На виски он, кстати, перешел уже около часа назад, когда один из соседей принес пару бутылок более крепкого алкоголя — красное вино Роджер, как и Тим, терпеть не мог.
— Мне хорошо сидится, — он поднял свой стакан как будто для чоканья и допил Чивас, который теплом растекся по горлу; постепенно его начала даже забавлять эта ситуация, в которой Тим бесился, показывая свое недовольство только сжатыми губами и острым взглядом; начала забавлять, если не считать острой боли где-то в районе сердца.
Тим опустил глаза на губы Роджера, которые были в пугающей для него близости, и отдернулся. Закинул ногу на ногу и с насмешкой во взгляде посмотрел на то, как Роджер чокнулся в воздухе с невидимым бокалом и выпил виски.
— Сидится ему хорошо, — усмехнулся Тим, покачав головой. Он пропустил вопрос племянницы, что нависла над ним, дергая его за плечи. — Смотри, здесь пьянку не устрой. У тебя, как я помню, бывали проблемы с алкоголем.
— Давай о своих проблемах я сам как-нибудь подумаю.
Срать он хотел на то, что говорил Тим: как будто бы не он когда-то посадил Тейлора на экстази, а позже вместе с ним попробовал психоделики, а затем — и кокаин с амфетамином. Роджер не перекладывал вину за свою зависимость на Тима, и все же именно он был человеком, который знал, что Роджер переживал не лучшие времена, и продолжал водить его по тусовкам, где все это было в доступности.
— Тоже мне, трезвенник нашелся, — недовольно пробубнил он, потерев рукой слезящиеся от усталости глаза.
Тим рассмеялся впервые за все время этого пиршества, на которым стол все ломился и ломился от еды.
— Нет, я не умею играть на пианино, — ответил он Клариссе, когда она повторила свой вопрос раз в третий, а затем гости, которые услышали эту фразу, вдруг все разом вспомнили, что Тим, вообще-то, состоял в музыкальной группе и, вообще-то, умел петь.
Заняло все это около пяти минут. Две минуты он переговаривался с родственниками и уже соседями, что петь он не в состоянии, что желания нет, что он не помнит слова, что голос сел и все прочее. Остальные три минуты гости по одному переходили снова в тот зал, где стоял рояль, за которым снова села Кларисса — теперь для того, чтобы аккомпанировать Тиму.
Он чувствовал себя «певичкой» в дешевом пабе, работая за жалкие гроши. Ему заказывали какие-то старые бесячие песни, и каждый раз, когда Тим собирался уйти или хотя бы спеть то, что нравилось ему, он натыкался на почти что умоляющий взгляд матери, которая каждую песню слушала со слезами на глазах, и запихивал свое желание свалить куда поглубже.
Голос его действительно стал ниже, но от этого звучал еще лучше. Тим уже не пел так чисто, как раньше, не имея практики во время войны, однако через минут двадцать беспрерывного пения, Стаффел вошел во вкус и даже сам стал кайфовать от этого процесса.
Когда его, наконец, отпустили под дикие аплодисменты — Тим заметил, что Роджер сидел около его матери и все это время слушал ее беспрерывные комментарии, — он закурил, и когда Тейлор вновь оказался в шаговой от него доступности, Тим подошел к нему. Он оперся спиной о холодную стену возле камина и сказал:
— А что там твой друг? Брайан, кажется, — он нахмурил брови, затягиваясь. Тим окинул комнату взглядом, посмотрев, чтобы рядом не было людей, и приглушенно добавил: — Все еще долбишь его? Или у вас все закончилось прогулкой под зонтом?
Роджер едва ли удержался — в который раз за сегодняшний вечер — от того, чтобы снова не закатить глаза. «Брайан, кажется?» — переспросил Тим с таким видом, будто это не он играл вместе с Мэйем в одной группе больше двух недель, и не его бесило присутствие Брайана до такой степени, что у Стаффела от психов уже ум за разум заходить начал.
Роджер затянулся — сигарета уже догорала до красной отметины и становилась все крепче.
— Долблю ли я его его? — Роджер издал смешок и кинул бычок в пепельницу. — Видимо, тебя очень задела та прогулка под зонтом, раз ты до сих пор это помнишь, а имя Брайана — нет, — продолжил Роджер почти что «дружелюбным» тоном, игнорируя все заданные Тимом вопросы.
