Вторая половина семейства носила также фамилию де Керр, и все приходились родственниками друг другу в той или иной степени. Как бегло объяснила Анабель, они родня в шестом, а некоторые в седьмом и в восьмом поколении. То есть формально, не пекись они о такой сохранности сведений о роде, в нормальном мире их просто считали бы однофамильцами. Так, например, двоюродный брат Анабель Брайан, мать которого была сестрой Алестера, взял в жены Клинет, отец которой также де Керр, но их прямое родство отслеживается аж в седьмом колене. Одним словом, родственные браки здесь имели место, однако родство должно быть больше трех колен. Все это необычно. Подумать только, несколько столетий семья держится так сплоченно и не допускает потери родственных инициалов. Это экстраординарно.

Впрочем, Анабель упоминала, что по традиции, если брак женщины рода де Керр заключается с посторонним (что бывает крайне редко), ее будущий муж должен отказаться от своего имени и взять имя де Керр. С мужчинами проще. Но одно мне дали понять однозначно: пробиться в этот клан не так уж просто. Судя по всему, то, что сделал Адам для семьи, было нетипично.

Я пыталась запоминать, кто кому в каком колене родственник, но это было очень сложно. Понятно, что среди них есть как самые близкие родственники, так и очень-очень дальние. Начиная перебирать это в голове и уяснила, что у Адама есть родные брат и сестра, пять кузенов и четыре кузины от дяди и тети, уже покойной. Троюродные братья Уильям и Гарри, две троюродные сестры и пятеро племянников… нет племянников трое… черт!

Я прополоскала рот и вернулась в комнату, бросив затею выстроить родственников Адама в логические цепи. Позже поищу какую-нибудь фреску с фамильным древом – уверенна она тут есть, куда им без этого. У Медичи – есть, у Виндзоров – есть и у Де Керров – есть. Сто процентов!

Облачившись в легкие спортивные штаны серого цвета и белую футболку, я бесцельно прошлась по комнате туда-сюда. В ней было немного душновато. Спать по-прежнему не хотелось, телевизор смотреть тоже, а вот воздух не помешал бы. Дверь на балкон пряталась за прозрачной занавеской, отодвинув ее в сторону, я вышла наружу. Ночная свежесть ударила в голову словно крепленое вино, таким опьяняющим был этот лесной аромат. Здесь духоты не наблюдалось, обилие леса вокруг создавало просто райские условия. На балконе, хотя это скорее терраса, было где развернуться. Я подошла к краю, оперлась о каменные перила, огляделась, чтобы понять, где нахожусь. С этой стороны фасад выходил на ту самую поляну позади дома, на которой сегодня был пикник. Надо же: сейчас не осталось и следа нашего пира, и небольшая палатка для танцев тоже исчезла. Все убрано как по волшебству. Маленький пруд все также виднелся вдали, плакучие ивы купали в нем свои ветки, соприкасаясь с лунной дорожкой на его глади. Мой взгляд перекочевал на большой желтый диск, и, как и рассказывал дядюшка Грэм, луна отдавала красным свечением. Удивительно, он говорил правду! Такой огромной луны я вообще никогда не видела. Да и вообще не помню, когда вот так пристально стояла и разглядывала это чудо природы. В городе вообще как-то не обращаешь внимания на подобное. А зря – это так чудесно.

Тишину ночи иногда прерывали звуки ночных обитателей, создавая чудесную мелодию сумеречного времени. Из комнаты донеслась мелодия Энди Уильямса «Twilight time». На моем лице растянулась удивленная улыбка. Переключая, я оставила музыкальный канал. И надо же, чтоб из всего разнообразия заиграла именно эта песня. Ей по меньшей мере пятьдесят лет. Моя мама ее любила…

Deep in the dark your kiss will thrill me like days of old

Lighting the spark of love that fills me with dreams untold

Each day I pray for evening just to be with you

Together at last at twilight time…

«В глубокой тьме твой поцелуй будет будоражить меня, как в прежние дни.

Освещая искру любви, которая наполняет мои сны невыразимые.

Каждый день я молюсь, чтобы настал вечер, просто чтобы быть с тобой.

Вместе, наконец, в сумеречное время»⁶.

