Девушка могла выдерживать тяжесть разочарованных взглядов Гэлы и ответ Риган, сочетающий лукавую издевку с учтивостью. Элия могла забыть тоску, заботы, но и любую радость и непреходящую скорбь из-за того, что ее сестры вообще о ней не заботились. Младшая принцесса могла вытерпеть бушующего Лира и успокоить его вместо того, чтобы набрасываться на отца, делая ему еще хуже, как Гэла и Риган. Изгоняя любую сильную эмоцию, рассеивая ее в солнечном свете, как туман с озера, Элия ничего не чувствовала, кроме отражения звезд.
«Там».
Элия прошептала про себя, моргая, и поймала блеск далекой Звезды Первых Птиц. Это было только световое мерцание, и девушка приостановила дыхание, чтобы сфокусировать взгляд, желая, чтобы ее сердце могло задрожать от этого прекрасного момента.
«Элия!»
Повернувшись на зов и посмотрев на крутую южную дорогу, Элия сначала не увидела ничего, кроме далекой стаи крошечных стрижей, мечущихся вблизи земли. Потом девушка различила, как ее компаньонка Аифа машет обеими руками, и всадник, склонившись над седлом, продвигается вперед к внутреннему двору звездной башни. Нагрудник в форме звезды поблескивал в вечернем свете. Всадник был в подпоясанном темно-синем гамбезоне, являвшемся знаком, что он – солдат короля. Из задней части седла торчали три флага: на одном был белый лебедь Лира, на другом – бордовая корона Бургуна, на третьем – обычное оранжевое пространство, принадлежащее королю Аремории.
Письма.
Элия прикоснулась рукой к неокрашенному вороту платья, месту чуть большему, чем ее сердце. Последнее письмо от отца находилось там, скрытое между швом и кожей. Оно прибыло позавчера; его текст не вызывал беспокойства, а содержал обычные глупости, какие он слал и слал. Тексты, преисполненные расчетами над его собственной звездной картой, сплетнями с Летней резиденции, раздражением от военных интересов первой дочери и насмешками над нравом своего второго зятя. На этот раз все же было какое-то явное отличие от прежних писем.
«Далат, моя дорогая», – нацарапал Лир своей легкой, небрежной рукой.
Это было имя матери Элии, которая умерла двенадцать лет назад, и этого оказалось достаточно, чтобы разбить сердце дочери.
Поднявшись на ноги и запихнув пергамент обратно в сумку с диаграммами, Элия неохотно зашагала на юг, направляясь к дороге.
Она с удовольствием осталась бы и сделала свою работу, но знала, что ожидание нового письма отвлечет и она собьется со счета, потеряет небесные узоры, даже если будет покорно их записывать. Элия не обращала внимания на письма от других королей, из Бургуна и Аремории, ухаживавших за ней, исходя из политического и военного контекстов. Подобные вещи Элии не касались: она никогда не выйдет замуж, как уже давно решила девушка. У обеих ее сестер браки были неоднозначные. Муж Гэлы был зверем, хотя такого уж мужчину, казалось бы, она для себя выбрала. Семья мужа Риган уже на протяжении нескольких поколений являлась врагом дома Лира, и существовала угроза, что Риган там себя потеряет.
Нет, Элия вышла бы замуж только за звезды, жила бы как одинокая жрица и заботилась о больном отце, никогда не подвергаясь опасности испытать слишком сильную земную любовь.
Это последнее, вводящее в заблуждение приветствие Лира было еще одним доказательством опасности. Когда их мать скончалась, Лир словно потерял сердце и все то, что держало его разум в покое, а поступки – в балансе. Ее сестры все больше отворачивались и от Лира, и от Элии. Остров тоже как будто замкнулся в себе. Урожаи становились менее обильными, и все большую силу набирал холодный, режущий ветер. Люди и природа находились в трауре по погибшей, всеми любимой королеве.
«Далат, моя дорогая».
Звезда сигнализирует, что те прошлые ночи не давали Элии ни комфорта, ни ориентиров, хотя Элия отмечала каждый уголок неба. «Могу ли я спасти Лира?» – спрашивала девушка снова и снова.
Ответа не последовало, хотя она записала и отбросила дюжину мелких пророчеств: надвигается буря; лев не съест твое сердце; ты родишь святых детей; Роза выбора будет цвести льдом и яростью. Они ничего не значили. Там не существовало звезды по имени Роза выбора – только Роза тления и Роза света. Львы никогда не жили в пространстве Иннис Лира. Земные святые давно покинули мир. И шторма всегда были в конце лета.
