«Его обожают, — понял он, гулко сглатывая. — Он для них особенный. Даже больше, чем просто особенный».

Последние десять или около того лет Луи много думал о том, как семьи и вообще какие-то сообщества — временные или нет — встречаются, а в некоторых случаях и, наоборот, расстаются. Думал о том, как медленно и неотвратимо распадался брак его родителей, пока они в конце концов не развелись. Или о том, как он, Зейн и остальные их однокурсники казались себе чуть ли не хозяевами мира и наслаждались жизнью вплоть до самого выпуска, а потом, спустя шесть недель после него разъехались, и магия, делавшая Мэдисон домом, испарилась. Потом, после двадцати, он много лет намеренно отсрочивал своё поступление, пропадая то в Амери-Корпусе, то в Корпусе мира, каждый раз начиная что-то и затем тут же это бросая. И в этом, по сути, не было ничего плохого. Луи гордился работой, которую он проделал, и вершинами, которых ему удалось достичь. Но сейчас он видел, как Гарри Стайлс примерно за это же время обзавёлся, в отличие от него, чем-то постоянным. То, чем Гарри удалось окружить себя в Шеридане, не заканчивалось на одном только ранчо. Разумеется, не заканчивалось. История Лиама про его сына; то, как все в зале — и старые, и молодые — смотрели на Гарри, будто бы искренне ему радуясь… Всё это не шло ни в какое сравнение с маленьким миром «Одинокой Розы». Здесь многим был нужен такой человек, как Гарри, здесь многих он мог вдохновить и сделать чуточку лучше. Он стал важной и просто замечательной частью общества, которому и сам был бесконечно предан. И сейчас Луи хотелось быть частью этого больше, чем когда-либо. Он бы очень хотел с гордостью именовать себя постоянной частью жизни Гарри.

«Я чертовски люблю его, — с трепетом подумал он. Чувство в его груди было таким ярким и сильным, что Луи казалось, будто он светится каждый раз, когда смотрит на Гарри, уже покачивавшегося в такт новой песне. — Так сильно люблю». Он покачал головой, вдруг чувствуя вину за то, что хотел остаться на ранчо, в то время как был просто обязан это увидеть. Уже знакомые переживания о Денвере и мечтах о поступлении на юрфак вернулись в его голову, но Луи тут же затолкал их подальше, полный намерения наслаждаться настоящим.

— Мы со всем разберёмся, — прошептал он себе под нос, всё ещё наблюдая за танцующим Гарри. — Вместе мы со всем разберёмся.

Оставшаяся часть вечера казалась какой-то восхитительной пыткой. Любовь Луи к Гарри стала такой сильной и всеобъемлющей, что ему было просто необходимо каким-то образом её выразить. И поскольку нескольких длительных поцелуев в щеку и осторожных соприкосновений бёдер под столом во время ужина для этого катастрофически не хватало, Томлинсон решил пуститься во все тяжкие и стать самой лучшей парой Гарри за всю историю Деревенских Танцев. Он с головой окунулся в общение с другими гостями, а после присоединился и к хороводам, с подлинным мальчишеским задором кружась на танцполе.

К тому времени, как они наконец покинули зал, улыбаясь всем на прощание, Луи был весь потный и уставший после бесконечных «хлоп-тап-топов», прыжков, пируэтов и весёлого смеха; а также настолько пьяный от любви, что его едва держали ноги. Его голова кружилась от одного лишь взгляда на Гарри и от его быстрых взглядов в ответ, пока они шли по тихому, безлюдному коридору. После того, как они преодолели последние двери и вышли на улицу, в лицо Луи дохнул свежий весенний воздух, охлаждающий его разгорячённую кожу и проясняющий затуманенную любовью голову. В каком-то смысле заземляющий его.

— Тебе понравилось? — тихо спросил Гарри, как только они оказались у машины, и провёл подошвой ботинка по ящику с песком, который, по всей видимости, стоял на этой парковке ещё со времён гололёда. При этом выражение лица ковбоя было мягким и счастливым — он уже знал ответ на свой вопрос.

В ответ Луи смог лишь широко улыбнуться и уверенно кивнуть, а после, прижав Гарри к капоту форда, горячо его поцеловать, издав вздох облегчения в ту же секунду, как встретились их губы.

«Боже».

Наконец-то они одни. После долгих часов наблюдения за таким прекрасным и, одновременно с тем, таким недосягаемым Гарри, Луи наконец мог прикасаться к нему именно так, как того и хотел.

