Правда, когда я рассказывал Юнасу о нем, тот мне посоветовал не сбрасывать моего однокурсника со счетов. Кто его знает, мало ли что.

Но я то знаю, ч т о и к к о м у я чувствую. И никакие замены, сублимации и прочая психологическая херня мне не нужны.

***

Вечеринка прошла на славу: мы просто улетно повеселились. Нет, я ничего не курил, выпил от силы банку пива, да и то так, за компанию, но все равно смог поймать настроение. Все было здорово… Всё. Вот только время уже почти одиннадцать — а Эвен даже не позвонил. И не написал. Неужели, забыл? Ну ладно, бывает. Заработался, наверное, или девушка, и все такое. Какое ему дело до меня, если разобраться.

Дома был, как и обещал, еще до полуночи. Стараюсь сильно не шуметь, все-таки хозяева уже давно отдыхают, но, к моему удивлению, с кухни виднеется свет. Вот ведь точно фру Насхайм сейчас начнет подкармливать оставшимся куском пирога, а то «совсем исхудал» я. Эх… Одним словом — женщины. Чего уж там.

Игнорировать вроде нехорошо, поэтому снимаю кеды и тихо иду на кухню.

Еще не дойдя до кухонного проема, ощущая резко бросающийся в нос запах алкоголя, причем не пива или легкого вина: там явно что-то покрепче. Эм… Ну, наверное, старший Насхайм решил, пока жена не видит, пропустить стаканчик рома или виски. Так ладно, в принципе, он тоже человек, со своими слабостями. Зайду сейчас, отпущу какую-нибудь саркастическую шутку, пожелаю доброй ночи и удалюсь к себе.

Появляюсь в дверном проеме. И что же я вижу?

За кухонным столом, развалившись на стуле, в джинсах и распахнутой рубахе поверх синей футболки сидит мой незабвенный учитель английского и, судя по красноте в глазах и алкогольному амбре на кухне, прикладывается к стоящей на столе бутылке рома уже не первый раз за этот поздний вечер.

— А… П-приишеелл уж-жже, — заикаясь, еле ворочая языком, протягивает Эвен.

Я аж присвистнул от увиденного и услышанного. Это как понимать-то? Чё он здесь за ночной бар открыл?

— Здравствуйте, — выдыхаю я, садясь за стол напротив него.

— И… тебе не болеть, — справившись с языком, выдает мне Насхайм, поднимая в воздух бокал с черным ромом. — Твое здоровье, Ииса-аак, — ухмыляется, зачем-то цинично растягивая мое имя.

Сидим так минут пять. Эвен, осушив бокал, тянется к бутылке, чтобы снова наполнить его, а я просто молча наблюдаю за тем, как он демонстративно пытается показать свое безразличие к моему присутствию. Если разобраться — когда-то я был таким же; тоже любил построить из себя неизвестно кого.

Наконец, молчание под эти звуки льющегося рома начинает меня тяготить.

— Зачем пьете-то? Случилось что?

— Все прекрасно, — отрезал Насхайм.

— И все же, — продолжаю я, словно не замечаю его резкого тона. — Если что-то произошло, пьяная голова вам — плохой советчик.

— Поучи еще тут меня! — с грохотом ставит пустой бокал на стол, а я сижу и в голове одна мысль: только бы родители его не проснулись, иначе не избежать выяснения отношений. Хотя, зная, какие они у него понимающие, можно сильно не волноваться: скандала не будет. Беда тут в том, что я и это «пьяное чудо» тоже знаю: наутро ему так стыдно будет, что уедет, не показавшись им на глаза.

— Я… Я вас первый раз таким вижу, — снова делаю попытки найти с ним контакт.

— Мда? — криво усмехается Насхайм. — А я, собственно, сам себя первый раз таким вижу… З-забавно, не находишь? — немного заикаясь, выпаливает Насхайм.

Тяжело вздыхаю. Затем встаю со своего места, беру бутылку и отправляю ее в мусорное ведро. Потом, взяв бокал, споласкиваю его в мойке и убираю в шкаф. Эвен молча наблюдает за моими действиями, прищурив глаза.

— Хватит тут сидеть, господин Насхайм. Пойдемте, я провожу вас до комнаты, ляжете спать: наутро вам получше будет, — как можно спокойнее обращаюсь я к моему учителю.

Жду, что сейчас нарвусь на очередную грубость плохо что сейчас соображающего Эвена, но нет: он молча встает со своего места и направляется к выходу с кухни. А я… Просто иду за ним. Что мне еще остается?

