Если честно, ума не приложу, как надо напиться, чтобы ничего не помнить с утра, потому как я помнил все, что говорил ему вчера… И как теперь показаться перед ним… Что вообще со мной творит этот мальчик, сам того не ведая? И как я вообще придумал напиваться так, у него на глазах? В конце концов, сам я во всем виноват, да и могло ли быть все иначе? — Нет. Это так, просто чувство собственничества, боязнь потерять «влияние» на Исака, вот и все. Так что надо взять себя в руки: мальчик имеет право проводить время с тем, с кем хочет. Я не должен допускать подобного поведения со своей стороны. А Исак… Исак волен жить так, как ему хочется.

Но как же совестно сейчас сидеть перед ним на кухне и, несмотря на то, что мальчик и виду не подает о том, что вчера здесь было, я едва ли могу смотреть ему в глаза.

— Эй… Вы еще не проснулись там, господин Насхайм? — щелкает пальцами у меня перед лицом. — Просыпайтесь, давайте. Вот ваш кофе, — ставит передо мной чашку со свежесваренным ароматным напитком и тарелку с сэндвичами… заботливый мой. Повезло этому Николасу. А для меня вот моя прекрасная Инге, даже когда оставалась до утра, не делала завтрака. Ее всегда больше волновало, как она выглядит с утра.

— Я тут вчера не поздравил тебя, — наконец, пересиливаю себя и поднимаю на него взгляд. — Это тебе, — почти перехожу на шепот, протягивая ему небольшой футляр, обитый черным бархатом.

Мальчик словно застыл, сидя напротив меня. Вопросительно посмотрел на меня, облизывая губы кончиком влажного языка.

— С Днем Рождения, Исак, с прошедшим, — стараюсь улыбнуться, но мальчик так все и не решается взять подарок.

Тогда я встаю со своего места и, обогнув стол, подхожу к подростку со спины. Беру в руки футляр; открыв его, достаю оттуда небольшой серебряный медальон на цепочке. Осторожно накрываю ею шею Исака, надежно щелкнув крошечным замком, скрыв его под нежными волнами волос моего мальчика.

Все это время мой ученик не проронил ни слова. Только когда ненароком ласково коснулся его волос руками, поправляя закрутившиеся со спины локоны, он вдруг резко обернулся, в смятении забегав глазами по моему лицу.

— Спасибо… Не ожидал, даже.

— Не за что, Исак. Ты открой его, он с секретом, — подмигнул я мальчику, усаживаясь на свое место.

Когда «секрет» был открыт, на Исака с двух сторон внутри смотрели наши с ним улыбающиеся лица.

— На память…

Исак чего-то совсем смутился, а я, кажется, пожалел уже, что осмелился на такой подарок.

— Это вы прям в тему, угадали! — наконец, оживился мальчик, как раз пригодится скоро.

— В каком смысле? — что это он имеет ввиду?

— Ну я тут постеснялся вам сказать раньше, да и не до меня вам было, — да-да, Исак, не до тебя, конечно, но мальчик продолжил. — Я уезжаю.

— Куда? — я что-то ничего не понимаю уже…

— В Англию. Я в конкурсе участвовал по английскому. Набрал много баллов, вот, теперь могу провести каникулы и один учебный год там, — с гордостью сообщает мне Исак.

Мне бы радоваться… А я, кажется, снова не против напиться. И плевать, что я — учитель… Сейчас я бы предпочел забыть об этом.

— Но… Как же так?

— Эм, а вы что, не рады? Я думал, гордиться будете, — будто не замечая того, как погас мой голос, радостно продолжает делиться «прекрасной» новостью Исак.

Нет. Хватит. Обещал же взять себя в руки.

— Да нет, отчего же, рад, конечно. Поздравляю тебя! Только как же ты своего парня-то оставишь? Или будете расстоянием чувства проверять? — складываю руки на груди и впиваясь в него взглядом.

— Вы о ком это? — чуть ли не рассмеялся Исак.

— Ну так как же, Николас, если не ошибаюсь, — вот что я несу?..

— Он так-то мой друг просто. Не такой, как Юнас, конечно, но все же. А с чего вы взяли, что он мой парень? Кто хоть вас надоумил-то?

Я молча поджимаю губы, виновато отводя взгляд в сторону. Ну вот кто меня снова за язык тянул? Где мои сдержанность и такт?

