— Чем обязан?
Тим не ожидал, что его появление встретят радостно и тепло, однако холодный тон и это «чем обязан» не вызвало в нем приятных чувств. Он не рассчитывал на то, что Роджер бросится ему в объятья и прильнет к губам, однако…
Господи, до чего же непривычно было видеть этот взгляд Роджера, слышать тон его голоса, видеть зажатую позу, читать это отвращение на его лице. Ему больше жизни хотелось услышать, как Роджер вновь зовет его «Тим» этим нежным тоном, хотя и звучало в этом «Ти-им» всегда немного иронии; ему хотелось, чтобы Роджер вновь потянул его на себя и защитил от всех проблем, и чтобы он вновь обиделся (хотя он всегда изо всех сил пытался сделать вид, что его это не обижало) на то, что Тим боялся быть замеченным вместе с ним.
Тим неотрывно смотрел в голубые глаза; Роджер вопросительно приподнял бровь.
— Я… ну, в общем, я хотел забрать у тебя некоторые свои вещи, — голос его звучал спокойно, и Тим в который раз удивился тому, как его внешняя реакция отличалась от того, что происходило внутри. — Если ты не против, — добавил он.
— М-м-м, ясно, — Роджер пожал плечами, отходя в сторону, освобождая проход для Тима. — Не против, — коротко бросил он, ощутив почти физическую боль от такого знакомого запаха одеколона, прорезавшего его обоняние, когда Стаффел прошел мимо.
Внутри нарастало навязчивое чувство разочарования. Не то, чтобы Тейлор ожидал чего-то другого, он изначально знал, зачем Тим вернулся, однако… Однако что-то в нем отчаянно надеялось, что Тим скажет что-то еще.
Стаффел неловко зашел в квартиру, которая теперь казалась ему чужой. Если раньше он забегал сюда, порой даже забывая разуться, и плюхался в кресло, положив ноги на стол; или почти что на пороге начинал скидывать с себя вещи, имея странную привычку оставлять их на полу, пока Роджер после десятой просьбы убрать вещи в шкаф, сам не начинал их собирать, бросая на Тима гневный взгляд.
Сейчас же он стоял у самого входа, спиной чувствовал взгляд Роджера и от чего-то боялся даже шаг вперед сделать. Квартира, такая холодная и незнакомая, как будто не хотела его впускать.
— А где они? — задал Тим самый глупый в жизни вопрос, прекрасная зная, что его вещи были точно там же, где он оставил их в последний раз. Однако он не мог просто взять, открыть шкаф Роджера и достать их. — Ты бы не мог… подать мне их? — спросил он, повернувшись к Роджеру, который все так же находился у двери, прислонившись к ней со скрещенными на груди руками.
— Все там же твои вещи и лежат, — раздраженно пробормотал Тейлор, подходя к небольшому шкафу, стоящему справа от кровати. Дверца со скрипом открылась: вещи Тима были аккуратно сложены на самой верхней полке — Роджер к ним даже не прикасался. Конечно, сразу же после того, как все «случилось», находясь под кайфом, он почти что решился сжечь все нахрен, но в последний момент все же сдержался. — Думаю, и сам справишься, — сказал Тейлор прохладно, садясь на край кровати, отводя свой взгляд на приоткрытое окно, думая о том, что его давно пора было бы помыть.
Тим проследил за ним и нерешительно прошел вглубь квартиры. Здесь было настолько неуютно сейчас, что ни камин, ни картины на стене, что так всегда его радовали, не могли скрасить этого печального настроения, царящего здесь.
Его взгляд зацепился за пакеты с мусором, в которых торчали почти что одни бутылки из-под алкоголя и пустые пачки сигарет. Тим, ничего не сказав, прошел мимо кресла, на котором еще полторы недели назад обнимал Роджера, и застыл около приоткрытого шкафа.
Он сам до этого момента не понимал, но, пока его вещи были здесь, оставалось то призрачное ощущение, что между ним и Роджером еще была какая-то связывающая ниточка. Глупо было полагать, что несколько шмоток что-то меняли, и все же… Тим смотрел на собственные футболки и две пары джинсов и не мог поднять руки, чтобы взять их с полки. Только сейчас он понял, что даже не взял сумки, куда мог бы их сложить.
