Ладно, хватит предаваться бесплодным терзаниям. Надо позвать этих двух бездельников, что отвечают у нас за шефство и агитацию…

Мысль была прервана аккуратным стуком в дверь.

— Николай, можно к тебе? — в дверях показался Алексей Попов и замер в ожидании ответа.

— На ловца и зверь…, заходи, у меня к тебе разговор серьёзный. — Ворчит Волошин, одновременно набирая внутренний номер Каплина. — А Каплина чего не прихватил. Всё равно ему делать нечего. Я тут для вас клизму припас… Ты не стой столбом, заходи, штаны снимай, это шутка, если не понял, руки с ремня можешь убрать. Присаживайся, сейчас Вован прибежит, и начнем пропесочивание. Ты-то, что хотел?

— Да, я как раз по делу совершенствования организационной работы. Тут у нас с Каплиным идея родилась, как привлечь молодёжь.

— Вы там, как, телепатией не страдаете? Нет? А то, мне прямо с утра из райкома партии звонили, как раз по этому вопросу. Ругаются наши отцы-командиры на нас, почему это мы плохо пополняем ряды передового отряда. А вы, значит, придумали как.

— Ага, придумали. Но помощь нужна от партии…

— Нет, вот, какие вы всё-таки, беспомощные, всё-то вам кто-то должен помогать. А самим уже, значит, слабо? Слабаки, значит?

Он замечает появившегося в дверях Каплина.

— Каплин, бери стул и включайся…

— Ну, можно и самим, но это будет уже на порядок хуже качеством, — вступает в беседу Каплин. — Нам помощь милиции нужна, причем по двум направлениям.

— Хотите с помощью милиции подростков в комсомол сгонять? — Продолжает язвить Первый.

Каплин, пропуская шпильку начальства мимо ушей, излагает идею.

— … и вот на такие танцы вход можно сделать только по комсомольскому билету!

Волошин доволен. Идея, конечно, попахивает ревизионизмом, и пока ещё слишком сырая для повсеместного внедрения, но, как вариант, пойдёт.

— Слушай, Володя, а ты пацана-то этого, который в школе эту кашу заварил, знаешь? Можешь его вызвонить, чтобы он ко мне подошел, что-то уж больно прыткий. Хочется мне с ним поговорить, а то как бы ни оказался он, сам того не понимая, проводником чуждых идеалов.

— Беседовал я с ним, хитёр не по годам. Я думаю, что можно уже и без него обойтись. Суть идеи и я, и вы и даже вот Лёша Попов уловили. К Новому Году, числу так к двадцать пятому можно уже будет пробный вечер устроить на базе НЗТМа. А у Рогова дел хватает, вот пускай и идёт лесом.

Вечером за ужином всем семейством собрались за столом. Матушка нажарила картохи, сварила сосиски, поставила на стол фаянсовую миску квашеной капустки, всё быстро и вкусно. Наша семья в полном составе собралась за столом.

— Борька, а ты для нашего класса газету можешь сделать? — Юле тоже захотелось раскрутить в своей 21-й школе такое же представление, как у нас.

— Не-не-не, Юль, у меня и так времени нет, мне же ещё учиться надо, а тут, то туда зовут, то сюда. Вот в райком опять просили прийти, и надо идти, райком — штука серьёзная.

— Ну, может быть все-таки, маленькую какую-нибудь газетку? К Новому Году хочется же.

— Боря, может быть, ты им просто расскажешь? Полчаса поговоришь с Юлиными подружками, и пусть они дальше сами. Получится у них что-то — хорошо, не получится — тоже хорошо, сделают перерыв до следующего года. — Это уже мама пытается помочь дочке.

— Девочки, — вступает в разговор папа, — может не стоит на Борьку еще и вторую школу навьючивать? 10 класс это ж выпускной. К экзаменам ему надо готовиться? Надо. Поэтому может лучше Юле подождать до следующего года? А там видно будет, может и желание пропадёт. Сдаётся мне, пока у вас просто модное поветрие.

— В принципе, — задумчиво жую я сосиску, — ну, полчаса… найти… можно… Юлька, приводи своих девок, расскажу, что смогу. Но тогда с тебя очередная уборка вместо меня. Пап, у меня к тебе вопрос. Помнится, ты как-то говорил, что у тебя в Москве живёт знакомый. Не помню кто, правда.

