Дом.

– Я… Я не был бы хорошей опорой, ваше величество.

– Бан, теперь зови меня Марс. Можно и Нованос.

– Когда мы обсуждаем Лира, это сильно напоминает мне о моем настоящем месте, сэр.

Моримарос поморщился:

– Твое место рядом со мной, Бан, куда бы я тебя ни отправил, хотя я знаю, что старый король думает о тебе. Его дочь того же поля ягода?

– Элия – добрая девушка, – ответил Бан. – Впрочем, не знаю, каким образом я смогу вам там помочь.

Король Аремории глотнул еще вина, а затем передал бутылку Бану. Лис почувствовал у короля в голосе затаенные честолюбивые нотки, когда тот произнес: «Бан Эрригал, Лис из Аремории, у меня есть для тебя игра».

Самая младшая дочь Лира бросилась на склон горы, хватая ртом достаточно холодный воздух, способный рассечь ей горло. Она прикрепила тяжелую кожаную сумку повыше на плечо и взяла путь покруче, чтобы прийти вовремя. Девушка резала пальцы о грубую желтую траву, ее ботинки скользили по выступающему известняку. Она споткнулась, задрала юбки повыше и затем взобралась на широкую вершину – наконец-то достигла цели.

Элия Лир лежала, перекатившись на спину, и счастливо вздыхала, несмотря на простуженное горло и грязь под ногтями. Вверху небо, окантованное нежными розовыми облаками и синими силуэтами гор, убаюкивающими эти пустоши, переместилось в сторону ночи. Она вздрогнула и прижала руки к груди. На севере Иннис Лира даже лето веяло морозным воздухом.

Впрочем, одиночество и близость к небу, которого она надеялась достигнуть, были для Элии величайшим блаженством. Здесь в тихом, великолепном разговоре присутствовали только ее дух и звезды.

Звезды никогда не заставляли Элию почувствовать себя злой, виноватой или несчастной. Звезды плясали именно там, где и должны. Звезды ни о чем ее не просили.

Элия взглянула на фиолетовое небо. Отсюда она ясно видела западный горизонт, где в любой момент могла появиться Звезда первых птиц и повиснуть, как бриллиант, на вершине Горы зубов.

Золотую пустошь будто смело, и она спустилась прочь от пиков и долин, омраченных выступающими валунами, похожими на упавшие куски луны. Ветер рыскал по воздуху, нашептывая песню с северо-западного края гор, направляясь на юг в сторону отдаленного Белого леса и на восток в направлении соленых вод канала. Принцесса здесь чувствовала себя брошенной, но темные долины скрывали дороги и небольшие скопления домов. Это было место, где жили семьи тех, кто заботился об овцах и козах, пасущихся на этой земле. Некоторые из них могли видеть веснушчатые холмы с серым и белым.

Если бы Элия посмотрела на юг, то смогла бы увидеть цепляющуюся к известковому выступу звездную башню, построенную для военных целей много веков назад старым лордом, еще до того, как остров был объединен. Первый король Лир конфисковал башню для звездных жрецов, открыл укрепленные стены и оставил их рушиться, но с юга Лир с помощью драгоценного дерева и сланца сделал башню выше, и с тех пор это стало идеальной позицией для создания точных звездных диаграмм и чтения знаков на каждой точке горизонта. Элия жила и училась там с прошлого года, когда ей исполнилось девятнадцать. Каждое утро она ставила звездные точки на лоб, чтобы доказать свои навыки в качестве жрицы и пророчицы, она еще не считала себя мастером, но надеялась, что в один из дней сможет так сказать о себе.

Этим утром знаки были туманны, как это часто бывало. Элия большую часть времени проводила, расчесывая спутанные, растрепанные ветром кудри. Ее компаньонка, Аифа, заботливо оборачивала вуаль или шарф вокруг волос Элии либо просила использовать ленты или по крайней мере заплетать косы, чтобы держать волосы вместе, как и подобает принцессе, не говоря уже о пророчице. Элия предпочитала оставлять волосы распущенными, ухаживая за ними только с помощью бергамотового масла из Третьего королевства и иногда используя несколько украшений. Эта особенность контрастировала с привычками ее сестер, ведь никто из них не покинул бы своей спальни без завершенных и совершенных нарядов.

