Что?! Она заплакала — видимо, от облегчения. Я подскочил, чтобы как-то утешить, обнять, сделать хоть что-то. Задел стол, перевернул лавку. Горшок с грохотом полетел на пол, настойка расплескалась, кружка тоже разбилась в дребезги. Лада вскрикнула. Так ещё и мелкий выбежал из комнаты на этот шум.

— Что случилось?

Угрюмо глянул на меня. Он же сейчас напридумывает…

— Всё хорошо, сынок, — она вытерла слёзы, ещё раз испуганно глянула на меня. — Идём спать.

— Лада!

— Я не хотела вас рассердить, господин, — кинула она через плечо и закрыла за собой дверь.

Я растерянно рассматривал осколки горшка. Что вообще сейчас произошло?

Надо убрать. И идти спать. А завтра со всем разобраться. Она призналась мне в любви. Хорошо, это наименьшая из проблем. Она была красивой женщиной, привлекательной, и я уж точно её хотел — но любил ли? Нет, скорее нет, чем да. Рано было об этом рассуждать, хоть мы и жили под одной крышей уже три года. Всё равно. Рано.

Но куда больше меня пугало другое. Она подумала, что меня разозлило её признание. А что подумал Яр — вообще одному Велесу известно. Он решил, что я хотел её ударить? Что я разозлился настолько, что еда на пол полетела? Завтра будет непростой разговор.

***

Но разговора не случилось. Ни завтра, ни через день. Лада просто убегала в слезах каждый раз, как я пытался поднять эту тему. Яр смотрел волчонком и избегал встреч со мной. Отвечал нехотя. Мои просьбы выполнял кое-как. И вот теперь я начинал на самом деле злиться. Я же ничего не сделал. Я ни в чем не виноват. Она сама начала этот разговор. Сама придумала, что меня он разозлил. И сама обиделась. Так ещё и ребёнок теперь думает, что я злобный псих. Ну, а что, логично же. Если я на него руку поднимаю, значит и маму его ударить могу, наверное.

Я выскакивал из дома до первых петухов и возвращался затемно. Только бы не видеть эти глаза испуганной лани. И злые глазёнки волчонка. Я дважды за пять дней напивался с Молчаном — благо, он вернулся со своей ярмарки — и однажды даже ночевал у него. У меня просто в голове не укладывалось, как чертов разбитый горшок мог всё так испортить. И уж тем более я не знал, как это исправить. У Молчана был единственный совет, в котором упоминались кровать, принуждение и совокупление, и который я неизменно посылал далеко и надолго.

Я возвращался после очередной попойки у Молчана — третьей по счёту. Прошла неделя и всё как-то относительно сгладилось. Лада всё ещё выполняла свои обязанности, Яр тоже не сильно нарывался. Дерзил по мелочи и в любой другой ситуации уже, наверное, получил бы пару звонких шлепков и постоял носом в угол, но сейчас я просто закрывал глаза на его дерзости. Зря.

Он сидел на тёплой печи и играл с желудями — делал из них человечков. Дубовую армию. Это я когда-то научил…

— Почему ты не спишь, Яр?

— Не хочу, — резко ответил он, не поднимая головы.

— Быстро в постель.

— Нет. Ты мне больше не господин.

— Что? Я и не был тебе господином, Яр. Я тебя воспитываю. И ты сейчас вот настолечко близко от порции определенного воспитания, — я показал пальцами «насколечко», но вышло как-то криво и неубедительно.

— Да бей сколько влезет, если тебе так нравится. Мы всё равно скоро уйдём от тебя.

Я чувствовал, что голова немного ватная, а тело непослушное от выпивки. Чёрт, надо завязывать с этим. Я решительно схватил бутылочку с отрезвляющим зельем и глотнул залпом. Бррр. Какая же гадость всё-таки. Голову сразу же схватило тугим обручем тупой боли. Зато трезвый и не наделаю глупостей. Наверное.

— Повтори, что ты сказал.

— Я сказал: бей.

— Нет, после этого.

— Мы уйдём от тебя, — он нервно передёрнул плечами.

— Это тебе мама сказала?

— Нет. Но мне надоело, что она плачет. Мне надоело жить с уродом.

Я сжал кулаки. Какого лешего?!

— Ты знаешь, почему она плачет, Яр?

— Догадываюсь.

— Понятно.

Я за шаг оказался рядом с ним, сдёрнул его с печи за шиворот и потащил к спальне. Мне всё это надоело. Она сидела на кровати в одной сорочке и тёрла глаза. Видимо, её разбудил наш с Яром разговор. Я хорошенько тряхнул ребёнка и поставил перед собой, всё ещё сжимая в кулаке ворот его рубахи.

