— Исибэйл, — услышал он в спину.
— Да… господин, — он медленно развернулся, боясь услышать самое непредсказуемое.
— На пятый день Йоля мы устраиваем состязание лучников. Скажи Магде, что я позволил тебе прийти… посмотреть.
— Как прикажете… Спасибо.
— Иди к себе, — успев повернуться к мальчику спиной, вновь сурово промолвил Эвен.
Но к юному Соммервиллю, вместе с подаренной ему жизнью, вернулась и его прежняя беспечность:
— Почему вы так боитесь показаться… добрым? Ведь вы же вовсе не такой жестокий. Не такой, как они все.
Широко распахнув в удивлении глаза, но так и не изменяя своего положения, Эвен привычно сурово ответил:
— Ты, верно, вчера головой повредился, мальчик. Уходи, пока я не передумал.
Прикусив губу, Исибэйл побрел восвояси.
На кухне его тут же затискали в совсем неосторожных объятиях. Сердобольная Магда даже всплакнула, тут же утерев глаза концом фартука. Когда женщина понемногу пришла в чувства, приняв на себя привычный образ проворной хозяйки кухни, Исибэйл, сделав глубокий вдох, на одном лишь выдохе выпалил свой вопрос:
— Кто такой Эвер, Магда?
Комментарий к 4. Это солнце не жжется
И все-таки мне показалось логичнее рассказать про Йоль в этом доме в другой части.
Конечно, стоит принять во внимание, что люди в те времена, особенно те, что жили в условиях сурового климата высокогорья, были гораздо закаленнее нас, пусть и та жестокость, которой подвергся Исибэйл, все же отразилась на его здоровье.
========== 5. Resurgam ==========
Старое солнце потонуло в черном омуте несбывшихся надежд и несчастий. Но свет вернется с новым солнцем. Оно возродится и воцарится над тьмой долгой зимней ночи, самой долгой и самой темной в году. И радость от этого возрождения, свет новой жизни еще яснее воссияют сквозь темноту.
Древние обряды Йоля священны для потомков кельтов и викингов. За двенадцать дней до этой великой ночи дома наполнились ароматом еловых веток. Повсюду были развешаны гроздьями красные ягоды падуба в острых листьях, а пучки омелы с белыми плодами свисали там и тут, заставляя наглеть и так давно распоясавшихся мужчин и смущаться женщин, что должны были по древней традиции беспрекословно позволить коснуться своих уст чужим устам, если случалось встретиться им под букетом вечнозеленого растения с ядовитыми, молочно-белыми ягодами.
За день до священной ночи Магда так загоняла бедного Исибэйла, что он едва ли передвигал ноги, не до конца зажившие, когда уперся носом в крепкую грудь, укрытую овечьей шкурой.
— Обмогся, стало быть? — в голосе младшего Насхайма не было ни капли сострадания или участия. Больше, некое удивление такому скоротечному выздоровлению мальчика.
— Да, господин… Магда быстро поставила меня на ноги. Да и вы…
— Кто бы сомневался, — не позволив ему закончить, Эвен коснулся его подбородка большим пальцем правой руки, подняв голову мальчика к свету. — Ты бледен, Исибэйл. Магда сказала: плохо ешь. Так дело не пойдет.
— Мне хватает… Спасибо, господин. Не стоит вам беспокоиться о каком-то слуге…
— Телу бы твоему силы этой! А то, как погляжу, вся в язык ушла.
Исибэйл, как всегда ни к месту осмелев, хотел было что-то возразить, но с другой стороны дома послышался шум шагов приближающегося к ним человека. Мальчик узнал в нем того, кого боялся и ненавидел одновременно. Странным сейчас показалось лишь то, что во всю правую щеку Седрика светило огромное пятно цвета запеченной свеклы.
— Наш господин решил не изменять традициям?! — с наглой усмешкой обратился он к Эвену.
— О чем это ты, Седрик?
— Ну, так как же, господин. Стоите с этим оборванцем аккурат под самой омелой, да за лицо его держитесь.
Только сейчас оба — Эвен и Исибэйл — заметили букет с белыми плодами над головами.
— Попридержи язык, Седрик Ванагар. Я и на этот раз не посмотрю, что ты славно с мечом и луком обращаешься.
