– Дория, у тебя никогда не было дочери. У тебя вообще детей не было.

– Зато я сама была дочерью. Ты не считаешь, что это позволяет мне куда лучше судить о том, что нужно дочери, чем тому, кто, скажем, делает глупости, воспитывая дочь?

– Леа уже тридцать три года, она хранительница целого королевства. Не похоже, что я до сих пор её воспитываю.

– Сын остаётся сыном до встречи с милой, а дочь остаётся дочерью до самой могилы.

– Ещё одно мудрое изречение Облачного народа?

– Ну, что ты! Неужели считаешь нас столь поэтичными? Люди Облака практичны и прозаичны. Я слышала эту поговорку в Драле.

– Дральское ещё не значит умное, – парировал Никодимус. – Я понимаю, что воспитание дочери – задача нелёгкая, но не уверен, что твои общие слова можно применить к Леа. Посуди сама, она – получеловек-полутекст, дочь драконицы, умная как тысяча лукавых неодемонов, обожающая влипать в неприятности и постоянно борющаяся с болезнью, которая, и в этом нет сомнения, скоро её убьёт.

В голосе Никодимуса прорезалась нотка боли. Дория немного помолчала, потом произнесла:

– Да, ты прав. Леандра уникальна, – она на мгновение умолкла. – В общем, растить дочь нелегко, а такую как твоя – в особенности.

Никодимус глубоко вздохнул. Ему пора было возвращаться к Леандре. Далеко на востоке пузатая туча расстелила пелену дождя над джунглями.

Катамаран поймал ветер пузырём паруса и словно полетел над заливом под припорошенным облаками небом. Леандра, обычно безразличная к морской романтике, оценила, насколько точно и изящно паруса были развёрнуты к ветру, а корпус – к волнам. Скорость тоже впечатляла.

Матросы вроде бы разделяли её чувства, а может, сами излучали их, когда споро занимались своими делами, громко перекрикиваясь. Даже Дрюн выглядел вполне довольным и не артачился, выполняя приказы Холокаи.

Стоя на верхней носовой палубе катамарана, Леандра улыбалась, вспоминая то, чем они с Холокаи занимались на острове. Отвлекал только сильный ветер, приходилось то и дело поправлять платок и вуаль. Недуг сделал Леандру крайне чувствительной к солнечным лучам: даже краткое пребывание на солнце вызывало сыпь, а длительное – ужасный приступ болезни.

Катамаран накрыла тень облаков, и синева воды утратила ослепительный блеск. Это изменило ход мыслей Леандры, она задумалась о Шандралу и о том, что им предстояло. Интересно, когда именно Франческа прибудет в город?

Визгливо засмеялся матрос. Леандра обернулась и увидела, что тот перегнулся через правый борт катамарана. Дугообразная струйка между его ног была, без сомнения, мочой. Остальные, в том числе Дрюн, издавали одобрительные или критические возгласы.

Леандра решила быть снисходительной, она понимала этого матроса. В конце концов, на него влияли чары моря: предвкушение жалованья, лёгкое плавание, порт, где он сможет обменять рупии на каву и женщин. Леандра провела всё детство в облавах на неодемонов. Она помнила длинные змеи караванов, пересекающих лорнские равнины, дикую охоту, ломящуюся сквозь леса Драла, морские каноэ, скользящие по иксонским водам. По опыту она знала, что мужчины, посвятившие жизнь путешествиям, несмотря на всё их разнообразие, скроены из одной и той же грубой и вульгарной материи. Она умела ценить радость, которую они получали от опасностей и добычи. И всё же эта струйка матросской мочи усилила её нынешнюю неприязнь к человечеству с его бесплодным томлением духа.

Она равнодушно смотрела на позёра. Не поразил её ни его пенис, ни моча. Другой матрос подошёл к правому борту и задрал лангот, намереваясь посрамить первого, и тут перехватил взгляд Леандры. Быстро одёрнув набедренную повязку, он сделал вид, что осматривает такелаж. Тут уже вся команда перевела взгляд на Леандру. Через несколько мгновений они дружно потянулись к канатам и парусам.

Леандра отвернулась. Вдали, по ходу катамарана, показалась череда пышных холмов полуострова Шандралу. Милях в четырёх вздымалась гора Ялавата, потухший вулкан, на склонах которого раскинулся город.