Чувство вины неприятно укололо Тейлора после того, как мозг воспроизвел тот момент, когда он без зазрения совести соврал Мэю утром о том, что его знакомый уехал в другой город и попросил Роджера отстоять ночную смену в одном пабе за него. Тейлор сразу ляпнул, что паб был ирландским, и его согласились взять туда на одну ночь со скверным знанием французского. Теперь же он чувствовал себя последним козлом, который абсолютно не ценил все, что Брайан для него делал.
Утром Роджер еще не знал о том, что Тим вернулся, но уже знал, что сегодняшнюю ночь захочет провести в одиночестве или же в компании наркотиков. Он хотел быть с Брайаном, но время от времени ему надо было сбежать от всех.
— У-у-у… тебя что, задело слово «долбить»? — вальяжно протянул Тим, посмеиваясь над реакцией Роджера. Он пожал плечами, выдыхая дым специально в лицо Тейлора, изогнув бровь. — Раньше ты на такое не обижался, когда я долбил тебя в постель, — с невозмутимым видом проговорил Тим и замолчал, когда около них появилась соседка с именем, которое для Тима было слишком трудным, чтобы запомнить.
Он подпирал стену спиной, скрестив ноги, и быстрым взглядом осматривал всех, кто еще находился в этом зале. Время уже было позднее, да и сидели они здесь уже невесть сколько, поэтому он не удивился, что люди постепенно стали собирать свои вещи и, прощаясь с хозяйкой, будто вовсе забыв, что пришли они, как бы, ради Тима, расходились по домам.
— Много чего изменилось с тех пор, Тим, — сказал Роджер холодно. Его раздражало то, что Стаффел пытался задеть его всеми возможными способами, будто бы только в такой форме они теперь могли вести разговор. — И мне как-то насрать на то, что ты говоришь, — добавил он и отпил воды из своего стакана: от выпитого его жутко сушило.
Тим лишь коротко улыбнулся и пошел помогать матери убирать тарелки со стола.
Улыбка Тима была пригодна на все случаи жизни, не зависимо от того, было ее хозяину плохо или хорошо. Терпеть он не мог показывать свою боль или рассказывать о чувствах, поэтому проще простого было надеть на себя очередную маску и отвязаться сразу от сотни лишних вопросов. Выливалось это, конечно, потом в нервные срывы и крики, но все это уже было «потом».
— Ты стал таким добрым мальчиком, — рука мамы погладила его по плечу, когда Тим стал относить тарелки в раковину, и он кивнул головой, не говоря о том, что стал это делать, лишь бы больше не стоять с Роджером и хоть чем-то себя занять.
Вообще, у него крутился вопрос о том, когда, наконец, Тейлор решит свалить? Ему, блин, было непонятно, зачем Роджер пошел на этот принцип — «не уйду», — если прекрасно знал, как тяготит его присутствие Тима. Хотя, ничего так и не поменялось — Роджер как не понимал, так и продолжал не понимать Стаффела.
— Все, Роджер, иди домой. Я сейчас не шучу, — сказал Тим через минут пять, когда Тейлор пил чай, сидя на небольшом расстоянии от отца Стаффела. Он бросил грязные вилки в раковину и приблизился к Роджеру, прихрамывая; Тим пылающим взглядом смотрел на Роджера, не замечая, как вздымалась его грудь и надеялся, что в его глазах не читалась самая настоящая просьба — уходи, Роджер. Просто уходи.
Ему просто было очень больно.
Он стоял с тарелкой в руках и холодными глазами прожигал Роджера, пытаясь унять мандраж.
Его мать вдруг сказала:
— Ты чего, Тимми? — ее мягкий голос вывел его окончательно, и Стаффел чуть ли не выругался от раздражения. — Я знаю, Роджер живет на другом конце Парижа, и он не местный. Пусть останется на ночь, куда ему по таким районам одному ходить?
Кейтлин смотрела ласково. Тим почти сломал тарелку. Роджер откашлялся.
— Спасибо, мисс, но при всем уважении, — он поставил полупустую чашку на стол, даже не смотря на Стаффела. — Я не хочу никому мешать и оставаться у вас ночь, — сказал Роджер вежливо и улыбнулся самой милой улыбкой, на которую в данный момент был способен.