— Добрый вечер, Лада. Мне тут сказали, что вы собираетесь съезжать…

— Яр!

— Что, ма? Он выродок. Я не хочу с ним жить…

Я слегка подтолкнул ребёнка к углу комнаты.

— Постой-ка тут и успокойся немного, бесёнок. А мы с твоей мамой пойдём поговорим.

— Только тронь её!!!

— Яр, хватит! — вдруг рявкнула Лада. — Закрой рот и стань уже в этот чёртов угол!

Она вылетела из комнаты. Я вышел следом, собираясь с силами, собирая мысли в кучу.

— Просто забудь всё, что я тебе тогда сказала, ладно?! Забудь! — закрывая лицо руками, бормотала она.

— Подожди, Лада. Я… Меня не разозлило то, что ты сказала. Я хотел успокоить тебя. Я хотел подойти, но задел стол. Этот проклятый горшок упал и… Всё выглядело совсем не так, как должно было… Лада, я… Я не могу сказать тебе того же, что ты сказала мне. Потому что мне нужно время. Но я… Я бы не хотел, чтобы вы уезжали или чтобы ты… Боялась меня.

Она кинулась ко мне, не сдерживая слёз. Мы немного постояли обнявшись. От неё вкусно пахло. Теплом и уютом. Домом. Я слегка поцеловал её в макушку и отстранился.

— Объясни, пожалуйста, всё ребёнку.

— Я не могу.

— Что? Почему?

— Я обещала ему, ещё давно, что всегда буду верна его отцу… Я не могу теперь сказать ему, что я…

— Да это же бред какой-то! — вспылил я. — Тебе нравится, как он себя ведёт сейчас? Нравится? А я его даже наказать не могу! Он считает меня уродом, который обидел его мать! Он думает: я ударил тебя! Какой эффект сейчас будет иметь наказание?!

— Я подумаю, что ему сказать…

— Думай быстрее! А ещё лучше — скажи правду! Скажи правду, Лада! — я взял её за плечи и слегка потряс, совсем несильно.

Но именно в этот момент бесёнок вылетел из комнаты и кинулся к нам.

— Убери от неё руки, урод!

Зелёные глаза горели нехорошим, опасным огнём.

— Успокойся, бесёнок. Я не обижал твою маму и не собираюсь.

Но его было не остановить. Я чувствовал, что он потерял над собой контроль. Никогда ещё присутствие нечисти в моём доме не ощущалось так сильно. Пробивало через перстень. Он колотил меня сжатыми кулаками и мне еле хватало сил, чтобы удерживать его.

— Я тебя ненавижу! Ненавижу твой чертов дом, твои чертовы правила, твои чертовы наказания! Ненавижу! Будь ты проклят!

— Яр! — воскликнула Лада.

Ух ты. Нечисть меня, конечно, уже проклинала, но я обычно в эти моменты был с ног до головы увешан защитными амулетами. Даже интересно, будет ли его проклятие иметь эффект. Ладно, снимем потом.

Я взял его за плечи, жёстко сдавливая. Может, даже синяки останутся. Наклонился так, чтобы встретиться с ним взглядом.

— Почему ты ещё здесь, Яр?

— Что?

— Ты бы давно мог жить в лесу, если бы захотел. И ни я, ни тем более твоя мать не нашли бы тебя. Если бы ты захотел. Но ты здесь. Почему?

— Я не оставлю маму! А она не хочет уходить…

Я, конечно, не это хотел услышать. Я хотел подвести его к тому, что именно мои «ненавистные» правила и наказания держат его подальше от проблем. Но такой ответ меня тоже в принципе устраивал. Теперь только надо убедить его в том, что мама не хочет уходить от меня. И ничего такого между нами не произошло…

— Почему мама не хочет уходить?

— Я не знаю! Потому что она дура?!

Я крепко шлепнул его по заднице. Чёрт, ну не в ту сторону пошёл наш разговор!

— Меня можешь называть как угодно, но не смей говорить так о ней.

— Потому что я люблю его, — в этот же момент тихо произнесла Лада.

Мы оба удивлённо уставились на неё.

— Сынок, я знаю, что обещала тебе, но я… Я ничего не могу с этим поделать… В тот вечер я плакала, потому что призналась Драгомиру. И… Неправильно поняла его реакцию…

— Потому что я случайно уронил на пол посуду, когда хотел её успокоить, — устало закончил я, отпуская плечи ребёнка.