Альтернативный вариант был многим хуже, или так ему когда-то казалось. Сейчас смерть открывалась ему совершенно с другой перспективы.
Роджер бросил сигарету на землю, потушив ее жесткой подошвой своих армейских ботинок. Он сделал шаг навстречу Мэю, рука Роджера невольно легла на его плечо. Брайан будто бы ссохся в течение нескольких мгновений, с этой сгорбленной спиной он напоминал худощавого старика.
— Я все сделал не так.
— Почему? Что случилось в тот день? — голос Роджера прозвучал нерешительно и негромко, но Брайан услышал и поднял свои тоскливые глаза на него.
Брайан ошибся: он не пережил этот момент. Его пробила дрожь, и теплая куртка больше не согревала. Он вдруг ясно почувствовал холодный ветер, который появился невесть откуда, несмотря на то, что сидели они в небольшой выемке.
Он закрыл глаза. Брайан не чувствовал ни руки Роджера на его плече, ни взгляда на своем лице: он только снова и снова видел и чувствовал, как с громким характерным выстрелом убивающая все на своем пути пуля вылетела из его оружия и так метко попала в лоб солдату.
Впервые с того времени, как он упал посреди бегущих в разные стороны военных, склонившись над телом афганца, Брайан снова согнулся пополам, и нежданные рыдания вырвались из его груди.
Соленые слезы текли по его лицу, и он не мог остановить этот поток. Он почти задыхался, и он не чувствовал, с какой силой он сжимал руку Роджера, как будто это было единственное, что позволяло ему оставаться в реальности. С каждой секундой он все глубже залезал в те ужасные воспоминания и все сильнее винил себя в содеянном.
— Я убил, Родж… — прошептал он сквозь слезы, и ему стало настолько стыдно, настолько тошно от самого себя и от этого публичного признания, что захотелось сорваться с места и убежать отсюда.
Брайан поднял глаза, полные безумия и страха, и этой чертовой ненависти к самому себе, и его губы дрогнули. Он смотрел на Роджера, что сидел напротив него, и думал, за что он перевесил свой груз на другого человека, и что теперь станет с ними, когда Тейлор поймет весь кошмар, который сотворил Мэй.
Рука Мэя до боли сжимала его ладонь, и Роджер растерянно заморгал, чувствуя себя таким смехотворно бесполезным. Он переместил свою руку Брайану на затылок, внезапно притягивая того к себе, ощущая, как часто вздымалась его грудь. Брайан был холодным, как лед, несмотря на теплую одежду, и Роджеру отчаянно захотелось согреть его.
— Брайан, на войне другая мораль, — коротко сказал Роджер, мягко отстранившись, чтобы заглянуть Брайану в глаза, в которых стояла пелена слез. Его собственные глаза печально заблестели, а голос все-таки надломился, каким бы спокойным Роджер ни пытался показаться в этот момент. Как же глупо было с его стороны жаловаться на свои детские проблемы человеку, который только пришел с боя. — Здесь ни у кого из нас нет выбора, ты и без меня это знаешь. Да, ты мог бы подставиться под пули и погибнуть, но разве и это не было бы убийством?
Он боялся даже думать о том, что такое могло произойти, но эти мысли — о Брайане, о Томасе, о Тиме — приходили к нему каждый день, и каждый день у него внутри все переворачивалось от осознания этой неизбежной действительности.
Брайан и не знал, как человеческое тепло и осознание своей нужности, было порой необходимо, и как оно могло спасти.
Он чувствовал, что все внутри нахрен разрывалось от того, что он сделал, и что ему еще придется сделать, и от всего того ужаса, что творили главы их государств, но… на какое-то мгновение, когда его внезапные рыдания постепенно сошли на «нет», и на лице застыли слезы, оставляя мокрые следы, Брайан ощутил, что ему было спокойно. Не то, чтобы спокойно, но безопасно — пусть и всего на несколько минут.
Его руки жадно обхватывали худую спину Роджера, и он щекой лежал на остром плече Тейлора. Брайана все еще трусило, и было так ужасно холодно, и он не особо вслушивался в те слова, что ему говорили.
