Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Ну, мне до неё далеко, – скромничает Сагдия, а сама довольна. Такая оценка для неё – бальзам на душу.

Правда, времени у Сагдии маловато для того, чтобы практиковаться в публичных выступлениях, да и где взять такую добродушную, доверчивую публику, как в Кичкальне, которая с благодарностью ловит каждое слово, ждёт его, как из печки пирога. В Челнах, где Сагдия живёт и работает медсестрой, такую аудиторию, как у Зайнаб-апа, не сыскать.

Все сёстры отца, мои тёти – «гувернантки», – очень дороги мне, я их всех обожаю. Но всё же среди них наиболее близкая мне по духу Рагбар-апа. «Рагбар» – в переводе с арабского означает «ученик, студент». Но это не прозвище. Это имя собственное, которое вполне соответствует простому, искреннему характеру моей тёти.

Стройная, круглолицая Рагбар-апа смолоду отличалась особой аккуратностью, бережным отношением к своим вещам. Каждое её движение уместно, будто заранее обдумано. Например, многие наши знаменитости частенько мучаются, не зная куда деть руки во время выступления. С Рагбар-апа никогда такого не случалось. Её руки всегда заняты каким-нибудь делом. Не растерялась бы она и на сцене.

В нашем, в основном филологическом, семействе она первая оказалась специалистом по физике и математике. После успешного окончания учительского института (такие существовали в послевоенные годы в Чистополе, Елабуге и Бугульме и способствовали снятию напряжённости с учительскими кадрами) Рагбар-апа была направлена в Аксубаевский район, в школу деревни Карасу. Оказалось, что именно там её поджидала судьба.

Накануне отъезда она долго прощалась со всеми, будто отправлялась в дальнее путешествие. Меня обняла и расплакалась. Видимо, чуяло её сердце, что распрощавшись с одним Талгатом, она попадёт в объятия другого Талгата. У женщин ведь сильно развиты интуиция, предчувствие. Парни деревни Карасу не позволили симпатичной образованной девушке долго гулять на свободе. Среди многочисленных «ухажёров» самым настойчивым и, я бы сказал, самым обаятельным оказался парень по имени Талгат.

Не успела молодая учительница, будто навеки распрощавшись со всеми, уехать, как уже через пару месяцев под нашими окнами, с рёвом подъехав, остановился мотоцикл. Все, кто был в доме, прилипли к окнам. Высокий, худощавый юноша привёз какого-то аксакала, старика с короткой белой бородкой. Я, ученик первого или второго класса, видел этих людей впервые и даже не удивился тому, что у бабая одна штанина задёрнута выше другой. Решил, что это сделано специально, чтобы мотоциклетная цепь не зацепила брючину. Но это был, оказывается, особый знак, бабай оказался сватом. Гости вошли в дом, поздоровались, помолились, справились о делах, и «аксакал» повернул разговор в нужное ему русло.

– В деревне Карасу, Набиулла, тебя знают, уважают. Сказали, он хороший человек, поди поговори с ним. Может, уважит твою просьбу. Не полотенце же просишь.

Отец любит открытость, разные намёки, полутона не принимает. И хотя о цели «десанта» из Карасу он догадывается, но делает вид, что не понимает.

– Ну, такого добра, как полотенца, салфетки, у нас хватает, если вы только за этим…

А «аксакал» всё своё талдычит:

– Девчонки ведь они, как птенцы. Родительский дом им нужен только пока летать учатся, а как научились, тю-тю… обратно уже не загонишь, своё гнездо вьют. Хотя родительский дом для них и дорог, но не свой.

Наконец, поняв всю серьёзность намерения гостей, отец побледнел: каждый год свадьба – это уж слишком.

– Я вас понял, – говорит он, – вы приехали сватать Рагбар, но мы её только что выучили с таким трудом, думали, семье немного поможет. Мне-то от неё ничего не надо. Отец умер, сестрёнок надо на ноги поставить.

Но сват, пропустив мимо ушей отцовские доводы, знай дудит в свою дуду. У него своя цель.

– Набиулла, дорогой. У тебя ведь ещё сестрички есть и сынок вон подрастает, – кивает он в мою сторону и начинает хвалить свой «товар». Оказывается, Талгат Шарафутдинов – единственный сын у матери, отца убили в гражданскую. Талгат – знатный механизатор, хороший хозяин, заботливый, умный, добрый.

