Он бросил быстрый взгляд на Роджера, пытаясь подавить в себе стыдливый кашель и зачем-то желая показать, что он уже ранее курил. Он неумело держал сигарету между пальцев и еще более неумело курил, и все же постепенно ему начало нравиться это. Как будто бы в голове чуть потяжелело, но это была приятная тяжесть, и она почему-то расслабляла.
Роджер закусил щеку, чтобы сдержать рвущийся наружу смешок. Его забавляло то, с какой серьезностью Брайан вдыхал сигаретный дым, видимо, прилагая все усилия, чтобы выглядеть органично в таком «амплуа», однако Роджеру итак изначально было понятно, что курил Брайан впервые.
— Я все смотрел на то, как вы работаете, — начал Брайан, когда ему удалось выровнять дыхание и приспособиться к сигарете, — и думал, что у вас сил уходит ничуть не меньше, чем у военных. Если не больше, — добавил он, смотря в стену перед собой.
Так как делать ему было нечего и оставалось разве что наблюдать за медиками и иногда даже помогать им — подать что-то или подбодрить больных, — Брайан почти круглосуточно думал о войне, о людях в целом. Их ежедневная работа казалась ему огромным вкладом в военную жизнь, и Мэй, сам того не понимая, все чаще невольно следил за тем, как Роджер бегал от одной койки к другой, помогая раненым, поднося им еду, лекарства, делая им перевязки. Брайан чувствовал гордость за Роджера, что грела его внутри, и ему было приятно, что Роджер с такой самоотдачей подходил к этому делу.
— Ты, наверное, устал жутко? — спросил он мягче, и его глаза остановились на лице Тейлора вновь.
— Устал, — Роджер кивнул. — Но ты устал не меньше моего, Брайан, — он почувствовал, как все внутри теплеет от мысли о том, что, даже будучи раненым, даже при таких обстоятельствах, Мэй продолжал оставаться самим собой и не терял этой искренней учтивости по отношению к другим людям. — Работу здесь не сравнить с тем, через что проходите вы, — протянул Роджер мрачно, закидывая голову вверх, чтобы понаблюдать за тем, как густой дым растворялся в свежем ночном воздухе. Небо здесь было сплошь усыпано звездами, чего в Лондоне не увидишь.
— Кита видишь?
Роджер расплылся в улыбке и веселым взглядом вначале покосился на Брайана, который сидел и, словно мальчишка, впервые открывший для себя что-то интересное, любовался небом, а затем Роджер вернул свое внимание звездам, что казались такими маленькими отсюда. Ему стало вдруг интересно, а с какого расстояния от Земли и они были бы крошечными фигурками?
— Вижу, — сказал он, когда глаза «зацепились» за знакомый звездный силуэт. — И все равно на Кита он не похож.
— Как скажешь, — отозвался Брайан, в который раз не сдерживая ухмылки из-за Роджера.
Наверное, это и привлекало Мэя: искренность его поведения и слов, умение думать и смотреть на мир по-своему. Да, пусть иногда Брайану казалось, что Роджер склонен к сумасшествию, и он не был уверен, что нормальные люди способны выдержать характер Роджера, однако… было в нем что-то, что заставляло этих людей приковывать свое внимание к нему.
— Знаешь, мне страшно думать о том, что происходит за этими стенами, — Роджер нахмурил брови, опуская взгляд с Кита на горящую сигарету, зажатую в его тонких пальцах, которые теперь были сплошь покрыты мозолями и загрубели.
Брайан хмыкнул. На мгновение ему показалось, что здесь действительно было спокойнее, чем там, в другом мире, который начинался за этими каменными стенами, служащими условным ограждением от тех ужасов, что творились на поле боя. Было ощущение странной защищенности в этом помещении, но, во-первых, все это было лишь иллюзией: враги могли с легкостью атаковать и базу, убив сразу большое количество солдат и медиков; а во-вторых, он чувствовал себя здесь, как в клетке, где нельзя было и шагу ступить без разрешения.
И все же Брайан не посмел бы приуменьшить труд людей, работающих здесь, что помогали солдатам, что сутками стояли на ногах и не знали, что такое сон и усталость.
