Мисс Корнелия вернулась из дома Муров очень довольная и объявила:

— Лесли возьмет его. Она так и ухватилась за эту возможность заработать. Ей нужны деньги, чтобы починить крышу этой осенью, но она не знала, где их взять… Я полагаю, капитану Джиму будет более чем интересно узнать, что внук Джона Селвина приезжает сюда. Лесли велела передать вам, что очень хочет пирога с вишнями, но не может прийти к чаю, так как идет искать своих индюшек. Они ушли со двора. Но она попросила, если останется кусочек, положить его в буфетной, а она забежит в сумерки, чтобы взять его, когда пригонит беглянок домой. Вы представить не можете, Аня, душенька, как я обрадовалась, когда услышала, что Лесли передает вам такое послание, смеясь, как смеялась когда-то, давным-давно. Она очень изменилась в последнее время — смеется и шутит, как девочка, и из разговора с ней я поняла, что она очень часто бывает у вас.

— Почти каждый день… или я захожу к ней, — сказала Аня. — Не знаю, что я делала бы без Лесли, особенно теперь, когда Гилберт так занят. Он почти не бывает дома, если не считать нескольких часов после полуночи. Боюсь, он просто сводит себя в могилу непосильным трудом. Так много людей с той стороны гавани посылает теперь за ним.

— Довольствовались бы своим собственным доктором, — сказала мисс Корнелия. — Хотя, конечно, я не могу винить их за то, что они предпочитают ему другого, — ведь он методист! К тому же с тех пор как доктор Блайт поставил на ноги миссис Аллонби, люди уверены, что он умеет воскрешать мертвых. Я думаю, доктор Дейв чуточку завидует. Чего же еще ожидать от мужчины? Говорит, будто доктор Блайт слишком увлекается всякими новомодными идеями! «Конечно, — говорю я ему в ответ, — именно одна из этих новомодных идей помогла спасти Роду Аллонби. А если бы ее лечили вы, она умерла бы и лежала теперь под могильной плитой, надпись на которой уверяла бы, что Богу было угодно взять ее к себе». Мне очень приятно откровенно высказать свое мнение доктору Дейву! Он командовал всеми в здешних местах и до сих пор думает, что знает больше всех на свете… Кстати, о докторах… Хорошо бы доктор Блайт сходил и осмотрел Дика Мура — у него появился фурункул на шее. С этим Лесли самой уже не справиться. Право, не понимаю, зачем Дику Муру понадобилось делать фурункулы… как будто с ним без того недостаточно хлопот!

— А знаете, Дик, похоже, привязался ко мне, — сказала Аня. — Ходит за мной по пятам и расплывается в улыбке, как довольный ребенок, когда я обращаю на него внимание.

— Вас от этого дрожь пробирает?

— Вовсе нет! Мне, пожалуй, даже нравится бедный Дик Мур. Во всяком случае, он кажется таким жалким и вызывает сострадание.

— Хм! Он не вызвал бы у вас особого сострадания, если бы вы видели его в те дни, когда он не в духе, поверьте мне! Но я рада, что он вас не пугает — тем лучше для Лесли… У бедняжки прибавится забот, когда приедет этот постоялец. Надеюсь, он окажется порядочным существом. Вам он, вероятно, понравится — он писатель.

— Хотела бы я знать, почему так распространено мнение, что если два человека — писатели, они, в силу одной этой причины, должны быть весьма близки друг другу по духу и образу мыслей, — заметила Аня несколько пренебрежительно. — В то же время никто, как правило, не ожидает, что два кузнеца проникнутся горячей любовью друг к другу лишь потому, что оба кузнецы.

И все же она смотрела на предстоящий приезд Оуэна Форда с радостным чувством ожидания и надежды. Если он молодой и симпатичный, то вполне может оказаться приятным дополнением к кругу ее и Гилберта друзей. Веревочка от засова двери Домика Мечты была всегда выведена наружу для удобства всех, кто принадлежал к племени, знающих Иосифа.

И вот однажды вечером мисс Корнелия позвонила Ане по телефону.