Он молча сидел, почти не шевелясь и закрыв глаза на какое-то время. Его пальцы впились в тонкую куртку Роджера, и он…
Да Господи… ему, черт возьми, было до чертового ужаса страшно отпускать Роджера. Когда их впервые разлучили и каждого отправили в разные уголки Афганистана, Брайан пережил это легче, но сейчас… сейчас покинуть Роджера казалось почти невозможным действием.
Он смотрел на небо. Он боялся увидеть это небо в последний раз.
Хотя это было неправдой; или отчасти неправдой. Он боялся увидеть Роджера в последний раз, и эта мысль — что была верной, — она, как бешеная, вертелась в его голове.
Роджер мог бы подумать, что он боялся идти на войну, и Роджер, наверное, никогда бы не узнал, что боялся он не только этого. Брайан ощущал тихое дыхание Роджера на своем плече, и его тонкие руки, что притянули его самого несколькими минутами ранее.
Он знал: это скоро закончится. Все это скоро закончится. И его жизнь — в том числе.
Брайан медленно поднял голову и заглянул в глубокие голубые глаза Роджера, который даже сейчас с каким-то умиротворяющим спокойствием смотрел на него.
Брайан знал: ему нет спасения.
Его пальцы, горячие и сухие, медленным движением поползли вверх и достали до шеи Роджера. Его пальцы, длинные и в царапинах, перебирали короткие волосы Роджера. Его пальцы, тонкие и нежные, провели короткую линию вдоль губ Роджера.
Брайан не чувствовал земли под ногами.
Роджер почти не дышал, пока Брайан с нежностью перебирал его волосы, и когда холодные пальцы Брайана дотронулись до его лица, Роджер приоткрыл губы, резко вдыхая воздух. Его живот сладостно покалывало в предвкушении чего-то, но в его голове не было абсолютно никаких мыслей, и Роджер стоял, словно завороженный, и смотрел на бледное лицо Брайана, освещенное лунным светом.
Почти не дыша, Брайан плавным движением, чуть склонившись, дотронулся своими губами к влажным губам Роджера, и Брайану показалось, что весь мир действительно пропал. Он забыл обо всем, что было и что могло быть, и он только чувствовал лицо Роджера, что он гладил одной рукой, и эти губы. Роджер отчаянно прижался ближе к нему, лихорадочно сжимая в своих руках футболку под расстегнутой курткой и не понимая, как это можно было отпустить. И как без этого теперь можно было жить.
Брайан не был Тимом, и это чувствовалось в каждом мимолетном движении и, черт подери, Роджер не хотел ничего другого.
Губы Брайана были слегка солеными после недавних слез, от него пахло крепкими сигаретами и медикаментами — такой неправильный запах, и он в очередной раз напомнил Роджеру о том, где они находились, и о тех обстоятельствах — тех глупых обстоятельствах, — при которых все то, что можно было назвать чувствами, произошло.
Роджер углубил поцелуй, словно сумасшедший цепляясь за Брайана, будто бы тот в любой момент мог исчезнуть. Роджеру как никогда захотелось иметь власть над временем, чтобы остановить тот близкий конец, когда они снова разъедутся и, скорее всего, больше никогда не встретятся.
Он не хотел, чтобы кто-либо из них уходил. Брайан не мог оборвать момент или испортить его словами, что дальше все же сорвались с его губ, когда он отодвинулся от подрагивающего, как в ознобе, Роджера. Его рука все также лежала на шее Тейлора и нежно поглаживала ее, но он сказал:
— Меня забирают послезавтра.
Роджеру померещилось, что пробегающий над ними Кит рассмеялся самым жестоким смехом.
========== Часть 8. Ловушка ==========
— Так ты астрофизик?
Он растерянно кивнул, чувствуя себя очень неуютно в присутствии сидящего напротив мужчины. В первый раз он остался с ним один на один, и хотя до этого дня Брайан видел его лишь на внушительном от себя расстоянии, лейтенант Элдерли всегда вызывал в нем уважение и подсознательный страх, как — он был уверен — и во всех остальных солдатах. Брайан предполагал, что Лейтенанту было около пятидесяти, но выглядел он старше. Должно быть, на его помятом лице отпечатался накопленный за все прошедшие сражения опыт, расплываясь по загорелой коже глубокими морщинами и складками, отражаясь неприятным холодком в глазах.