— Да, Колька Морозов, командир мой бывший. Прозвище у него — Ибрагим. По выслуге три года назад получил полковничью папаху, пошёл на пенсию и осел в Москве. Уже три года там живёт. А тебе то, что с того?

— Есть у меня идея, сгонять в Москву на каникулах, поговорить в МГУ с преподами о пути в журналистику, узнать, что и как. Так вот, не мог бы ты попросить твоего командира пустить меня на постой дней на пять?

— В принципе, могу, тем более что давненько я ему не звонил. Прямо сейчас и наберу. Надо только телефон найти. Не помню, куда я его засунул…

— Зато я помню, — смеётся маманя, — ты её в фотографии засунул, в тот альбом, где твои фронтовые фотки хранятся.

Вскоре из коридора уже доносятся слова междугороднего разговора:

— Антонина Спиридоновна? Николая Ивановича могу я услышать?

…

— Это его однополчанин Григорий Рогов.

…

— Коля, привет тебя из глубины сибирских руд!

…

— Как здоровье? Как семейство?

…

— Работаешь где-то, или отдыхаешь на полковничью пенсию?

…

— В совете ветеранов? Хорошее дело! Я, собственно, по одному вопросу звоню. У меня отпрыск в следующем году школу заканчивает и собирается в МГУ поступать, а на каникулы хочет сгонять в столицу на разведку. Можешь его приютить дней на пять?

— Ну, здорово! Вот Борька обрадуется.

…

— Как там наши абреки? Мурада и Ахмада не встречал?

…

— Ладно, созвонимся еще перед отъездом. Привет чадам и домочадцам! — Папа кладёт трубку и возвращается на кухню.

Радуйся, будущая акула пера, — договорился я о ночлеге. Пустят тебя переночевать, надо будет только перед выездом созвониться. Теперь главное для тебя — билеты купить, и лучше прямо завтра, потому что на каникулы может билетов не достаться. У тебя деньги то есть?

— Пап, спасибо преогромное! Деньги есть, но ещё есть просьба. Только ты можешь помочь. Надо же будет снег во дворе чистить те 10 дней, что меня не будет.

— Куда деваться, придётся мне, старику, лопатой помахать. Хорошо хоть, что у меня тоже уроков не будет. Ладно, принципиально договорились, а сейчас хоккей пойдем смотреть. По пути у отца возникает мысль показать мне полковника Морозова на фотографии.

Он идёт в коридор и достаёт с полки старый альбом в бархатном переплёте.

— Вот смотри, это наш экипаж. Это Колька-Ибрагим наш командир, это стрелок-радист Костя Павлов — Ахмад, задний стрелок Серега Захаров — Мурад и штурман Григорий Рогов — Муса.

— А чего это у вас клички какие-то мусульманские?

Тут, понимаешь какое дело. Мы же молодые были, романтичные. В конце тридцатых сняли у нас фильм про абреков. Нарисовали их такими справедливыми воинами, защитниками слабых и обиженных. Мы из этого фильма себе клички и придумали.

— Мальчики, — маманя ошалело смотрит на нас, — а вы моим мнением поинтересовались? Я же всё-таки мать. Может я против?

— С чего бы тебе быть против? Сын же едет не в Воркуту, не в Магадан, а в столицу нашей Родины, город-герой Москву. — Отец недоумённо усмехается.

— Как это с чего? Ему же всего 17! Он же почти ребенок! А вдруг на него нападут в поезде хулиганы какие-нибудь? А вдруг он отстанет от поезда? А вдруг у него в Москве украдут все деньги? Да мало ли что может случиться в наше такое опасное время! Он же такой доверчивый.

— Мам, ну что ты как маленькая, честное слово! Я клянусь, что буду максимально недоверчивый, не буду пить ни пиво, ни водку. Не буду играть в карты и другие азартные игры, не буду вступать в случайные половые связи.

— Тьфу, на тебя! Что ты опять несешь?! Ещё этого только не хватало. Ясное дело, что не будешь.

— Вот, мам, сейчас ты обидно сказала. Я что, по-твоему, совсем никчёмный?

— Кчёмный ты у меня, кчёмный, но ведь страшно мне тебя отпускать. Испереживаюсь ведь я тут за тебя.

— Такая твоя материнская доля… Обещаю звонить и отчитываться каждый день.