— Писатель только что приехал. Я собираюсь привезти его к вам, а уж вы покажете ему дорогу к Лесли. Так будет быстрее, чем если бы мы с ним поехали кругом по другой дороге, а я ужасно спешу. Ребенок Ризов взял и свалился в корыто с горячей водой! Обварился чуть ли не до смерти, и они просят меня срочно прийти к ним… чтобы наложить на ребенка новую кожу, я полагаю. Миссис Риз всегда так беспечна, а потом ждет, что другие люди исправят ее ошибки… Так вы не возражаете, душенька? А его дорожный сундук привезут завтра.

— Очень хорошо, — сказала Аня. — Что он за человек, мисс Корнелия?

— Вы увидите, что он представляет собой снаружи, когда я привезу его. Ну а что он представляет собой изнутри, знает только Господь Бог, который его создал. Больше не скажу ни слова, так как наверняка в деревне сняты сейчас все до единой телефонные трубки.

— Очевидно, мисс Корнелия не может найти особых изъянов во внешности мистера Форда, иначе она сообщила бы о них, несмотря на снятые телефонные трубки, — заметила Аня. — Отсюда я делаю вывод, Сюзан, что мистер Форд скорее красив, чем некрасив.

— Что ж, миссис докторша, дорогая, я люблю посмотреть на привлекательного мужчину, — откровенно заявила Сюзан. — Не лучше ли мне накрыть на стол, чтобы он мог перекусить? У нас есть земляничный пирог, который прямо-таки тает во рту.

— Нет, Лесли ждет его, и у нее готов для него ужин. А кроме того, земляничный пирог нужен мне для моего собственного бедного мужа. Он вернется домой очень поздно, так что, Сюзан, оставьте для него на столе пирог и стакан молока.

— Непременно, миссис докторша, дорогая. Сюзан у руля! Лучше все же кормить пирогами собственных мужей, чем незнакомцев, которые, возможно, только и делают, что ищут, где бы им набить брюхо… да доктор и сам — такой привлекательный мужчина, какого нечасто встретишь.

Когда Оуэн Форд появился в гостиной, куда его почти втащила за собой мисс Корнелия, Аня втайне признала, что он действительно очень привлекателен — высокий, широкоплечий, с густыми темными волосами, красиво очерченными носом и подбородком, с большими и блестящими темно-серыми глазами.

— А вы обратили внимание на его уши и зубы, миссис докторша, дорогая? — поинтересовалась Сюзан позднее в тот же вечер. — У него самые аккуратные уши, какие я только видела на мужской голове. Я хорошо разбираюсь в ушах. В молодости я очень боялась, как бы мне не пришлось выйти замуж за лопоухого мужчину. Но тревога была напрасной, так как я никогда не имела шансов на успех ни у каких ушей.

Аня не обратила внимания на уши Оуэна Форда, но она видела его зубы, когда его губы раскрывались в искренней и дружеской улыбке. Когда он не улыбался, его лицо приобретало довольно грустное, отсутствующее выражение, мало чем отличавшееся от выражения лица меланхолического и загадочного героя Аниных девичьих грез; но стоило улыбке озарить его лицо, как становилось понятно, что это человек веселый, обаятельный, с чувством юмора. Бесспорно, снаружи — если употребить выражение мисс Корнелии — Оуэн Форд был весьма видным молодым человеком.

— Вы не можете себе представить, как я рад побывать здесь, — говорил он, обводя все вокруг нетерпеливым, полным интереса взглядом. — У меня странное чувство — как будто я вернулся домой. Моя мать родилась и провела детство в этом доме. Она много рассказывала мне о нем, так что я знаю его «географию» не хуже, чем если бы сам жил здесь. Разумеется, она также поведала мне о том, как был построен этот дом, и о полных страдания, бессонных ночах, проведенных моим дедушкой на берегу в ожидании прибытия корабля, который вез его невесту. Но я полагал, что столь старый дом должен был давным-давно исчезнуть, иначе я приехал бы гораздо раньше, чтобы взглянуть на него.

— Старые дома не исчезают так просто на этом заколдованном берегу, — улыбнулась Аня. — Это «край, где остается все всегда, как было…», по меньшей мере почти всегда. Дом Джона Селвина даже не очень изменился за прошедшие годы, и в саду цветут в эту самую минуту розовые кусты, которые ваш дедушка посадил для своей невесты.

— Как мысль об этих розах связывает меня с моими предками! С вашего позволения я непременно осмотрю в ближайшее время весь дом и сад.