========== 1. Мое благородное право ==========
— Исибэйл! Вот неугомонный! Отпусти же меня!
— И не подумаю! Сначала пообещай, что больше никогда не будешь дразнить меня!
— Не моя вина, что тебя нарекли девичьим именем при рождении!
— Не моя вина, что я родился похожим на тебя — на самую красивую девушку во всей округе!
— Ах, что я слышу? Ты назвал красивой меня, а восхвалил себя, да?
— Нет же, я всего лишь хочу, чтобы ты перестала дразнить меня из-за этого!..
Еще долго двое юных, как две капли воды похожих подростка — брат и сестра — будут беззаботно дурачиться в первом, так поздно, лишь в декабре, за одну луну до Йоля, выпавшем этой зимой снегу.
Им едва ли минуло шестнадцать, как во всем селении и по всем сторонам от него только и разговоров было о том, какие на диво ладные дети подрастали в роду Соммервилль. Оба хорошо сложенные, с пшеничными локонами, нежно обрамлявшими алые, что горизонт в утреннем зареве, щеки, со лба ниспадавшими сияющими прядями до зеленых, словно ветви остролиста, очей. Местные частенько подшучивали над матерью семейства: не гуляла ли она часами в падубовой роще все те месяцы, что носила в утробе этих прелестных детей, а, может, выпила зелья друидов, что те давно научились варить из этого вечнозеленого остролиста?
Но, как только рядом появлялся их отец — уважаемый во всей округе человек, почитаемый за добрый нрав, великодушие, а когда это было так необходимо — и твердость руки и характера, все разговоры тут же стихали. К тому же, мальчик уже к двенадцати годам искусно владел луком и стрелами, а что до его имени, из-за которого его так часто последнее время ранили даже невинные шутки сестры, то всему виной была схожесть с девичьим ликом: уж больно милотелым он был для будущего мужчины и воина тех жестоких первых веков от Рождества Христова. Нелегким был путь веры христианской на землях Европы, равно как и на ее островах.
Здесь, в северо-западных высокогорьях Шотландии, где землей владели вассалы короля Норвегии, слишком велико было влияние скандинавов, что не могло не сказаться на укладе жизни ее обитателей. Эта жизнь сделала их суровыми и твёрдыми, как камень, закалила их характер. Но и бремя простых страстей человеческих было им не чуждо.
Злые языки поговаривали, что сердце юного Исибэйла пылает совсем не братской любовью к его красавице-сестре Исабель. Особо смелые распускали сплетни о том, что видели, как подростки Соммервилль, всякий раз оставшись наедине, без тени стыда ложатся рядом и со всем нетерпением, на какое только способны юные сердца, гладят друг друга поверх одежды и под ней. Впрочем, все прикусили свои поганые языки, когда к Исабель посватался сын старосты деревни, что был всего двумя годами старше.
Уж кому-кому, а Исибэйлу давно было известно о том, кто бередит сердце его сестры. Потому он искренне радовался за нее, когда отец их не счел необходимым искать причины для отказа в заключении брачного союза, что был призван лишь укрепить влияние обоих родов. А дурные бараньи головы пусть бредят чем хотят.
Церемонию решено было провести за две недели до Йоля. Каждое жилище в доме уже давно было украшено зелеными ветвями с щедрыми плодами целомудренно-белой омелы и кроваво-красного падуба. А Исибэйл с отцом уже были на пути в дальний лес, где должны были выбрать дуб для самого добротного полена. На сердце мальчика было бы совсем легко, если бы ни мысли о том, что совсем скоро не будет в его жизни этого веселого времени, что они проводили за играми с Исабель, не будет этих тайных от родителей разговоров о самом сокровенном, и даже пепел будущего йольского полена следующей зимой, за двенадцать дней до дня зимнего солнцеворота, ему придется развевать над полями в одиночестве. Чем дальше они с отцом уходили в глубь леса, тем сильнее скребли кошки на душе мальчика.
Из плена раздумий его вывел пронзительный свист стремительно пролетающей над ним стрелы, что в одно мгновение впилась в самое сердце дубового ствола, аккурат перед маленьким, по-девичьи изящным носом Исибэйла. Повинуясь инстинктам лучника, руки его сами потянулись к упрямо торчащей из ствола дерева стреле.