— Я рад, что ты здесь, — коротко сказал Брайан. Его сигарета как-то быстро закончилась, и он выкинул маленький окурок в сторону. Ему было грустно представлять, что было бы, попади он в другой госпиталь, где не было бы Роджера, вечерних чтений книг, их разговоров, да и вообще… это трудно было описать словами.
Его рука еще болела, и рана ужасно ныла и не давала забыть о себе, но Брайан знал — ему становилось лучше. Ему оставалось всего ничего до того момента, как его выкинут в тот мир, что так пугал Роджера и ужасал Брайана. Раньше он бы отдал все на свете, чтобы не возвращаться в ту землянку, чтобы не видеть танки в движении, чтобы не держать оружие в руках, однако сейчас…
Брайан не думал об этом. Все те часы, проведенные в госпитале и потраченные на размышления, закончились тем, что Брайан все обдумал уже миллион раз, и неминуемое будущее ждало его в скором времени, и Мэй знал, что он окажется там, где был до этого, хотелось ему этого или нет.
Странным было то, что его это больше от чего-то не волновало.
— Знаешь, мне было до смерти страшно там, и я думал, что не переживу и одного сражения. Что, кстати, вполне могло произойти, — он снова хмыкнул, и на его лице появилась нервная улыбка, когда плечо, как будто отозвавшись на его слова, неприятно заныло. — Однако сейчас… мне как будто бы и вовсе не страшно.
Внутри у Брайана было пусто. Пусто там стало с того самого момента, когда он наблюдал за собой, словно со стороны, и смотрел на то, как замертво падал тот солдат. На том бое, что был первым в его жизни, он как будто бы потерял все то, что имел ранее — свои ценности, приоритеты в жизни и, что самое главное, самого себя, — и теперь все не то, чтобы не имело значение, но притупилось в сто крат.
Пожалуй, это и было причиной его подавленного состояния в первые дни; даже сейчас, спустя какое-то время, ему иногда казалось, что во всем этом участвовал вовсе не он, а кто-то другой.
— Я был там, но я… я потерял все, Родж, — его голос дрогнул, и Брайан потупил взгляд в землю.
И все же, несмотря на то, что страха больше не было — хотя он точно знал, что все чувства повторятся, стоит ему только выйти за эти ворота, — и не было иллюзий, ему не хотелось покидать это место. Здесь было столько ужаса, искалеченных душ, смерти, духоты, страха, что порой ему хотелось сбежать отсюда, но, даже если бы у него было на то право, он не смог бы.
Брайан не мог признаться себе в том, что вовсе не раненое плечо оставляло его здесь. Он не знал причину какого-то странного умиротворения в этом месте, что дышало смертью.
Он молча смотрел на Роджера, пытаясь запомнить этот момент — этот момент чертовой свободы и приглушенного, спрятанного где-то внутри счастья, которого не могло быть на войне, и которое Брайан не смог бы позволить себе.
На улице было необычайно спокойно.
— Ты не потерял все, Брай, — сказал он тихо, нарушая это недолгое, но тяжелое молчание. — Я не был там и не знаю, что ты должен чувствовать, — продолжил Роджер, который вдруг ощутил необъяснимое чувство вины за то, что отсиживался здесь в то время, как Брайан и остальные солдаты каждый день морали руки в крови и тряслись от страха быть убитыми. Да, они здесь тоже не прохлаждались, но все же, риски были несравнимы.
— Наша встреча, пожалуй, лучшее, что со мной случилось за этот месяц, — горько протянул Роджер спустя очередное непродолжительное затишье, делая последнюю долгую затяжку. — Тут порой очень одиноко, не так ли? Хотя и куча людей вокруг.
Брайан молча смотрел на Роджера; ему хотелось согласиться, но ком в горле не позволял сделать этого. Он просто кивнул. Брайан чувствовал, как его глаза наполнялись слезами, и ему хотелось кричать от того раздирающего чувства боли внутри, что он пытался погасить все это время.
Ощущение счастья прошло. Так же быстро, как и перед его глазами застыло лицо убитого им парня, и Брайан почувствовал, словно его самого ударили в районе груди.
Брайан стоял перед ним: такой грустный и такой разбитый, что Роджер почувствовал укол острой боли где-то в груди. Господи, никто из них этого не заслужил — никто не заслужил всего этого ада, в котором каждый был вынужден выйти по пояс в крови, с поломанной психикой и перевернутой жизнью.