Аифа постоянно огорчалась – дескать, Элия совершала ошибку, не задумываясь о привычках родных сестер. Как и отец компаньонки, которого справедливо называли Дураком, женщина всегда затевала спор, таким образом поддерживая семейную традицию. Этого было достаточно, чтобы Элия была благодарна за эти похищенные моменты одиночества.

Сидя, принцесса положила кожаный мешок на колени и развязала ремешок. Элия вытащила сложенную деревянную раму и рулон пергамента – отметить на диаграмме процесс появления звезд.

Девушка держала пари с мужчинами из донбудханских казарм, что сегодня ночью Звезда Первых Птиц наконец-то переместится в состояние сияния над далекой вершиной. Данна, звездный жрец и ее наставник, не согласился с девушкой, когда она рассказала ему об этом. Поэтому-то он наблюдал с крыши звездной башни, как Элия поднималась сюда, все выше и выше, чтобы увидеть первой. Победа играла для нее куда большую роль, чем просто горстка монет, на которую она сделала ставку.

Ох как шокировало бы ее отца такое пари.

На мгновение девушке захотелось, чтобы он был здесь, с ней.

На лице Элии снова появилась улыбка, когда она представила, что преобразовывает эту историю в форму, приемлемую для Лира. Предполагая, что она выиграла, конечно. Если бы девушка проиграла, она бы никогда не призналась в этом отцу.

Младшая принцесса была любима покойной матерью, будучи маленькой, приятно полной, чьи кожа, глаза, волосы, свивающиеся в восторженные локоны, имели приятный коричневый цвет. Отец Элии был высоким и бледным, как известняк, с самыми что ни на есть прямыми каштановыми волосами. То, чего жене не хватало в его внешности, она получила в обмен на воззвание к звездам.

Лир сказал бы: «Звезда Первых Птиц ярче других звезд, и она, в отличие от любой другой, движется. Все из-за ее фиксированного узора, но пока что вместе с пятью ее сестрами. Звезда Птиц пролетает через все остальное, влияя на формы и созвездия. Когда ты родилась, моя звезда, Первая и Третья птичьи звезды увенчали твой Калпурлагх».

Элия сердцем чувствовала картину своей диаграммы рождения и гениальную звезду в ее центре – Калпурлагх, ребенок-звезда, символизирующий храброе сердце и верность. Звезда Первой Птицы отличалась чистотой намерений, а Третья парила недалеко от корней Дерева червей, поэтому характерной чертой ее Звездного ребенка было отвлечение на святые мысли, так же как и на мысли о тлене. Отец Элии говорил, что влияние Червя в данном случае означало следующее: Элия всегда будет менять других или мир на тот, какой она не может видеть или предсказывать. Элия удивлялась, а если святые мощи или некоторые другие объекты труда Червя могут иметь другой ответ, но Лир отказался портить свидетельства своей королевской звезды такими вопросами, поэтому дочь не могла ничего возразить. Для него звезды были безупречны и не связаны со смертью, грязью, животным вожделением или инстинктом. Вся магия мира существовала прямо под звездами, и под ними же волшебство должно было оставаться.

«Бан мог знать, какое дерево спросить», – подумала Элия, а потом прикрыла губы пальцами, как будто произнесла это вслух. Имя Бана нужно было изгнать из ее сердца навсегда, как изгнали много лет назад его самого.

Предательство и томление закрутились в горле девушки. Все происходило против ее желания отказывать себе даже в воспоминаниях о Бане. Элия глубоко дышала и представляла, что ее чувства проявляются в дыхании, и это делало девушку холодной и спокойной, как звезда. Странной. Чистой. Отстраненной. Элия давно поняла – запретные страсти нужно держать в узде.

Однако Элиа являлась дочерью Лира, и всю ее семью обуревали нешуточные эмоции: Гэла, старшая принцесса, носила гнев и презрение, словно доспехи; Риган искусно манипулировала собственным сердцем, а также сердцами других людей; и король хранил горе и оставшуюся любовь внутри по жестким правилам, хотя они никогда до конца его не сдерживали. Элия, к несчастью, слишком легко влюблялась, как ребенок: в остров, в ее семью, в него, ветер, корни и звезды. Впрочем, любовь была грязной. Только звезды не менялись, и поэтому лучшим выходом было соответствовать желаниям отца – верности, силе, чистоте звездного света. Святая Иннис Лира, а не третья принцесса.