— Ну, господин. Шутки ради я сказал вам это! Не сердитесь, да и можно ли сердиться в такой праздник.
Эвен убрал руку от лица Исибэйла и кивком головы велел тому отправляться на кухню. Но любопытный донельзя мальчик нарочно замедлил шаг, услышав, как его молодой господин отчитывает зарвавшегося Ванагара:
— Ты хороший воин. Но я перестаю видеть в тебе хорошего человека. Седрик. Вместо того, чтобы верно служить мне, ты исполняешь приказы моего отца, зная, к чему это приведет. Одумайся. Кому ты служишь?
— Ваш отец — главный в доме. Простите, если огорчил вас, но я не могу не подчиниться его приказам. Разве вы не понимаете?
— Понимаю. Но мальчика трогать не смей. Иначе поплатишься.
— Воля ваша, господин. Да только ни мне, ни другим вашим людям невдомек: чем вы так привязались к нему? Верно, мальчишка вовсе не так прост. Среди горцев есть потомки колдунов этих земель — друидов. Так может, и он вас околдовать смог, а?
— Ничем я не привязался к нему. Но и объясняться с тобой я не обязан. Не забывайся.
Дальше Исибэйл уже не слышал, ибо скрылся в проеме кухни.
Он так умаялся за этот день, что начало ему чудиться, будто бы не ночь, а день сегодня самый долгий в году.
Раньше, в доме родителей, вся эта суета была ему в радость. Но сегодня первый Йоль в свой жизни он был лишен тепла семейного очага. Не сомкнуть больше горячих рук его семьи в волшебный круг. Не загадывать больше желаний наперегонки с Исабель. Все для Исибэйла обратилось сплошной, непреодолимой темнотой.
Но вот что никак не шло из мыслей его, пока хлопочущая возле жарева и парева Магда то и дело подсовывала ему какое-нибудь толчение или мешание: в лице Эвена он тоже не угадал радости от приближающейся священной ночи Солнцеворота.
А еще тревожило его то, что Магда так и не решилась поведать ему о том, кем же был этот Эвер, из-за которого спорили старший господин с сыном.
Исибэйл даже не удивился, когда Магда погрозила ему, что рано или поздно он точно безъязыким останется: слишком часто в этом доме ему уже указывали на то. Но он чувствовал: неспроста судьба позволила ему услышать это имя. Он хоть и был в полузабытьи, а слышал слова Эвена, из которых заключил, что каким-то образом напоминает ему таинственного Эвера.
Встречали Йоль с размахом. Казалось, костры пылали не на дворе, а в самом дому — вот сколько зажгли факелов и лучин. Языки пламени страшными тенями плясали на стенах. Но к утру пламя костра потухло. Угасли факелы и лучины. Неужели с ними исчез и свет? Исибэйлу казалось, что отныне солнце для него не повернется к весне и пребывать ему теперь в вечной зиме.
Как и было обещано, на пятый день празднования зимнего солнцестояния Исибэйлу позволили присутствовать на состязании лучников. Цель была не из легких, о чем свидетельствовало и то, что с того расстояния, что было отмерено, ее так никто и не поразил за более чем час. На состязании на почетных местах присутствовали оба лорда Насхайма. Наградой же победителю были неслыханное: исполнить любое желание. Поразившей цель с самого дальнего расстояния мог получить все, что угодно.
Над горе-лучниками недолго потешались, скорее для порядка, а потом они приглашались за столы, накрытые прямо на дворе.
Время состязания было на исходе, но окровавленная голова убитого зайца, прибитого к узкой доске, так и не была пронизана ни в едином месте, хотя по заданию надо было попасть в глаз.
— Неужели на нашем дворе не осталось того, кто справится с заданием? — раздался строгий голос старика Насхайма. — Ну же, смелее!
Эвен, встав со своего места, взялся за свой лук:
— Думаю, мне стоит дать пример остальным, отец.
— А мне можно?..
Все, кто был на дворе, в изумлении пооткрывав рты, обернулись на юного, худенького мальчика в потрепанной шерстяной шали, что вилась круг всего его тела.
— Что?! — прорычал старший хозяин, но Эвен, пораженный просьбой Исибэйла не меньше других, тихо шепнул отцу, блестя глазами:
— Пусть попробует. Что с того: опозориться — ему урок лишний.