Я позволила себе немного попеть (вряд ли кто-то меня услышит), а мелодия лилась из комнаты, заражая меня и заставляя подпевать.

Странный момент: я чувствовала какую-то невыразимую радость, улыбка не сходила с моего лица. На несколько минут в душе случился некий переворот. Песня заставила забыть о невзгодах и разбудила странную ностальгию. «Неужели вскоре случится чудо?» – твердила моя душа. А ум отвечал: «Конечно, ты же любишь его, и вы поженитесь, поэтому ты должна быть счастлива». Как же хотелось, чтобы песня не заканчивалась и момент этот длился вечно.

Но такое было невозможно. Музыка вскоре стихла, сменившись совершенно незнакомой песней, а я обнаружила, что не только пела, но даже кружилась в танце. Вместе с мелодией я застыла в пол-оборота и увидела перед собой каменное изваяние дракона. Это была одна из двух скульптур, украшавших балкон. Один примостился на одном краю террасы и глядел вниз, другой здесь, на другом конце, и был повернут лицом на фасад. Его пасть открыта, а в глазах сверкали красные камни. Это сначала меня слегка напугало.

– Ну, привет, дракоша, – вырвался у меня смешок, когда я пришла в себя. – Тебе понравился мой танец? – я засмеялась.

С ума сошла: говорю со статуей и радуюсь неизвестно чему. Наверное, шампанского было слишком много. В голове проносились разные мысли и в частности, что у человека, делавшего эти скульптуры, определенно был талант. Ведь изваяния выглядели словно живые, просматривались даже мелкие детали: чешуйки, когти, шипы. Но вот с разнообразием был явно недобор. С таким талантом не стоило ограничиваться одними драконами. Конечно, то, что они все разные (я пока не видела двух одинаковых), было круто, но можно было изобразить еще что-то…

Погладив чешуйчатое каменное создание, я вернулась в комнату. Увертюра к моему счастливому будущему закончилась и не уверена, что после нее последует роковое событие второго акта, как в старых фильмах или театральных постановках.

Я решила, что стоит лечь спать. Долго вертелась и вскоре почувствовала жажду. Воды в комнате не оказалось. Мое внимание привлек телефон, но я не знаю, можно ли позвонить и заказать что-либо в комнату как в гостинице. Да и номера у меня не было. Скорее всего, придется идти самой.

Выскользнув за дверь, я стала тихонько направляться вниз. Никто не запрещал мне ходить по дому, но чувство было будто делаю что-то запретное. В хорошо освещенном коридоре было тихо, слишком тихо.

Я пожалела, что не спросила, где комната Анабель: она пока единственная, с кем я подружилась. Все были со мной вежливы, но не более, а эта задорная блондинка вертела мной, как и Адам. Они оба без труда брали верх над моей особой, и я позволяла им это.

Коридор тянулся и тянулся, и в какой-то момент мне показалось, что я заблудилась. И жажда не проходила. Ох, не следовало есть столько закусок. Они, конечно, были изумительными, а мясо барбекю вне всяких похвал, и все же следовало знать меру. От съеденного яства чувствовалась легкая тяжесть.

Еды было много, танцев слишком мало. Впрочем, удивительно, что они вообще были. Когда время закусок подошло к концу, солнце уже садилось. Семейство де Керр лениво отдыхало в обществе друг друга. Наконец, оставшись в относительном уединении под большим деревом, мы с Адамом поддались общему релаксу.

– Хороший вечер.

– Да, – ответила я ему, поскольку действительно расслабилась достаточно, чтобы ненадолго забыть о прохладной встрече и недомолвках. – Часто вы такое устраиваете?

– Только по особым случаям. Но надо чаще. Иногда забываю, какая привилегия здесь жить.

– Да. Это точно привилегия. Особенно для меня.

Вдруг заиграла легкая мелодия, и Алестер повел свою жену в небольшой крытый шатер и закружил ее в танце. Играл джаз-блюз. Несколько пар, словно по команде, последовали их примеру. В обстановке чувствовалась легкая ностальгия, и было очень приятно отдыхать под эти мягкие мотивы. Мне импонировала любовь де Керров к подобной музыке – я просто наслаждалась вечером.