В течение суток обе стороны с переменным успехом вели напряженный бой. Все же мы отбросили врага, но он ценой потери части своей 7-й пехотной дивизии спас другие дивизии, отступавшие из Киева на Коростень. В этом сражении я был ранен. Уже уезжая в госпиталь и лежа пластом на тачанке, узнал, что место начдива-4 занял комбриг Литунов.

Примерно с неделю я лежал в киевском лазарете. Затем еще с неделю, ковыляя, ходил по городу, пользуясь случаем, чтобы осмотреть его. А как только рана затянулась, вернулся в Житомир. Теперь это уже был тыл. Стремительный конармейский прорыв привел к краху всей польской обороны. Успешно действовал и Западный фронт. По всей линии боев белополяки отступали. В Житомире мне сказали: «Если хотите догнать свою дивизию, седлайте коня и скачите в Ровно. Пока там еще паны. Но когда доскачете, будете как раз!» Я так и сделал.

Ехать пришлось двое суток. Вся дорога от Новоград-Волынского через Корец была усеяна польскими повозками, брошенными орудийными лафетами и другими следами недавних горячих боев. Навстречу вели группы вражеских пленных. Наступило 4 июля. Впереди слышалась канонада. Заходящее солнце поливало золотом ивовые заросли вдоль русла Горыни, где мы остановились поздно вечером напоить лошадей. А еще через несколько часов, спотыкаясь о спящих прямо на земле бойцов, мы с ординарцем шагали по улицам ночного Ровно, из которого только что был выбит противник.

На этот раз меня направили к С. К. Тимошенко, в 6-ю дивизию, на ту же должность помнаштадива. Начальником штаба здесь был К. К. Жолнеркевич. Он возложил на меня обязанности помощника не только по разведке, но и по оперативной работе. Это оказалось чрезвычайно полезным с точки зрения приобретения необходимых познаний. Вообще ни 1918, ни 1919 год, вместе взятые, не дали мне столько боевого опыта, сколько получил я в 1920 году, когда служил в Конармии.

Долгие годы находился я под впечатлением того, чему научил меня командарм С. М. Буденный. Что касается разведки, то в течение июля она носила особый характер. Наступили дни, о которых потом пели в известной песне:

«Даешь Варшаву, дай Берлин...» Казалось, что русская социалистическая революция уже шагнула за государственные границы, что вот-вот она сомкнется с неизбежным пролетарским восстанием в Польше, Северной Германии, Австрии, Румынии, что возродятся советские Венгрия и Бавария. Подъем рабочего движения в странах Европы позволял надеяться, что всемирное торжество трудящихся уже близко. В конце июля возник Польский временный революционный комитет. В начале августа образовался Ревком Советской Галиции.

В этих условиях перед Западным и Юго-Западным фронтами была поставлена задача сходящимися ударами с северо-востока и юго-востока пробиться к Варшаве. Войска М. Н. Тухачевского, освободив Минск, быстро шли на Вильно и через Пинск на Брест. Войска А. И. Егорова подтягивались к ним, постепенно поворачивая на северо-запад своим левым флангом и как бы обтекая Галицию. 12-я армия Г. К. Восканова оперировала в районе Сарн, готовясь идти на Ковель. Конармия нацеливалась на Луцк с перспективой Владимир-Волынский — Замостье — Люблин. Группа И. Э. Якира получила полосу Кременец — Броды — Рава-Русская. 14-я армия М. В. Молкочанова, действуя в Галиции, прикрывала Юго-Западный фронт со стороны Румынии. Теперь ближайшей задачей дивизионной разведки становилось прощупывание подходов к Луцку, и я работал над изучением рубежа Цумань — Олыка — Маинов.

И вдруг все переменилось. Из штаба фронта прислали указание о перемене оперативного направления: мы становились лицом не к Владимиру-Волынскому, а ко Львову, Якир — к Стрыю, 14-я армия — к Станиславу, то есть весь фронт менял северо-западный курс на юго-западный. Так было положено начало тому плану, который в период наивысшего напряжения боев привел к действиям Западного и Юго-Западного фронтов по расходящимся линиям и в конечном итоге явился одной из причин неудачи нашего наступления в Польше.

