Что теперь станут о них говорить? Что у них все в этом «сообществе» пошли по кривой? Томас подумал о своих родителях, которые всей душой любили его музыку и всегда были «за» его начинания, а так же были лично знакомы с Тимом и Роджером и души в них не чаяли. Знали бы они правду… Знала бы его мама, его прекрасная мама, учитель музыки, с кем свяжется ее сын.
— Роджер, довольно, — раздраженно проговорил Томас, до сих пор сидящий на коврике при входе в квартиру. Ему было интересно, что подумали бы соседи Роджера, увидь они под его дверями какого-то парня. Что это новый любовник Тейлора? — Я не Тим, со мной в игры играть не надо.
Послышались шаги, и через пару секунд дверь отворилась. Томас вскочил на ноги, не ожидавший, что Роджер, наконец, соизволит показать себя. На пороге, облокотившись одной рукой о стенку, в зубах зажимая сигарету, с растрепанными волосами, в одних штанах без верха и с видом человека, у которого, в принципе, в жизни все удалось, стоял Тейлор.
— Я тебя внимательно слушаю, — сказал он с невозмутимым видом, словно Томасу не пришлось просидеть на полу около десяти минут ради такого радужного приема.
Брови Кингсли поползли к верху, и он удивленно посмотрел на Роджера, который, покуривая сигарету, стоял так, будто каждая секунда была на вес золота, и вообще Томас задерживал его от какого-то важного дела.
— Ты в край, что ли, офигел, Тейлор? — поинтересовался Томас, толкнув друга в квартиру и заходя туда следом. Он закрыл за собой дверь и, не спрашивая разрешения, прошел вовнутрь комнаты, не разуваясь. — Ну и вонь у тебя стоит.
— И тебе доброе утро, дорогой!
Томас окинул помещение скептическим взглядом, оценивая масштабы катастрофы: окна были наглухо закрыты, шторы для чего-то задвинуты; на полу валялись бутылки пива, некоторые из которых были даже не допиты, и везде горкой лежали сигареты. Кингсли непроизвольно всмотрелся в более мелкие детали, пытаясь отыскать такие предметы, как таблетки, к примеру: в его голосе пронесся вопрос, а принимал ли Роджер что-то покрепче алкоголя?
— Как ты еще не задохнулся здесь? — спросил Томас, кривясь от тошнотворного застоявшегося запаха алкоголя, который, по всей видимости, не выветривался из этого помещения вот уже второй день. Кингсли издал звук «О», когда обнаружил еще несколько разбитых бутылок, по виду наклеек напоминавших ему упаковки из-под виски.
— Я в порядке, — заявил Роджер с умным видом, но пошатнулся и, не удержавшись на ногах, упал на кресло, плед которого был уже прожженным, и выронил косяк на пол. Томас, скрестив руки на груди, смотрел на то, как Роджер с ужасом в глазах полез доставать косяк с паркета, при этом подув на него несколько раз, чтобы не осталось грязи.
— Я понимаю, что от этого разговора толка не будет, и все же…
— Не стесняйся, говори, — махнул на него рукой Роджер. Он снова вернулся на кресло и, закинув ногу на ногу, посмотрел на него с самым серьезным видом, на который только был способен в этот момент. — Сейчас только поправлю чуток…
Тейлор, высунув сигарету изо рта, начал дуть на волосы, которые до этого лежали на глазах, а затем изящными движениями сделал себе прическу.
— Великолепно, — изрек Томас, наблюдая за тем, как Роджер игрался со своими светлыми волосами, пытаясь сделать на голове подобие шевелюры, однако выходило у него это отвратительно — в общем-то, как и все, что пытался делать Роджер, будучи накуренным.
— Так вот… я продолжу, — прокашлявшись, снова начал Томас, не понимая, зачем он вообще сюда пришел, и вспомнит ли Тейлор хотя бы что-то к завтрашнему утру. — Мне плевать, что у тебя там происходит с Тимом, — соврал он, зло смотря на Роджера, который при воспоминании о Тиме стал подбрасывать косяк кверху и играться с ним, — но мне не плевать на то, что происходит с нашей группой, я…
— Груп-па-а! — протянул Роджер, которому наконец надоело возиться с косяком — от него осталось уже, скорее, одно воспоминание, — и Тейлор вышвырнул его себе за спину, перебросив через кресло. Он подпер рукой подбородок, пытаясь сфокусировать свой взгляд на лице Томаса, которое почему-то все не хотело принять обычную форму и было до жути расплывчатым.