Я повнимательнее посмотрел на будущего зятя и понял тётю Рагбар. Мой тёзка Талгат-абый действительно был очень обаятельный, интеллигентного вида юноша: лёгкие движения, пышные волосы, добрые карие глаза светятся внутренней радостью. На губах играет хитроватая улыбка: ему-то что, пусть старшие спорят, сам-то он уже получил согласие девушки. Вот и сейчас греют душу её слова: «Если старший брат благословит, я согласна». Всё же он счёл нужным подстраховать исход переговоров:

– Набиулла-абый, сестрёнкам мы поможем, выучим, ведь мы с Рагбар…

Тут он замкнулся, смутился. Видимо, хотел сказать, что они с Рагбар полюбили друг друга и уже договорились, но человек от сохи не привык произносить пышные фразы. Наедине с Рагбар-апа он, наверно, соловьём заливается, а тут посторонние люди, дети ловят каждое слово.

Выручила его терпеливо молчавшая до сих пор бабушка, мать девушки. Уж она-то хорошо знала, что вовремя выдать дочь замуж – это большое дело и святая обязанность родителей. Девушки – товар скоропортящийся, каждый просроченный день снижает спрос на него.

– Набиулла, улым, – говорит бабушка тихим голосом, – я не хочу вмешиваться в разговор мужчин, но всё же хочу сказать: раз уж они нашли друг друга, полюбили, может, благословить их? Парень сам полусирота, не обидит, наверно, нашу девочку.

Рагбар-апа с моим тёзкой Талгатом-абый жили дружно, создали образцовую семью, где всегда царили совет да любовь. Талгат-абый – горячий, вспыльчивый. Рагбар-апа – спокойная, выдержанная, умеет управлять своим горячим мужем. Так дружно, в одной упряжке, они тянули лямку жизни. Вырастили пятерых детей: трёх сыновей, двух дочерей. И нам помогали, как могли.

Сейчас Рагбар-апа на заслуженном отдыхе. Всё свободное время посвящает внукам, религии, благотворительности. Каждому своё. Своя судьба, своя звезда.

* * *

Весьма короткая в масштабах истории человеческая жизнь делится на несколько периодов. Лет до десяти-двенадцати ты ещё можешь на правах любимого дитяти жить безмятежно, купаясь в любви родителей и родственников. До двадцати лет можешь ощущать себя зрелым юношей, свободной личностью. Потом начинаешь ощущать, что тебе необходимо быть ответственным за кого-то, пора создавать семью, растить детей. Это значит, что лихая молодость уже отгремела, прошла. Потом тридцать, сорок, пятьдесят, шестьдесят – эти десятилетия сменяют друг друга с быстротой инфляции рубля в нашей стране.

Только один Аллах знает, сколько ещё пройдёт времени, прежде чем перед твоими близкими встанет вопрос: что же делать с этим дряхлым старцем? Может, умнее было бы покинуть этот грешный мир ещё до возникновения этой проблемы? Но от тебя мало что зависит.

Память, воспоминания стареют раньше человека, но изложенные на бумаге, они не подвластны времени, возраст для них не имеет значения. Именно поэтому я решился доверить бумаге описание своей родословной и небольшой части своей биографии. Этот раздел своих воспоминаний я хочу завершить словами поэта Роберта Ахметжанова, которые по-русски звучат примерно так:

Босоногий,
Иду по свету,
И, слава Богу,
Путь не завершён.

Бараксин

Школьный выпускной вечер, который бывает раз в жизни. Отдав родителям наши аттестаты зрелости на хранение, мы собрались на праздник в спортивном зале нашей новой школы. В головах туман, в сердцах отчаянье, настроение взбалмошное. Это самый радостный и самый, как сейчас сказали бы, «прикольный» день, первое достижение нашей молодой жизни. Будущее рисуется в самых ярких радужных тонах. Нет и тени сомнения в том, что среди нас будущие генералы, партийные руководители, профессора, писатели и капитаны бороздящих океаны кораблей. Юность не знает в своих мечтах границ и запретов. Но моя радость была омрачена, будто капля дёгтя испортила бочку мёда. Неожиданная неприятность совершенно выбила меня из колеи. Когда мои длинные, как у не знающего усталости скакуна, ноги примчали меня к зданию школы, находящейся в соседней деревне Новое Альметьево, я заметил, что большой палец одной ноги, не считаясь ни с какими культурными и политическими обстоятельствами, нагло вылез наружу, проткнув носок моей голубоватой брезентовой туфли. Это хамство испортило всё настроение, весь вкус, всю ауру праздника и, естественно, этот свой же палец превратился в моего личного врага. Только я начинаю танцевать с девушкой, крутиться, вертеться, он раз – и выскакивает, прямо хоть отрезай его и выкидывай. Отойдя в сторонку, я кое-как втискиваю его обратно в туфлю, но стоит мне шевельнуться, он опять тут как тут, как будто просится на воздух.

18
{"b":"652932","o":1}