Оказавшись у него в комнате, садимся на край кровати.

На Эвена сейчас правда жалко смотреть: голова опущена, руки теребят край футболки.

— Да что произошло-то? С девушкой поругались? — участливо спрашиваю я.

— Нет, — тихо шепчет он в ответ, не поднимая головы.

— Ну, а что тогда? Что случилось? — вот неужели я теперь отстану от него? Пусть и понимаю, что от пьяного толку мало.

— Ты…

— Что «я»? — делаю вид, будто не понимаю… Или же и правда не понимаю.

— Ты, — вторит себе Эвен. — Ты случился…

Понимаю, прекрасно понимаю, что все это его пьяный бред. Но как бы хотелось, чтобы это было правдой, чтобы это «ты» для него действительно что-то значило!

— Давайте-ка, ложитесь. Поздно уже, — дотрагиваюсь до его запястья кончиками пальцев, а он в миг разворачивает ладонь и переплетает наши пальцы.

— Я — полный идиот, да? — растягивает свои немного пересохшие губы в виноватой улыбке. — Прости…

— Давайте разговоры оставим до утра? Ложитесь уже! — немного повысив тон, прошу я его.

Эвен, не расцепляя наших рук, заваливается полубоком. Уставившись на меня, хрипло протягивает:

— Полежи со мной…пожалуйста…

Вот так номер… однако.

Предложи он мне такое еще пару месяцев назад — прыгнул бы к нему в постель, не задумываясь. И лёг бы под него, и позволил бы все, что он хочет. Но не тут то было!

— Нет, — тихо отвечаю ему, мотая головой.

— Нет? — удивился Насхайм, приподняв бровь.

— Нет, — спокойно повторяю я. Потому что знаю: наутро он сквозь землю будет готов провалиться от стыда за свое предложение. Ну как же, начнется это самокопание и самобичевание: «как я мог такое с ребенком сделать», «какой я учитель после этого» и все в таком духе. Будет раскаиваться, просить прощения… А я? У меня сердце просто не выдержит этих унижений, потому как раскаивания эти прежде всего добьют меня. Не хочу я, чтобы он желал меня, выпив добрую дозу алкоголя… Не этого я хочу. Поэтому — нет. Твердое, решительное «нет».

— А, вот оно что значит… как думаешь, Исак, а я…я заслужил хоть каплю этого тепла… твоего тепла? — видимо, не собирается успокаиваться Насхайм.

— Спите уже! — чуть ли не кричу на пьяного бедолагу.

— Ну и ладно! — размыкает наши руки и разворачивается ко мне спиной, уткнувшись правой половиной лица в подушку. — Значит буду тут один замерзать, — сонно лепечет Эвен.

Мда… Смешно! У нас хоть и северная страна, но в июне не так уж и холодно. Но я все же беру с кресла плед и накрываю им со спины моего учителя.

А потом сажусь на колени на пол так, чтобы наши лица были примерно на одном уровне и начинаю тихонько гладить его по волосам. Так, как когда-то делал он… взрослый мой.

Насхайм закрывает глаза, но по движению ресниц понимаю, что он не спит.

Наклоняюсь к самому уху и шепчу:

— If you only knew*, — оставляю осторожный поцелуй на виске, а Эвен резко распахивает глаза:

— So did you*…

Тянется рукой к моему лицу и нежно оглаживает его от правого виска до подбородка.

Снова это неловкое молчание. И искренне-теплые взгляды, говорящие больше слов, гораздо больше.

Но я первым разрываю зрительный контакт. Поднимаюсь на ноги и, поправив плед на спине Эвена, выключаю свет и покидаю его комнату.

Знаю наверняка: утром будет непростой разговор. А вообще мог бы хотя бы на словах меня поздравить, мой горе-алкоголик.

_______________________

*If you only knew — Если бы вы только знали.

**So did you — (здесь) — И ты — тоже.

========== Часть 23.2. I will always ==========

Действительно бесконечна…

Эвен.

— Вам черный без сахара, да? — мальчик суетится вокруг меня, как ни в чем не бывало. Ни косых взглядов. Ни ухмылок.

Утром проснулся совсем рано. Несмотря на небольшую головную боль и жуткую сухость в горле после такого большого количества алкоголя с непривычки, заставил себя встать и пойти в душ.

Пока шел до ванной комнаты, успел заглянуть к Исаку. Дверь была приоткрыта, а мой мальчик навзничь лежал на своей кровати, наполовину укрытый легким одеялом.