Он прикрыл глаза и, вздохнув, медленно достал свои вещи, лежавшие аккуратной стопкой. Тим знал, что была еще одна полка в другом шкафу, где он хранил несколько своих шарфов, без которых не любил выходить на улицу, и понимание того, что эти шарфы были единственным моментом, оттягивающим его уход отсюда навсегда, ужасом отразилось в его глазах.
Прижимая вещи к груди, он подошел к другому шкафу и потянул за дверцу. Его взгляд остановился на кресле, которое было застелено пледом, и Тима как будто бы мазнули ножом по сердцу.
— Ты его не выкинул, — сказал он тихо.
Голос Тима вывел его из оцепенения, и Роджер перевел растерянный взгляд на кресло.
— Он… — Роджер запнулся, не зная, что тут и сказать. Сколько же раз он думал избавиться от этой чертовой вещи, так «услужливо» напоминавшей ему о самых счастливых моментах его жизни, но так и не смог. — Он мне дорог, — сказал Тейлор приглушенно, не став уточнять, дорог был ему плед, потому что это был последний подарок матери перед тем, как она загремела в больницу, или потому что бесчисленное количество вечеров они с Тимом провели, укутавшись в этот самый плед, и выбросить его было чем-то, на что Роджер был абсолютно не готов — по крайней мере, сейчас.
Тим опустил взгляд на свои ноги: на нем были кроссовки, подаренные Роджером на прошлый Новый год. Глупо было полагать, что Тейлор не избавился от этого пледа, потому что это было напоминанием о их вечерах. Он прекрасно знал, что этот плед связала его мать, и было бы неправильно по отношению к ней выбрасывать такой подарок.
Тим подхватил пальцами легкую ткань шарфика. Один, второй, третий — все его вещи слишком быстро оказались собранными, и до него дошло понимание того, что все. То, зачем он пришел, было у него, и не мог же он теперь делать вид, что здесь было еще что-то, и Тиму просто нужно это «что-то» найти. Он и предположить не мог, что заберет все это ненужное дерьмо так быстро, и что через пять минут после прихода он уже сможет уйти.
Из переднего кармана джинс Роджер достал помятую пачку сигарет — пальцы от чего-то совсем не слушались, — и он с досадой обнаружил, что та была пуста, и отшвырнул ее куда-то в угол комнаты.
— Черт, — прошипел Тейлор, понимая, что хрена с два он купит сигареты где-то поблизости, да еще и в такую погоду. Конечно, в том же самом шкафу, напротив которого сейчас стоял Стаффел, была запрятана заначка с косяком, но курить при Тиме ему совсем не хотелось, да и не прибывал он в настроении для травки.
Тим стоял на месте, пожирая глазами пустую полку, будто на ней могло появиться что-то еще. Он заметил, как задвигался в стороне Тейлор, откидывая, видимо, пустую пачку сигарет в сторону, и ему стало физически больно от того, что сейчас происходило с Роджером. Он всегда курил, как сапожник, однако Тим видел в этих горах мусора, что состояли из одних бутылок и пачек, и понимал, что Роджер убивал себя.
Он не знал, что сказать. Не в его праве было указывать Роджеру или что-то советовать, и не в его праве было подойти к нему и обнять только потому, что у него была физическая потребность сделать это, и потому, что Тиму отчаянно хотелось верить в то, что Роджер нуждался в нем. Он стоял с этими вещами, которые нахрен никому не были нужны, и видел, каким несчастным был Тейлор. Тим впервые заметил, как тот исхудал, какие синяки красовались под его глазами, и какой бледной была его кожа.
Ему хотелось спросить у Тейлора все, что угодно, обсудить любую тему, выслушать любые психи — все, что угодно, лишь бы у него была та возможность быть с Роджером вместе. Он знал, что ему нужно было что-то сказать или уходить, но он не знал, что сказать, и не знал, как уйти.
— Ты можешь… не курить так много? — спросил он хриплым голосом. Роджер поднял тяжелый взгляд на Тима и выпрямил спину.
— Тебя серьезно сейчас это волнует? — спросил Роджер, и голос его надломился, словно он провел весь этот день, нарочно срывая связки.
Каким же идиотом он был, когда наивно предположил, что «уже ничего не чувствует», увидев Тима на пороге несколькими минутами ранее.
