Чёрт. Это мне четверых пороть… С ума сойти. С другой стороны, лучше я, чем он. Я бы предпочёл, чтобы моего мелкого драл торгаш, а не кузнец. Думаю, Молчан такого же мнения обо мне. Тем более, что я мелких действительно знал с рождения, разве что сами роды не принимал, но при всех присутствовал — за дверями, конечно, с отцом. И после родов осматривал каждого, готовил защитные амулеты.

Ладно, хорошо. Мне главное, чтобы больше работать не мешали.

Я кивнул и вошёл в кузницу. Все четверо изучали свои углы. Богуслав стоял спокойно, слегка опустив уже довольно широкие плечи. Не так, будто сильно удручён, скорее так, будто расслаблен. Готов к любому повороту событий. Совсем взрослый уже… Тихон обречённо упирался лбом в стену и периодически тяжело вздыхал. Жадан слегка раскачивался, переминаясь с пятки на носок. Мой стоял, опираясь левым плечом об одну стенку, а правым кулаком награждая вторую тумаками. Злой. Они явно из-за него влипли. Но почему?

— Какого лешего вы здесь оказались?

Интересно, все будут молчать или кто-нибудь признается? Сработает благоразумие Богуслава? Или болтливость Жадана? Или Тихон попробует убедить меня не злиться? Мой-то точно ничего не скажет, пока не прижму, как следует.

— Мальчики! Я ведь всё равно узнаю. Так или иначе, — я умышленно нажал на последнее слово.

— Мы иногда играем здесь, когда кузнеца нет, — выпалил Тихон. — Он в это время обычно не работает, но сегодня вот пришёл. И мы попались…

Он пришёл, потому что ждал меня. Потому что я должен был очистить его кузницу от нечисти. Которая сейчас стоит передо мной, уткнувшись носами в углы. Совпало всё, конечно…

— Странное вы место для игр нашли, ребята. Но ладно. Воровать-то зачем?

— Мы ничего не брали, господин знахарь! — в этот раз подал голос старший, развернулся.

Весь красный. Стыдно от того, что лжёт? Или от того, что его несправедливо обвинили в воровстве?

— Красть нельзя и мы все это очень хорошо знаем. Мы бы не стали брать чужое.

— Мы только со свалки, куда кузнец испорченное выкидывает, иногда… — добавил Тихон. — Но на свалке же ничьё.

— И зачем вам испорченный металл?

Ясно, почему у мелкого были руки в ржавчине. Богуслав поджал губы. