Отрешенность Роджера была заметна еще с того дня, как их двоих освободили из афганского лагеря, однако в тот день, Брайан это списал на то, что Роджер попросту был напуган, был уставшим и до конца даже не понимал, что ужасные дни в плену закончились. После этого они ни разу нормально не разговаривали, а теперь… теперь он снова видел эту выросшую из ниоткуда стену безразличия к нему самому, и это напоминало Брайану состояние Роджера после расставания с Тимом.

Брайан тяжело вздохнул и негромко предложил:

— Роджер, если ты не хочешь, чтобы я тут был, я могу зайти в другой раз.

Ему уже и другого раза не особо хотелось.

Тейлор снова смотрел на каменный дом, который выглядел по-особенному уныло, и Брайан уже выругался про себя за то, что тот даже в его сторону не удосуживался посмотреть, как вдруг Роджер, пропустив слова Брайана, резко сказал:

— Завтра я уезжаю отсюда.

Он полоснул лицо Брайна пристальным взглядом, проведя рукой уже по отросшим за какое-то время волосам, и проследил за его взглядом. На картине было море или океан, и он коряво усмехнулся.

— Никогда не видел моря. Ну, как… в детстве папа пару раз возил меня на «курорт», но я уже ничего и не помню. И вот я подумал, а почему бы не увидеть его наконец?

Брайан удивленно приподнял брови внезапной смене разговора, но решил, что тема моря была не так уж и плоха. Он слабо улыбнулся, на секунду прикрыв глаза, вспоминая шум морского прибоя и ни с чем не сравнимый солоноватый бриз. Небо там было невероятно звездным, Брайан мог часами сидеть на пляже, изучая различные созвездия и рисуя их затем на бумаге по памяти. На море он был лишь несколько раз в жизни, недалеко от Лондона в тех маленьких провинциальных городках, в которых даже туристы были редкостью.

— Правда ничего не помнишь? — спросил он, немного расслабившись после того, как Роджер сам проявил инициативу для разговора.

— Правда, — он пожал плечами, доставая пачку из кармана. Он поджег сигарету и, выдохнув дым, сказал: — Семья у меня хоть была и богатой, но отец порицал каждую зря потраченную копейку, так что… кое-когда меня отправляли в горы к дальним родственникам. Ненавижу горы, — скривившись, добавил он прохладным голосом. — Впрочем, все это больше не имеет значения. Это уже как будто и не со мной все было.

Вот уже второй день, как Роджер ввел себе в привычку пить хороший алкоголь (а точнее, допивать единственную бутылку хорошего алкоголя), чтобы окончательно не добить свой организм, но от сигарет, какими бы вредными они не были, сил отказаться у него не было. Более того, как только его нога «переступила» границу Англии, он почти что судорожно побежал в ближайший ларек покупать пачку любимых сигарет, и только после выкуренных им трех сигарет за раз, он медленно побрел в свою квартиру.

— И как надолго уезжаешь?

Смотря на облако дыма, что застыло перед его лицом и затем стало медленно рассеиваться, Роджер перевел долгий взгляд на спокойные, но печальные глаза Брайана.

Роджер не смог бы объяснить все то, что происходило с ним сейчас, и чем все это было вызвано. С его возвращением в Лондон, который он мечтал увидеть каждый день, находясь на войне, все как будто бы в миг поменялось, и он просто не мог здесь находиться — и не важно, был здесь при этом Брайан или нет.

Краем глаза он видел — скорее, ощущал — письмо, что валялось на краю стола. Роджер прочитал его не один раз, хотя смысл этого письма был более, чем ясно изложен, и это письмо жгло ему глотку посильнее любого виски.

Запах табака, витавший в воздухе, пробудил желание закурить и в Брайане. Курение было привычкой, которую он просто ненавидел, но избавляться от нее пока что почему-то не хотелось. Мэй достал пачку из рюкзака и вытянул сигарету. Зажав между зубами фильтр, он принялся крутить колесико на зажигалке, которая никак не хотела работать.

— Черт.

Через несколько секунд на диван рядом с ним приземлилась хорошая, в отличии от его собственной, зажигалка, принадлежавшая Роджеру.

— Спасибо, — поблагодарил Брайан и подпалил сигарету.

