1973 Актер На плоском небе – плоская луна. Все королевство – на живую нитку. Сквозь старый бархат улица видна, зато хлопот поменьше и убытку. Так и живу – на публику, при всех заботясь о душе и о желудке под чей-то свист, шишиканье и смех, под шепоточек из суфлерской будки. Суфлер уверен: это – балаган, где понарошку любят, умирают… Он думает – из ваты облака, так и дождей над нами не бывает. Он в панике – актер безбожно врет! Презрев единство времени и места, я не хочу заглядывать вперед. Я отступил от авторского текста. А зритель валом валит посмотреть мою игру, талант одобрить, юмор… И «бис!» орет, чтоб я повторно умер. Я не могу повторно умереть! Я честно жил. И был в бою сражен. Так прокричи во все концы, глашатай. Я жил и умер на земле дощатой. И никогда не возжелал чужой! 1971 «Было лето розовым…» Было лето розовым ласковым и милым, и плыла над озером сказка, словно дым, голубые волосы были у Мальвины, и сердечко тоже было голубым. И она играла в голубые куклы, и мечтала часто в полумгле лампад, и вплела однажды в голубые кудри непокорный ветер, словно белый бант. И летела вечность в голубых качелях, и шумел, качаясь, изумрудный лес, а она играла на виолончели — так, что птицы замертво падали с небес. Над хрусталь-озерами, в той стране прибрежной мы забыли самые страшные грехи. И поэт хороший стал шутом прилежным и читал Мальвине сладкие стихи. Я стою под дулами, о Мальвине думаю: «Глупая планета — наш хрустальный дом. Ах, Мальвинка, милая, голубая дурочка, кто из нас повинен в цвете голубом?» С голубыми чувствами никуда не денешься. И приходит вечер страшный, голубой, но живет поэзия — голубая девочка, над хрусталь-озерами с ласковой водой. Елене Жабинковской
Все в мире проходит – любовь и весна. Исход неизбежен летальный. Мы недолговечны, как след от весла На глади зеркальной. Сверкают песчинки, и нет им числа. Колеблется свет иллюзорный. А может быть, вечен лишь след от весла На глади озерной. «Как ты в воду входила медленно…» Как ты в воду входила медленно… Как ты плавала – на спине! Сигареты курила, плакала, говорила о чем-то мне. То лгала, то молила взглядом, словно чем-то я мог помочь. И качался зачем-то рядом круг спасательный на волне. Ну спасемся с тобой, а дальше? Мир лишь внешне похож на море. Ты лежишь на волне прозрачной, и улыбка твоя – легка. Далеко мы с тобой заплыли! И над морем, верней – над миром даже чайки уже не блещут и не плавают облака. 1971 «Тихо вьется вдоль реки…» Тихо вьется вдоль реки наша узкая тропинка… Я прошу твоей руки, свет мой, Катя-Катеринка! Можно здесь же – раз и два, а понравится – и третий… Но прекрасные слова неспроста живут на свете. Я прошу твоей руки! Как и водится – навеки. Очевидно, вопреки нравам здешней дискотеки. Так вот крылья мотыльки о стеклянный свет ломают… Я прошу ее руки… . . . . . . . Не дает. Не понимает. 1985 «Мы с тобой уже добрались до стены…» Мы с тобой уже добрались до стены образцово-показательной страны. В той стране вольготно-весело живет образцово-показательный народ. Может, стану в той стране под старость лет образцово-показательный поэт. Ну а ты мне станешь будущей весной образцово-показательной женой. Так давай скорей отправимся туда повышать производительность труда. 1971 Записка Ты сегодня, Натали, сердце мне пронафталинь. Положи его, мой друг, в старый кованый сундук. На сундук повесь замок, чтобы я открыть не смог. Ржавый ключ забрось в окно. |
