Да Господи.
Брайан лихорадочно зарылся пальцами в волосы Роджера, углубляя жесткий поцелуй, после которого губы гореть будут. С Мэя полетела футболка, и он толкнулся бедрами ближе к Роджеру, чувствуя возбуждение, которое волной пробежало по низу живота и заставило издать тихий стон.
— А меня затрахало то, — хрипел Брайан на ухо Роджеру, спускаясь ниже по длинной шее и оставляя мокрые следы на ней, — что ты не можешь и дня какой-то херни не творить, — с силой кусая нежную кожу Роджера и с удовольствием замечая, как изгибались спина Тейлора, продолжал он, — и не злить меня, — Брайан резко потянул волосы парня на себя.
— Ага, — выдавил Роджер в ответ, когда Брайан, что-то там говоря, целовал Тейлора, не останавливаясь ни на секунду.
У Роджера уже все горело внутри и ломало спину от пылающего желания взять Брайана, что он забыл о том, что они находились в отеле, и когда двери лифта медленно отворились, и люди, что стояли на пятом этаже, удивленно посмотрели на них, поднимая солнцезащитные очки, он несколько раз хлопнул ресницами.
Роджер оттолкнул Брайана и провел пальцами по своим губам как раз в тот момент, когда брови молодой девушки почти окончательно сбежали с лица, поднимаясь все выше, и как раз тогда, когда рука Брайана застыла на его ширинке, начиная выделывать круговые движения.
Он бросил короткий взгляд на растерянного и смущенно Мэя.
— Это закрытая вечеринка, — сказал вдруг Роджер, переступая через курточку Брайана на полу и обходя по левой стороне девушку, что с ужасом таращилась на него во все глаза, и мужчину лет сорока, что смотрел на них из-под газетной статьи. Затем он улыбнулся широкой улыбкой и смахнул длинные волосы назад. — Но, если что, я — Марта, я из номера 507. Заходите.
Брайан едва не прыснул от смеха, услышав последнюю фразу Роджера, и он рассмеялся-таки, когда увидел выражение лица девушки, которая с приоткрытым ртом смотрела на удаляющуюся по коридору фигуру Тейлора, который даже не попытался скрыть стояк. Мэй и представить себе не мог, как они выглядели: красные, пьяные, растрепанные, с валяющейся на полу курткой, да еще и, вроде как, два мужика.
Он спешно подхватил свою куртку с пола лифта и зашагал за Тейлором, пытаясь того догнать и игнорируя при этом взгляды, направленные им вслед. Ноги совершенно его не слушались, в штанах уже буквально пылало, воображение рисовало всевозможные вариации, как именно его руки будут опускаться Тейлору в джинсы, и какие именно засосы он оставит на коже парня; Брайан был готов наброситься на Роджера, так и не дойдя до номера.
Когда Тейлор безуспешно захлопал по карманам, видимо, пытаясь найти ключи, Брайан крикнул почти что на весь коридор, убедившись, что люди в холле его услышат:
— Марта, душенька! Ключи у меня.
Он продолжал смеяться от всей этой сумасшедшей ситуации, думая, действительно ли их соседи поверили, что Роджер был Мартой из 507, и что у «Март» бывают округления в штанах.
Брайан не с первого раза попал ключом в разъем, и уже начал было чертыхаться про себя, но, наконец, открыв двери, он толкнул Роджера внутрь, набрасываясь на него с поцелуями и толкая ногой полузакрытую дверь. Он бросил ключи и швырнул куртку куда-то в сторону, и каким-то немыслимым образом уже через секунду сидел на Роджере, дрожащими пальцами поднимая его руки вверх и целуя того в губы.
С таким же успехом он чуть ли не слетел с той самой кровати, когда зазвенел будильник на столе, а Тейлор, подрагивающий и хватающий Брайана за воротник футболки, испуганно дернулся, оглядываясь по сторонам.
— Мэй, ты издеваешься? — спросил он, таращась на трясущийся будильник квадратной формы, стрелка которого указывала на три часа дня. — Нахрена?..
— Нам просто… я нас записал на экскурсию. А туда очередь занимают за неде…
И в него полетела подушка с непонятным длинным словом «СукаблятьБрайанчертовМэйкакогохрена», а затем — «Ктопридумалэтиэкскурсии» и в конце — «СамвалинаэтодерьмоМэй».