— Лондон душит меня, — наконец сказал он, затягиваясь в очередной раз и не думая о том, что, на самом-то деле, сигареты однажды могли бы задушить его навсегда. — Я думал, что это мой город, я скучал по нему, но сейчас… — он отрицательно покачал головой, отклонившись назад и оторвав взгляд от Брайана. Его рука съехала вниз, зажимая почти выкуренную сигарету, а глаза поползли по потолку.

Он выдохнул.

И быстро сказал:

— Навсегда, Брайан. Навсегда.

И быстро добавил:

— Я умру здесь, понимаешь?

Брайан замер с сигаретой, зажатой между пальцев, продолжая медленно выдыхать изо рта дым.

Ему вдруг даже море перестало быть красивым.

Навсегда? Роджер уезжал навсегда?

Он молча сидел на диване, пытаясь переварить сказанное Тейлором и не находя сил даже на то, чтобы сделать еще одну затяжку. Он ошарашенно смотрел на Роджера и думал о том, что же с ним произошло?

Брайан понимал, о чем говорил Роджер. После возвращения все казалось не таким, чертовски чужим и будто бы отталкивающим. Казалось, что Лондон хотел выплюнуть его с потрохами, словно ненужную обузу. Дом больше не был домом, а люди вокруг стали лишь прохожими, до которых ему не было никакого дела. Однако… однако, разве Роджеру не было абсолютно никакого дела до того, что произошло между ними?

Наверное, он слишком рано приписал Роджеру взаимную симпатию. Наверное, он слишком рано перестал считать их просто «друзьями».

Он все же сделал затяжку.

Роджера тут ничего не держало, как, впрочем, и его самого. Да, отец был здесь, Сабина тоже была здесь, но при мысли о них Брайан чувствовал лишь пугающий холод, которого еще до войны не было и в помине.

Роджер был, пожалуй, единственным человеком в Лондоне, ради которого он был готов попытаться влиться обратно, попробовать жить заново, продолжить учебу, устроиться на работу, а там, как знать, и забудется весь пережитый ужас. А теперь все его шаткие планы окончательно грозились разрушиться, и, помимо удивления, он испытывал еще и боль.

Роджер, про которого он думал каждый день на войне, Роджер, который перевязывал его рану после первой битвы, Роджер, которого он сам поцеловал, даже не подозревая, что они оба вернуться с Афганистана живыми, Роджер, который, черт побери, спас ему жизнь в последнем бою. И вот теперь этот Роджер сидел с таким видом, словно их ничего не связывало, и говорил про какое-то море и про какой-то душный Лондон.

Он никогда не думал о том, что так может произойти. Не думал о том, что скажет Роджеру сегодня, сломя голову несясь сюда по полупустым улицам. Ему казалось, что не нужно будет подбирать слов и искать темы для разговоров, потому что — да Господи — он так скучал по Роджеру и так переживал за него, что плевать ему хотелось на все эти темы.

И, судя по поведению Роджера, то, что произошло на войне, нужно было оставить на войне, хотя ему больше всего на свете хотелось растормошить Тейлора за плечи, потому что тот Тейлор, что сидел сейчас перед ним, был вовсе не тем, каким Брайан знал его.

— Я… — голос прозвучал хрипло после крепкого дыма только что докуренной сигареты, и он прокашлялся. Роджер бегло посмотрел на него, как будто только что вспомнил, что был в комнате не один. — Я понимаю, Родж. Но ты уверен? Вот так вот сразу возьмешь и уедешь? — спросил Брайан, надеясь непонятно на что.

Роджер засмеялся, приподнимая голову. Его глубокие глаза несколько секунд смотрели на Брайана, а затем он сказал:

— «Так сразу»? Брайан, все, что осталось у меня в Лондоне, — это квартира с неоплаченными счетами и шматье, к которому я даже прикасаться не хочу, — он выкинул сигарету куда-то в сторону и поднялся на ноги, меряя комнату большими шагами. — Квартира мне нахрен не сдалась, каменный дом напротив навевает такое уныние, что вскрыться хочется. Но люди, — он резко замер, бросив на Брайана хмурый взгляд, а затем посмотрев на людей, которых было видно через окна. — Они счастливы, Брайан, — холодные глаза вновь коснулись бледного лица Мэя, — не уверен, что я готов видеть их счастье.