— Как ты уже знаешь, у нас в понедельник концерт, и нам заплатили за него деньги. Мы должны там выступить. Ты меня услышал? Мы должны, и мы выступим там, и я не позволю тебе, либо Тиму, подставить нашу группу и людей, которые поручились за нас, — еле держа себя в руках, чтобы не сорваться на крик, прошипел Томас, которому хотелось дать оплеуху Тейлору, чтобы тот хотя бы на секунду пришел в себя. Порой ему было трудно ладить с Роджером, когда тот был в адекватном состоянии, что уж было говорить о том состоянии, когда мозгом Тейлора руководила травка или алкоголь?
— Малыш, я все помню, концерт в понедельник, — мягким голоском проговорил Роджер, и на его лице появилась улыбка. — Что-то еще?
Томас выругался и отвернулся от Роджера, подойдя к окну, которое было закрыто от него темно-красными шторами. Он открыл одно из окон, чтобы хотя бы немного воздуха поступало в квартиру, и Тейлор не сдох раньше понедельника. Томас тяжело вздохнул, желая поскорее закончить этот бессмысленный разговор.
— Да. Завтра у нас репетиция. Ты слышишь? — Кингсли повернулся к Тейлору и указал на него пальцем. Ему было абсолютно не до смеха. — И ты придешь. И твой дружок — тоже. Вы позорите нас перед людьми, перед Брайаном, Господи. Что же вы делаете, идиоты? — Томас отрицательно покачал головой, с непониманием в глазах смотря на Роджера. Глупо было надеяться на то, что Тейлор мог дать ему вразумительный ответ прямо сейчас.
— Я приду, — сказал Роджер таким сухим и ровным голосом, будто еще с полминуты назад это не он улыбался вовсю чему-то своему и игрался с косяком. — Я тебя услышал, хорошо, Томас, я услышал! — добавил Роджер громче, вскакивая с кресла. В его глазах вдруг заиграли злые огоньки, и Томас присвистнул внезапной смене настроения. — А теперь вали отсюда, давай! Выметайся нахрен, Кингсли!
— Идиот, — пробормотал Томас, который решил обойти Роджера другой стороной, обходя диван с левого крыла. Тейлор смотрел на него зло, с перекошенным лицом, и Томас не понял, откуда подула буря, что Роджер уже готов был броситься на него.
Кингсли потуже намотал шарфик вокруг шеи и, открыв дверь, вышел на порог. Роджер облегченно опустился обратно в кресло, положив ноги на стол: его взгляд был направлен на темно-красные шторы, однако мысли летали намного дальше этих штор и комнаты с этим прожженным пледом, на котором он сидел.
— И заканчивай курить. До добра не доведет, — сказал Томас напоследок, и Тейлор запустил в него этот треклятый вязаный плед, вскочив на ноги.
Роджер успел возненавидеть это вязаное дерьмо, сделанное его матерью. Он решил обязательно взять его завтра с собой на репетицию и перевязать им горло Тиму.
***
Роджер крутил в руке барабанную палочку, отбивая ногой ритм, и это было единственным звуком за последние десять минут, если не считать того, что за окном лил дождь, и Томас с периодичностью в минуту издавал протяжные вздохи. Студия была бы полностью погружена в темноту — впрочем, как это было сделано всегда, — если не считать легкого желтоватого света, исходящего от двух ламп, освещающих помещение.
Томас рассматривал свою гитару и довольно часто косился в сторону Роджера, думая, что за это время лицо парня как-то поменяется, и он выдаст хотя бы какие-то эмоции. Но Тейлор продолжал сидеть с отстраненным выражением лица, смотря куда-то сквозь дверь.
Вскоре дверь эта, наконец, открылась, и человек, на появление которого ждали уже около пятнадцати — а, может, и больше — минут, появился. Он снял мокрую куртку, струсил с нее капли от дождя и, подрагивая от холода, повесил верхнюю одежду на крючок при входе. Тим быстрым взглядом пробежался по всем участникам группы и приостановился на лице Роджера, однако сразу же опустил глаза и порозовел.
— Ну, привет, — без особого дружелюбия сказал Томас; его взгляд был направлен на настенные часы, стрелка которых уже давно перевалила за назначенное время. — Надеюсь, что хотя бы на концерт ты придешь пораньше.