Способы узнать истинный ответ – спросить деревья, послушать голоса на ветру или глотнуть воды корней. Такой была мудрость Иннис Лира.
Элия остановилась, вспоминая, как ее босые ноги копошились в шероховатой траве, а пальцы рук скользили над землей, охотясь на сверчков и жирных переливающихся жуков.
Девушка вспомнила, как однажды Бан взял ее руку в свою и положил блестящего зеленого жука на ее палец, будто это было изумрудное кольцо. Она хихикала, ощущая щекочущие ножки насекомого, но не отпускала, глядя ему в глаза: зеленые, коричневые и блестящие, как панцирь жука. «Жемчужина земли для звезды неба», – сказал Бан на языке деревьев.
По правде говоря, девушка с трудом помнила, как шептать слова, которые могла бы понимать земля. Очень давно она поклялась никогда снова не говорить на этом языке.
С того времени, как он ушел.
Темнота скрыла пыльную белую дорогу, и Элия наконец добралась: солнце почти полностью исчезло, луна не взошла, а в звездной башне не зажгли факелов, которые могли испортить ночное зрение их жрецов.
Аифа стояла возле лошади посланника, пытаясь забрать письма, но уже явно не в первый раз солдат сказал:
– Я отдам их только жрице Данне или самой принцессе.
– Я здесь, – произнесла Элия. Ей не нужно было ничего доказывать, достаточно ее присутствия; не было других женщин, похожих на нее и ее сестер во всем Иннис Лире. Больше нет. Нет в течение половины ее жизни.
– Леди, – посланник поклонился. Он начал спускаться с лошади, однако Элия покачала головой.
– Нет проблем, сэр, если вы будете верхом. Я возьму свои письма, а вы… добро пожаловать в башню с простой едой и скромным жильем, или вы можете вернуться в Дондубхан и спать в их казармах. Только подождите утром мой ответ перед вашим отъездом.
– Благодарю вас, принцесса, – ответил мужчина, вынимая письма из коробки, находящейся на седле.
Девушка протянула руку, чтобы забрать их, и по юношеской привычке, выработанной еще в замке, спросила имя всадника. Он назвался и поблагодарил Элию. Принцесса и Аифа отошли с его пути, посланник повернул лошадь и направил ее по дороге к казармам.
Элия с письмами направилась к звездной башне, изучая три печати. В кожаном мешке девушка несла свои диаграммы и рамки, зеркала-свечи и палочки древесного угля. Мешок сильно давил на плечи, и она сгорбилась, устраиваясь на склоне болота.
– Вы следили за своей звездой? – поинтересовалась Аифа, неуклюжая и красивая, как молодая охотничья собака, с простой белой кожей, розовеющей от избытка чувств, и каштановыми волосами, перевязанными вьющимися лентами. В отличие от Элии, одетой в серое шерстяное платье – униформу звездной жрицы, Аифа носила ярко-желтое платье и корсет в темно-синем лирском цвете.
– Да, – прошептала Элия, все еще глядя на письма.
Прошло достаточно много времени, но девушка все никак не могла выбрать письмо, которое откроет первым.
– Элия! Позволь мне, – протянула руку Аифа, и принцесса передала ей письма из Бургуна и Аремории.
Откашлявшись, Аифа разорвала бургунскую печать, развернула письмо, а потом чихнула.
– На нем есть парфюм, о, звезды.
Элия закатила глаза, как того явно и желала Аифа, а затем дочь Дурака продержала письмо до сумерек и лишь потом начала читать.
– «Моя дорогая, я надеюсь…» Принцесса Лир Элия, он такой прямолинейный! Пытается этого не признавать, поэтому-то вы должны каким-то образом дать ему разрешение или нет. «Я хочу признаться, посредник доложил мне о вашей нежной, элегантной красоте…» Что такое «элегантная красота», как вы думаете? Олень или ива? Очень интересно и другое: он не дает какого-то поэтического сравнения. У бургунцев нет воображения. «Вы – нежная, элегантная красавица, и я не могу ждать еще много месяцев, чтобы лично убедиться в этом. Я недавно потерпел поражение в битве, но мысли о вас сдерживают мои тело и честь в вертикальном положении, хотя мое сердце тяготится…» – Что касается вертикального положения тела, я знаю, о какой части он говорит, и это крайне нескромно с его стороны!