— А, понятно все. С Васкесом я позже поговорю. Но вы-то как могли на такое купиться? А еще — взрослый! И дебош вчера пьяный тут устроили из-за этого, ведь так?

— Ничего и не из-за этого! Просто… Да я вообще не должен отчитываться перед тобой! — багровея, выскакиваю из-за стола и отхожу к окну, поворачиваясь к Исаку спиной. Молодец, Эвен! Ничего не скажешь! Выдал себя с головой. Как и выпутываться буду?

Я не могу предвидеть реакции мальчика сейчас, но понимаю, что моя почти подростковая импульсивность выйдет мне боком.

Но мне уже не успокоиться. Сделав глубокий вдох, почти неслышно произношу:

— Может, я не хочу, чтобы ты уезжал.

Не успеваю даже опомниться, как ощущаю, что спины моей касаются две теплые, все еще такие маленькие ладони.

— Может, или не хотите? — шепчет Исак, прикладываясь лбом туда, где в спину уже дико отбивает ритм мое сердце.

Но я не знаю, что ответить ему. Не знаю, что будет правильным ответом! Чувствую себя сейчас каким-то рядовым двоечником, в очередной раз не выучившим урок…

— Зачем ты задаешь вопрос, на который мы оба давно знаем ответ? — разворачиваюсь к нему лицом, опускаю голову так, что мы почти невесомо соприкасаемся лбами. И я знаю, что сейчас мы переступим черту, безвозвратно.

— Назовите причину… просто одну причину, и я — останусь, слово даю, — шепчет мой мальчик, двигая губами в каких-то миллиметрах от моих.

Видя, к чему сейчас все идет, беру его лицо ладонями и осторожно отстраняю его на безопасное расстояние.

Исак непонимающе смотрит какое-то время, а потом накрывает мои ладони своими и резко сбрасывает их со своего лица, отступая на шаг.

— Да вы просто трус! Трус и слабак! Вот вы кто! — разворачивается и направляется прочь из кухни. Но почти на пороге, встав полубоком так, чтобы бросить последний сверлящий взгляд в мою сторону, горько цедит сквозь зубы:

— И как я только мог! Вот так! В такого!..

Мальчика и след давно простыл, а я все стоял и стоял, посреди кухни, как сомнамбула, встревоженный ночным бредом при полной луне.

Нет, Исак… не то… Это как я мог позволить себе… вот так.

***

— Ну ты там не забывай нас, бро! — парни по очереди обнимают Исака, пока я тихо топчусь в стороне.

В аэропорту Осло, как и всегда, толпа народа, но я сейчас вижу только одного человека.

Утром Исака с вещами привез мой отец, но из-за каких-то его дел провожать мальчика я должен был один. Конечно, парни тоже приехали попрощаться.

Эти две недели перед вылетом Исака на Британские острова мы почти не виделись и не разговаривали. Но сейчас я, что уж скрывать, только и жду, когда смогу обнять его на прощание… Я даже не хочу сейчас анализировать то, что чувствую из-за всего этого. В конце концов, возможно, это и неплохо: мальчик побудет вдали от всего, что так или иначе могло напоминать ему о том, что было.

Наконец, ребята отходят, а мы остаемся одни, шагах в десяти друг от друга. И мальчик мой первым преодолевает их. Да, он не боится, он — не я.

Встает совсем близко, сунув руки в карманы.

— Мне идти скоро уже надо, — немного ведет плечом. — Можно вас обнять на прощание? Или люди увидят?..

Закатываю глаза, протягивая руки к его плечам. Так ничего и не ответив, обнимаю его сам, кладя его голову к себе на плечо:

— Не сердись на меня, Исак… И береги там себя.

— Вы тоже, — трется носом о мое плечо, а я крепче обнимаю его в ответ.

Какое-то время подросток молчит, но потом медленно поднимает голову; поправляет мой подарок на груди и, глядя прямо в глаза, дотрагивается руками до моей шеи:

— Я люблю вас.

— Исак, — я боюсь, что биение моего сердца сейчас перекроет мне доступ кислорода, — не надо так…

— Тшш, — касается кончиками своих маленьких пальцев моих губ. — Не надо ничего говорить. Я знаю, что вы не чувствуете того же ко мне, но это — не важно. Просто, — я все еще не могу справиться с дыханием, а Исак продолжает. — Просто, разве так плохо, когда вас кто-то любит? Просто любит и все?