Гора тянулась к самому подбрюшью вспененных морскими ветрами туч, почти постоянно висевших над ней. Где-то там, скрытый облаками, находился павильон Неба, откуда её отец накладывал на архипелаг свои метазаклинания.

В кратере вулкана располагалось холодное озеро, чья глубина известна была одним богам. На его глади лежал Плавучий Город, обиталище иксонского пантеона.

Восточный склон вулкана пронизывали многочисленные туннели. Вода из кратера по системе каналов и шлюзов стекала по склону, изрезанному террасами, где выращивали тарро и рис.

В окружении рисовых полей блистал Шандралу, окружённый двадцатифутовыми стенами. Город, как и весь склон горы, состоял из террас. Шестнадцати, если быть точным. Каждая – двадцати футов высотой и восьмидесяти шириной. Лёжа между двумя высокими грядами, террасы, выпирая одна над другой, образовывали подобие гигантского амфитеатра.

Почти все постройки были типичными для Облачной культуры: цилиндрические башни, окружённые вплотную стоящими двухэтажными домами с односкатными крышами и медными водосточными желобами, подёрнутыми патиной. Стены были побелены, так что в полдень на сверкающий город больно было смотреть.

Холокаи привёл катамаран в бухту, и Леандра смогла рассмотреть город лучше. Далеко не все дома оказались одинаково белыми: некоторые посерели, другие пожелтели на солнце, третьи загрязнились. На самом деле, лишь малая их часть сияла ослепительной белизной. В более богатых кварталах двери, ставни и перила были окрашены в яркие цвета: фиолетовый, пунцовый, жёлтый. На верхних парадных террасах вдоль улиц росли прекрасные пальмы, жакаранды, плюмерии и баньяны, а белые здания утопали в тенистой зелени садов.

Единственным архитектурным исключением были три знаменитых известняковых храма-горы. Построенные в изощрённой лотосской манере, они холодно темнели на фоне блистающего города.

Пришвартовав катамаран, Холокаи отправился докладывать о прибытии портовым властям, а Леандра осталась беседовать с Дрюном. Божественная совокупность, спрятав свои мечи, стояла на палубе в одном коротком ланготе. Полуобнажённый Дрюн был примечательным зрелищем. Несколько докеров на берегу во все глаза таращились на бога рукопашной борьбы. Дрюн улыбнулся им, наслаждаясь восхищением и предвкушая новых верующих к следующему турниру.

– Ты настоящий павлин, – почти неодобрительно заметила Леандра.

– Самка или самец? Они ведь очень отличаются друг от друга.

– Не цепляйся к словам. Когда люди говорят о павлине, они имеют в виду роскошное оперение самца, – она указала на его обнажённую грудь.

– Может быть, они ошибаются? – ухмыльнулся Дрюн.

– Ты не собираешься брать мечи в город?

– Всем известно, что безоружный я куда опаснее, – он пожал плечами. – Одних только деревенских дурачков надо отпугивать мечами.

– Дурачков и в городах хватает.

Тут как раз вернулся Холокаи и начал раздавать жалованье команде.

Леандра с облегчением заметила, что материнского корабля в бухте нет. Вскоре они с Холокаи и Дрюном покинули док и двинулись через бурлящую площадь Припортового рынка. День был замечательно людный, отменный базарный денёк. Торговцы рыбой выложили на прилавки всё богатство океана: водоросли и тунцов, золотистую макрель и желтохвостов, морских и рифовых окуней. Все твари были аккуратно обезглавлены, выпотрошены и разложены на круглых подносах. На солнце сушились щупальца осьминогов, словно развешенное на верёвках бельё.

На крышах близлежащих домов расположились орды знаменитых макак Шандралу, столь же беспощадных, как и городские бандиты. Длиннохвостые, широкомордые мохнатые бестии знали все мыслимые уловки, позволявшие стащить еду. Целый отряд мог внезапно налететь на лавочку, за которой приглядывал мальчишка или старик, и круша всё и вся, дочиста её обчистить. Макаки тоже умели сыграть в «подранка». Или же какая-нибудь хвостатая мамаша предлагала погладить своего очаровательного малыша. Пока мягкосердечный простофиля умилялся, остальная банда стремительно подбирала, как говорится, всё, что не приколочено.