***
Он молча сидел за длинным деревянным столом с лакированной покраской и смотрел на декор, над которым так сильно трудились местные дизайнеры. Его мать, которая во время войны не выдержала быть одной в Англии и перебралась к мужу во Францию, так сильно ждала его с фронта, что еще заранее все продумала.
Дом был украшен нежно-белыми и тускло-розовыми цветами, в комнате, что была отведена для Тима еще до войны, покоилось несколько томов любимых книг Стаффела; на столе стояла немыслимая разновидность блюд, начиная от зажаренной утки в винном соусе и заканчивая редкими видами сыра с идеально приготовленными тортами и пирожными, по вкусу которых сразу угадывался Париж; вся веранда была освещена ярким светом, исходившим от многочисленных лампочек, что были прикреплены к перилам.
Родственников в столице у них было немного, только сестра по линии отца и ее ребенок; еще была парочка родственников в других городах, далеких от Парижа, но даже они приехали в тот день, когда — как говорила его мать — «должен вернуться мой Тимочка!».
Тимочка вернулся, и Тимочка без особого энтузиазма присутствовал на этом празднике жизни. Уже некоторые из родственников собрались, и они все были так безумно рады его видеть, что становилось не по себе: до того, как он ушел на войну, они виделись, от силы, раза два, а сейчас эти люди пели ему дифирамбы о его храбрости и мужестве и рассказывали, что он — гордость семьи. Тим думал, с каких пор убийцы были гордостью, но молчал и только кивал головой в знак согласия на весь тот бред, что говорили «эти люди» из его «семьи».
В принципе, все это он мог бы легко пережить, продолжая втыкать в камин напротив себя и кое-когда запихивая утиную ножку или залитый бальзамическим соусом салат в рот, однако был один сюрприз, который приготовила для него мать. Она сказала: «Я знаю, ты очень любил своих друзей! Один из них тут, я решила его позвать!». Она также попросила его угадать, кто же это был, и Тим перебрал человек десять, засовывая кусок желтого сыра в рот и ломая голову над тем, кто в Париже мог считаться его другом, пока она не выпалила: «Да Роджер же это!», и у Тима пропало желание и на утиную ножку.
Как оказалось пятью минутами позднее, когда к Тиму подсел отец и прояснил ситуацию, то сюрприз с появлением Роджера был в какой-то степени сюрпризом и для самого Роджера. Мать Тима, Кейтлин, пригласила Роджера на ужин, так и не сказав, что Тим вернулся, и по всей видимости, Тейлор прямо сейчас думал, что шел он исключительно к родителям младшего Стаффела.
Тима эта ситуация вдруг рассмешила, и он даже глупо улыбнулся, постукивая костяшками пальцев по столу. И кто из них, интересно, будет теперь в худшем положении?
Когда уже все приглашенные собрались за столом, и Тим успел понадеяться, что Роджер не зайдет к ним, в дверь позвонили, и Кейтлин, бросив многозначительные взгляды на Тима, полетела встречать последнего гостя.
— Как мы рады! Как мы рады! — вскрикнула Кейтлин, когда перед ней встал Роджер, весь в белом и скромно улыбаясь; исключением разве что была желтого цвета соломенная шляпка, что кренилась вбок, и ужасно умилила Кейтлин.
Он поздоровался и, прежде чем переступить порог дома, покосился в сторону гостиной, которая ужасно манила своим теплым сиянием и духмяным запахом еды.
Тейлор так и застыл на ступеньках, сжимая в руках коробку шоколадных конфет и выдавливая из себя такую себе улыбочку, когда его глаза заметили знакомый силуэт. Он сощурился, пытаясь понять, как спина этого человека, плечи и руки могли быть так похожи на тело Тима, пока Кейтлин, чья улыбка была куда получше его собственной, не проговорила:
— Чего ты стоишь, Роджер? Смотри, кто вернулся.
Вопрос матери Тима он услышал раза с четвертого, растеряно моргая. Если это был новый вид панической атаки или галлюцинации, то ему явно становилось хуже.
От волнения его начало мутить, и Роджер, чьи пальцы вцепились в коробку еще сильнее, порвав край пластиковой обертки, а ноги приросли к последней ступеньке у самого входа в дом, Роджер захотел выбежать за дверь и никогда больше сюда не возвращаться. Быть может, он бы так и сделал — а потом жалел всю жизнь, — однако все его тело словно разом онемело, и он не мог сделать ни шагу — ни назад, ни вперед.