— Пиздец, — выдохнул запыхавшийся Гарри, как только они отстранились друг от друга. Он опустил взгляд почерневших глаз на Луи, и тот с благоговением заметил, как сильно раздулись ноздри ковбоя, когда он втянул в себя воздух. Мужчину, казалось, ошеломило то, с какой страстью его только что поцеловали и каким требовательным и возбуждённым при этом был Томлинсон.

Луи уставился на свои руки, которые всё это время покоились на груди пытающегося взять себя в руки Стайлса и поднимались вместе с ней на каждый его вдох. Он никогда раньше не чувствовал ничего подобного — никогда не влюблялся в кого-то так, что это больше походило на какое-то безумие. Будто он мог вылезти из собственной кожи или и вовсе спятить, если они как можно скорее что-нибудь с этим не сделают. Серьёзно, ещё немного, и его просто унесёт с поверхности Земли, будто он переполненный любовью воздушный шарик.

— Я люблю тебя. — Луи с трудом удалось оторваться от глаз Гарри, в которые он на свою беду снова рискнул заглянуть. И он едва не рассмеялся после того, как понял, что сказал, ведь это было именно тем, что он хотел до него донести. Именно из-за этого его внутренностям не сиделось на месте, а сам он находился в опасной близости к обмороку.

— Я тоже люблю тебя, — растрогано прошептал Стайлс и, пригладив волосы Луи, ласково поцеловал его в лоб. — Моя маленькая танцевальная машинка.

— Отвезёшь меня домой? — спросил Томлинсон, даже не замечая, что назвал ранчо домом до тех пор, пока глаза Гарри не стали ещё на оттенок темнее, а сам он, коротко кивнув, не выудил из кармана ключи, тут же открывая ими двери форда и вместе с Луи забираясь внутрь.

Как только Луи оказался в кресле и пристегнул ремень безопасности, он навис над консолью и запустил руку в волосы своего парня, нежно поглаживая его затылок.

— Эта тачка явно не предназначена для занятий любовью, Гарольд, — проворчал он, жестом указывая на панель управления, мешавшую ему вплотную прижаться к Гарри.

Рассмеявшись, ковбой завёл двигатель и высунулся в окно, вдыхая свежий весенний воздух и наслаждаясь всё ещё хозяйничавшими в его волосах пальцами Томлинсона. Отъехав с парковки, он взял ладонь Луи в свою и не отпускал её до самого конца, умело управляясь с рулём свободной рукой.

— Это точно. Меня предупреждали об этом в автосалоне. «Продаётся в комплекте с сидениями целомудрия. Стандартно». В то время это для меня не было большой проблемой…

С губ Луи непроизвольно сорвался смешок, но тут же сошёл на нет, потому что Гарри вдруг принялся большим пальцем выводить восьмёрки на тыльной стороне его ладони. Каждое медленное, осторожное прикосновение посылало новую волну возбуждения по телу Томлинсона, и он из-за этого едва мог дышать.

— Я так сильно хочу тебя, Луи, — прошептал Гарри, включая фары и выруливая на пустынную часть шоссе, которая вела прямиком к ранчо. Дыхание Луи сбилось, и он повернулся к Стайлсу, любуясь его силуэтом в зловещем ночном освещении и наслаждаясь тем, как он ластился к ладони, всё ещё находившейся в его волосах. Воздух вокруг них будто искрился. — Думал об этом всю… всю ночь.

— Хочешь трахнуть меня, персик? — поинтересовался Луи, слегка дёргая кудри ковбоя. Одна лишь мысль об этом посылала волну желания по всему его телу, заставляя лицо гореть, а мышцы — ныть от ожидания. Мысль о том, как Гарри берёт его сзади и работает своими идеальными крепкими бёдрами, входя в Луи на всю длину. — Сначала пальцами, а потом уже и членом?

— Иисусе, — прохрипел Гарри, ёрзая в кресле и крепче сжимая руль и руку Томлинсона. Они заехали на усыпанную гравием подъездную дорожку, и благодаря на мгновение озарившему кабину лунному свету, Луи смог различить очертания эрекции у Гарри в штанах. Сглотнув, он облизал пересохшие губы и провёл ладонью по собственному возбуждённому члену. Его желание было таким сильным, а сам он — таким красным от охватившего всё его тело жара, что, казалось, вся кровь в его организме, которая ещё не успела прилить к паху, поднялась к самой его коже, окрасив её в ярко-малиновый цвет. Будто каждый его капилляр вздулся и пульсировал в такт с сердцем, а затуманенный похотью мозг в любой момент мог отключиться из-за недостатка кислорода. Его так тянуло к Гарри, что это больше походило на какую-то болезнь.