— Как же ты сюда добраться смог?

Исаак прижался щекой к его плечу, покрытому знакомой лейне:

— Вместе с ним и добрался.

— Да, у него тоже есть здесь земли. Наверное, кого-то из сыновей оставит тут всем заправлять.

— Возможно. Правда, у него еще есть дочь, что фору даст любому из юных лучников. Даже мне.

Милый звонкий смех раздался у лица Эвена. Только вот самому Насхайму отчего-то стало не до смеха.

— Вот как… Она, наверное, красавица?

— Еще какая, — Исаак оторвал лицо от его плеча, почувствовав, как изменился в голосе Эвен. — Скоро своими глазами увидите.

— Что ж, — Эвен ослабил объятия, что вызвало очередную улыбку на лице мальчика, — почему же ты сейчас здесь… а не с ней?

Исаак еле удержался от смеха, зажав рот ладонью. А затем, выцепив кое-что из памяти, произнес:

— И правда, мой господин. Почему же я сейчас не с ней? Разве вы не знаете?

— Не шути так со мной… Исаак.

— А вы все прежний. Чуть что не по вам… словно подменяют вас.

— Не слишком ли много ты себе позволяешь? Не смотри, что я незрячий… я так взгрею, что и на завтра сидеть не сможешь.

Исаак все-таки рассмеялся:

— Зрение ваше вернется, — он вновь взял его ладони в свои, — а здесь я, потому что вы и сами, без моих слов все знаете… хоть я и не успел тогда сказать вам этого.

Лицо его сейчас оказалось так близко, что они соприкоснулись носами.

— Я люблю вас. Давно уже люблю. И место мое — рядом с вами. И только.

Он сам прильнул губами к его, с каждым прикосновением оживавшим губам. Эвен, в полном смятении чувств, все еще до конца не веря в происходившее, для верности стиснул Исаака в своих руках, крепко прижав к себе.

— И я тебя люблю, — выдохнул он, на миг разорвав поцелуй. — Только ты правда… не исчезай больше. Иначе все вновь потеряет смысл.

— Я же пообещал вам. Теперь вы знаете, что моему слову можно верить.

В ту ночь они долго сидели вот так, обнявшись, прерывая молчание лишь единением губ. Но Исаак еще не все рассказал ему.

— Знаю, что, быть может, не поверите мне… но Седрик ваш — плохой человек. Лорд Ярвинбрук все сам вам расскажет… Только перестаньте винить отца в смерти вашего брата. Не на нем его кровь. Это правда.

Эвен покачал головой:

— Я много ошибался в жизни и был за это наказан. А Седрик… Он получит по заслугам, если есть на нем хоть капля вины за смерть Эвера. Но и без этого, за тебя, его еще покарают.

— Не позволяйте жажде возмездия управлять вами, мой господин. Это не путь к истине.

— Ну, — Эвен потрепал его по волнистой макушке, — то, что мы делаем, по христианским законам, тоже не есть путь к истине.

— Неправда. Не путайте. Нами движет не жажда отмщения. Разве любовь — это грех?

Эвен, зарывшись лицом в его волосы, вдохнул отдававший первыми йольскими кострами аромат волос Исаака, а затем, не видя глазами, но чувствуя кожей мягкий свет и тепло его очей цвета вечнозеленого падуба, произнес:

— Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто.*

И услышал в ответ:

— А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше.*