Конармия вела бои в четырехугольнике Здолбунов — Кременец — Броды — Дубно. Сражения носили чрезвычайно ожесточенный характер. Кавалеристы превращались в пехоту: подскакав к позициям врага, очень редко атаковали их в конном строю, а чаще спешивались и под ураганным огнем, нередко ползая по-пластунски, действовали как егеря. Прорвем одну полосу обороны, но тут же встречаемся со второй, третьей.

Шла полупозиционная война, вроде той, какую мы вели в конце мая возле Белой Церкви. Люди вымотались, беря свое лишь урывками. Порой бойцы засыпали, лежа в поле под вражеским огнем. Многие, будучи раненными, оставались в строю. Все почернели и осунулись. Не хватало патронов, продовольствия, фуража. Ремонтные комиссии не справлялись с поставкой лошадей. Отсутствовало пополнение людьми. Но никакой передышки или хотя бы кратковременного отдыха не предвиделось. Напротив, ожесточенность боев непрерывно нарастала. В начале августа 6-я дивизия пыталась дезорганизовать войска противника между Козином и верховьями Стыри, однако безуспешно. РВС армии временно отстранил от должности и перевел в резерв начдива Тимошенко и начштаба Жолнеркевича. Их место заняли бывший комбриг-2 И, Р. Апанасенко и недавно приехавший на фронт слушатель Академии Генштаба Я. В. Шеко.

Неделя с 4 по 11 августа прошла в сражении за переправы через Стырь и за подступы к Радехову. Новое руководство дивизии действовало очень энергично, что оказалось кстати, так как вконец измотанные 4-ю и 11-ю дивизии С. М. Буденный своей властью вывел на отдых, а в первом эшелоне Конармии остались наша и 14-я дивизии да Особая кавбригада. Подчиненные Буденному соседи тоже напрягали все силы: на севере пехота взяла Луцк; на юге Золочевская группа И. Э. Якира с кавбригадой Г. И. Котовского и червоноказачьей дивизией В. М. Примакова упорно наступали на Ясенов. Апанасенко получил задачу овладеть Буском.

Это означало, что нашим бригадам доведется в ближайшие дни воевать в непролазных болотах по течению Буга. За нашей дивизией будет продвигаться 4-я. Поэтому мы должны были позаботиться о переправах не только для себя, но и для товарищей. Несколько дней я по особому заданию отыскивал броды на речках, конские тропы в заболоченных перелесках и готовил с выделенной командой подручные средства для переправы, а потом временно исполнял обязанности начальника штаба дивизии.

В середине августа Конармия собиралась перейти в общее наступление, когда была остановлена встречным и фланговым ударами поляков. Развернулись напряженные бои. Вскоре Конармию известили о переподчинении ее Западному фронту. Тем самым наступление на Львов отменялось. И как раз в это время я был отозван из-под Львова на третий курс Академии Генерального штаба (наряду со многими другими ее слушателями, тоже находившимися на фронтах).

Считаю не лишним повторить, что месяцы, проведенные в рядах Конной армии, сыграли очень большую роль в моем формировании как красного командира. Во всяком случае, вплоть до середины 20-х годов мои взгляды на военное искусство и практическое их воплощение в жизнь определялись опытом, вынесенным именно из боевых операций 4-й и 6-й дивизий 1-й Конной армии. Немало способствовала этому в дальнейшем и моя служба в Московском военном округе, которым вплоть до осени 1925 года командовал К. Е. Ворошилов. Если период с лета 1917 года до лета 1920 года был как бы первым этапом моего созревания как военачальника, то последующие пять лет явились вторым этапом, связанным с усиленным изучением опыта гражданской войны и участием в проведении охватившей тогда Красную Армию реформы.

^{Красной Армии нужен свой вуз. — Климович, Снесарев и Тухачевский. — Как мы учились. — Теория или практика? — Новая линия. — Опять в Судогде. — Выпуск.}

В годы гражданской войны мне трижды довелось проходить через аудитории Академии Генерального штаба. Это высшее военно-учебное заведение сейчас называется иначе — Военная академия имени М. В. Фрунзе (современная Академия Генерального штаба создана значительно позже, в 1936 году).