— Не смей прикасаться к ней!
Грубый окрик заставил его обернуться. Со стороны заваленной буреломом лощины, едва припорошенной снегом, к ним с отцом приближались двое. Судя по одеянию, по тому, как уверенно они держались, еще издали окидывая строгим взглядом путников, люди были из благородных. Белоснежные, собранные на затылке в тугие косы волосы, и леденящие синевой глаза выдавали в них выходцев из норвежских землевладельцев.
— Отец, мы ведь не сделали ничего плохого, правда? — Исибэйл едва ли успел шепнуть старшему из Соммервиллей. Но ответа ему не суждено было услышать, ибо их сюзерены уже стояли к ним лицом к лицу.
Старший был, похоже, одного, довольно почтенного для тех времен возраста с отцом мальчика, до которого большая часть мужчин, проводящих свою жизнь в боях, охоте и тяжелой крестьянской работе, почти не доживала. Но внимание Исибэйла было сейчас приковано к мужчине помладше, на вид лет двадцати-пяти, что было довольно странно объяснить, ведь тот, казалось, не желал удостаивать и мимолетным взглядом во все глаза таращащегося на него младшего из Соммервиллей.
По правде сказать, мальчика интересовал не вид этого белокурого исполина: ему хотелось знать, кто из этих двоих так метко выпустил стрелу из лука.
Любопытство его вскоре было щедро вознаграждено.
— Мы выбирали дуб для полена на Йоль. Просим простить нас, если помешали вашей охоте, господин.
— Мы не охотились. Мой сын просто упражнялся в стрельбе.
— У него это отменно получилось, господин, — отец Исибэйла явно пытался смягчить возможный гнев хозяина этих земель. Тот лишь несколько раз перекрестно перевел взгляд от отца к сыну, а затем произнес:
— Не ты ли Гарольд Соммервилль?
— Он самый, господин.
— Что ж, — лицо старшего землевладельца исказилось в недоброй улыбке. — Выходит, не зря люди так расхваливали прелести твоих отпрысков. Если твой сын так хорош, какой же силы красота твоей дочери.
— Благодарю вас, господин.
— Не стоит. Если бы она была благородной по происхождению, я бы выдал ее за своего сына.
— Но Исабель уже обручена! — к всеобщему удивлению, громко выкрикнул Исибэйл, сам не ожидавший от себя такой дерзости — влезть в разговор старших — и оттого вмиг покрывшийся алыми пятнами стыда по всем лицу до неприкрытой шеи.
— Вот как?! — еще слащавее заулыбался старший сюзерен. — Когда же состоится обряд?
Гарольд знал причину этого любопытства. Знал и был не в силах вымолвить ответ. Тогда господин взглядом показал, что ждет ответа от мальчика. Вконец растерявшийся Исибэйл, сердцем чуя неладное, тихо промолвил:
— Через неделю…
— Чудесная новость! Тогда я разрешаю своему сыну воспользоваться правом первой ночи. Слышишь, Эвен? Какой чудесный дар я преподнесу тебе в честь приближающегося Йоля.
Пожалуй впервые названный Эвеном молодой мужчина развернул свой профиль и сейчас смотрел прямо в глаза Исибэйлу, который был на голову ниже, но в отчаянии непреднамеренно вскинул подбородок.
— Прошу вас, господин… Ей же всего шестнадцать…
— Что?! Смеешь противиться воле своего господина? Забыл, на чьей земле живет твоя семья? — слова старшего Соммервилля не вызвали в нем ничего, кроме нарастающей ярости.
— Но Исабель любит своего жениха, а вашего сына она и в глаза не видела! — вновь слишком опрометчиво дерзнул встать на защиту чести сестры Исибэйл. Несмотря на юный возраст, он давно бы наслышан об этом жестоком развлечении благородных феодалов.
— Уйми своего сына, Гарольд Соммервилль. Иначе, не сносить ему головы!
— Не стоит, отец, — холодные, хриплые слова слетели с синеватых от мороза губ молодого господина. Затем он правой рукой резко схватил зеленоглазого мальчика за торчащий из-под шерстяного пледа ворот лейне и, приблизив вновь ставшее белым личико мальчика к своему, процедил сквозь зубы:
