МОЙШЕ БРОДЕРЗОН Баба Яхна  В небе полная луна, И слышна лишь тишина, Ночь все небо засинила, Это час нечистой силы. Из горбатой из избушки Вылезает мышь-норушка, Воздух втягивает мышь, Тишь вокруг, ночная тишь. Тишь вокруг все тише, тише, А луна все выше, выше, Мышка шмыг обратно в дом И хозяйке бьет челом. Бьет поклоны раз за разом И сверкает острым глазом: «Для нечистых сил, для нас Настает урочный час». Черный ворон, цвета ночи, В комнате кружа, клекочет: «Наступает время тьмы, Ночь черна, черны и мы». Кот усатый, черноухий Боком ластится к старухе, Поднимает хвост трубой, Выгибается дугой. Вдруг с кровати одеяла Точно ветром посдувало, Покряхтев, поохав, вот Бабка наконец встает. Лезет в ступу, по дороге Чуть не покалечив ноги, Ступа из избушки прочь Сразу вылетает в ночь. Прилетают птицы стаей, Бабу Яхну окружают, И под птичий крик шальной Ступа мчит сквозь мрак ночной, Сквозь пронзительные крики, Сквозь мельканье крыльев диких, Сквозь огонь, сквозь шум и гам, Сквозь волшебный тарарам. Прилетают птицы стаей, Бабу Яхну окружают, И сквозь громкий птичий грай Мчит она в далекий край. Громок гомон бесноватый, Глаз блестит подслеповатый, Длинный нос висит крючком, Ливень льет, грохочет гром. Гром грохочет, эхо вторит, Баба в небе ступу шпорит, И прядает ступа ввысь, Где все тучи собрались. Вверх несется ступа рысью, В глубину небесной выси, Видно, что не гладок лёт: И толкает, и трясет. В этой тряске да болтанке Ступа — точно в лихоманке, Ту, что в ней, трясет стократ С головы до самых пят. Бабу молния пронзает, Баба в облаках витает, Пышет серою она, Раскалившись докрасна. К молнии старуха скоро С бессловесным разговором Приступает; а потом Речь их прерывает гром. Гром все громче громыхает, Баба небо подметает — Грязь метет с небесных круч, Поднимая вихрь из туч, Поднимая вихрь и бучу, Наметая тучи в кучу И сбивая в серый ком, Всё на небе кувырком! Баба небо подметает, Осень в гости зазывает, Желтый нацепив покров, Доит тучи, как коров. Доит дождик над полями, Над полями, надломами, На жнивьё и на покос, Бормоча себе под нос, Заклиная дождь осенний, Насылая стужу в сени, Хмарь и холод за окном И болезни в каждый дом. Отмеряя холод мерой, Вяжет небу саван серый, И бормочет всё она От зари и дотемна, От зари до темной ночи; Дни становятся короче, И от стужи обмерев, Листья падают с дерев. Тучи небо голубое Застилают толстым слоем, Дождь холодный льет из них, Пробирает бабу чих. Наконец, покончив с делом, Потрудясь душой и телом, Баба с холода долой Отправляется домой, В домик свой на курьих ножках. Пляшет мышка у окошка, Писком оглашает дом, То-то радость нынче в нем! Рад и ворон, рад и котик, Что настал конец работе, Вот так новость, вот дела, Наша бабушка пришла! Собирают угощенье: Жирный гусь, пирог, варенье, Бабушку ведут в кровать, К ней садятся пировать. Порешив с делами всеми, Коротают дальше время: Карт колоду достают, И тасуют, и сдают. И за кружкой молочка Всё играют в дурачка С Бабой Яхною в избушке Ворон, кот и мышь-норушка. Пивоваренка
 Стоял домишко старенький, Была в нем пивоваренка — Домок в одно окно, Не чиненный давно. Старик-смотритель много зим Здесь обитал — и дочка с ним. Он домик сторожил — Да сам же в нем и жил. А дочь была певуньей, Плясуньей да игруньей, И оживляла дом Задорным голоском. Но для кого ей петь, кому? Живет паук у них в дому — Но, в думу погружен, Молчит все время он. Кровати две, да две хромых Скамейки в комнатке у них. Молчат они сам-друг — И никого вокруг. Четыре стенки с крышею, Над ними понависшею — Такой вот жалкий дом, И жизнь такая в нем. Под крышей той соломенной По-над стрехой надломленной, Был тесный чердачок, Закрытый на крючок — А там, врасплох захваченный, Той дочкой одураченный, Чертенок тосковал И недоумевал: Зачем он здесь да почему? Все было невдомек ему. Ведь он уж год почти Сидел здесь взаперти. Он звался Забывалкою, И жизнью жил он жалкою: Зевал он, чуть живой, Качал он головой. В пустом бочонке он сидел, Без развлечений и без дел. Дверь заперта на крюк, И — никого вокруг. Чертенок тот, шутенок тот, Пузатый постреленок тот Сидел так много дней И стал еще жирней. — Иди сюда, мой сладенький, Кис-кис, кис-кис, мой гладенький! Девчонка подойдет, Чертенка позовет. И на руки его берет, И сразу смех ее берет, И с ним одним она Играет допоздна… Отец везет по вечерам Пивные бочки по дворам, И думает о ней, О доченьке своей. И вдруг берет его испуг, Тоска накатывает вдруг, Измотан, утомлен, Себя пытает он: Что с дочкой его станется, Когда одна останется, Как в рост она пойдет, А век его пройдет? Как на дрожжах, растет она, Красивей что ни год она — В пивном котле она Из пены рождена! Пустые бочки тарахтят, И, свету Божьему не рад, В тоске невесть куда Он едет, вот беда! В кривом каком-то тупичке Остановился он в тоске. И там стоит, застыв, От горя еле жив. Но — пиво уж распродано, Пора домой, пора давно. И, мрачного мрачней, Спешит он к дочке, к ней, Домой, в домишко старенький, В родную пивоваренку — Домок в одно окно, Не чиненный давно. Усталый, измочаленный, Хрипя уже отчаянно: «Что будет с ней потом?» Вошел к себе он в дом. И — ни словечка сверх того, И — ни прибавить ничего. Мокры его глаза, И в бороде слеза. И голову повесил он, Раздавлен и опустошен… Лишь дочка старика Развеселит слегка. Она с улыбкой нежною Затянет речь неспешную, И за руку возьмет, И скажет — «Ну-ка, вот…» И — вверх, к стрехе надолмленной Под крышею соломенной, На тесный чердачок, И, отперев крючок — К тому бочонку, где сидел Без развлечений и без дел Чертенок-карапуз, Рогат и толстопуз. «Спускайся, толстопузенький, По лесенке по узенькой. Посмотрим-ка сейчас, Чем ты потешишь нас!» И в комнатушку с чердака Слетел испуганный слегка Чертенок-сосунок — Да чуть не сбил их с ног! И на полу пустился в пляс, Как маленький волчок, вертясь, Запрыгал он, шальной, На ножке на одной! Как будто мальчик-баловник, Он кажет розовый язык, И жару поддает, И на руки встает, И так вертится озорно, Что уж в глазах у них темно, И пятками блестит, И склянкой тарахтит, И в грудь стучит он кулачком, И то поет он тенорком, То кашлянет, чихнет, То глазиком моргнет. И так смешно резвился он, Топтался он, кружился он, Что тут пошел весь дом От смеха ходуном. Берет отца и дочку смех, Паук танцует возле стрех, И паутинки сеть Вдруг начала блестеть, И так домишко старенький, Домишко-пивоваренка, Домок в одно окно Не хохотал давно, Не хохотал так много зим Старик-отец (и дочка с ним), Что домик сторожил И сам же в нем и жил. С поры, рассказывают, той, Как бы волшебною чертой От грусти отделен Их дом со всех сторон. Ведь Забывалка в доме том В бочонке все живет пустом, И будет жить, пока… До первого снежка! |
