда другие слова запомнил.
— Какие же, Исак?
— «Среди колючих ветвей запевает она песню и бросается грудью на самый длинный, самый острый шип… Ибо всё лучшее покупается лишь ценою великого страдания».
Ну пиздец какой-то… Зачем звонить первому и молча пялиться в экран? Может, в любви снова по-быстрому признаться, чтобы он со страху, что я жду ответа — наскоро попрощался и отключился от skype?
— Так вы позвонили про книги поговорить? — решаю спасти нас из этого молчаливого болотца. — Ну, в том смысле, что я не против, мне читать теперь очень нравится, но, может, случилось чего?
— Ничего не случилось, — и все же он неловко отводит взгляд. Интересно, почему?
— Как там, друзьями обзавёлся? И вообще…
— Что «вообще»? — едва ли не передразниваю его я. — Все еще надеетесь сбагрить меня какому-нибудь местному денди? Ой, да… Хуже малого ребенка вы, господин Насхайм!
— Исак, послушай…
— Что, «Исак послушай»? — снова попрекаю Эвена его же словами. — Новое что-то скажете?! Или, опять, та же самая песня про «нельзя нам так», «ты должен все правильно понимать, Исак»… Да понимаю я и так все! Только вы там что думаете?! Раз я здесь, вдалеке от вас, то все, как рукой сняло? Вы, значит, звоните такой, а я с улыбкою дебила: «Ой, здрасьте, а у меня все top! Слова мои забудьте, все прошло!» — почти перехожу на крик, и надо видеть лицо Эвена сейчас, но разве меня теперь остановишь?
— Нет, господин Насхайм. Ничего не прошло. И не пройдет, и не рассосется, это не болезнь — и не опухоль. Так что, не надо этих дежурных звонков, «для проверки»!
Опускает голову, а я продолжаю жечь его взглядом сквозь дисплей лэптопа. Ну надо же, вроде сказать что-то собрался, ок, послушаем.
— Исак, я долго думал, и вот, что решил. С тобой первым делюсь, кстати, — набирает воздуха в грудь, словно нырнет сейчас на большую глубину, а я как-то уже напрягаюсь даже с предисловия.
— И что же вы решили?
— Я хочу сделать предложение Инге.
Что, блять?! Он это серьезно, сейчас?! Охуенные новости! Еще и решил мне первому похвастаться! За что он так со мной…
Кое-как подбираю упавшее сердце:
— Я сказать что-то должен, да? Ну, поздравляю, чего там, — чувствую, еще минута — и я просто разревусь перед ним, как трехлетний, которого мама оставила посреди огромной улицы с толпой. — Счастья вам! — первые капли пробились сквозь веки.
— Исак, ты пойми. Так будет лучше, правда. Для нас обоих лучше…
— А… да, конечно, — а слезы уже вовсю текут, беспощадно раздирая солью кожу щек. — Эт-то, в-всё, дд-а? — громко всхлипываю, а он, сука, хоть бы попрощался и отключился. Так нет, ведь! Сидит и выдавливает из себя сочувствующий взгляд… Себе посочувствуй, блять!
— Не плачь, пожалуйста, солнышко ты мое маленькое, — сквозь слезы разбираю его ласковый шепот, а я бы и рад, да только другое теперь у него солнце! И, что уж кривить душой, всегда было — другое. А я — так, временное затмение в жизни! Но как же это несправедливо, как же нечестно, как до смерти обидно!
— Нахуй послан! — сам не понимаю, зачем кричу ему именно это оскорбление и отключаюсь. Да… с чего все началось — тем и закончилось. Вот и всё.
Сразу же выхожу из программы, потому что боюсь, что Эвен снова начнет звонить, «вдруг я тут чего удумаю сотворить с собой». Нет, на такое я больше не решусь. Я же ему обещал, и в отличии от него, я сдержу свое обещание.
И пусть мне сейчас хочется одного: напрочь лишиться всего человеческого, стать бесчувственной машиной… Но любовь к нему я сохраню, и, если суждено, пронесу через всю свою жизнь, потому что именно она сделала меня сейчас таким, каким меня увидел Эвен.
Да, тяжело, да, слезы льются уже второй час, а сам сейчас я — жалкий кусок мяса, согнувшийся поперек на кровати. Но, наверное, всему есть свое объяснение в жизни, и все эти испытания тоже для чего-то мне даются.
«…Ибо всё лучшее покупается лишь ценою великого страдания».
_________________________
* «Safe Heaven» — «Тихая гавань», роман Николаса Спаркса.
** «Поющие в терновнике» — сага австралийской писательницы Колин Маккалоу.
Отсылка к этим книгам — не случайна. В первой поднимается проблема жестокого обращения и насилия. Здесь, полагаю, для читающих эту работу, комментарии излишние. Что касается второй книги — это история о великой, «невозможной» любви…
========== Часть 25. No need to argue ==========
Комментарий к Часть 25. No need to argue
Пусть в этой работе Долорес будет жива, как я и задумывала изначально.
There’s no need to argue anymore.
I gave all I could, but it left me so sore.
And the thing that makes me mad,
Is the one thing that I had,
I knew, I knew,
I’d lose you.
You’ll always be special to me,
Special to me, to me.
Эвен.
— Юнас, постой, надо поговорить, — едва ли не бегу за покидающим последним мой кабинет подростком, который всем своим решительным видом показывает, что не имеет ни малейшего желания со мной разговаривать. — Да подожди же ты! Я не задержу тебя — просто пять минут и всё, — наконец, мне удается привлечь к себе внимание Васкеса, который прекращает идти и разворачивается полубоком ко мне.
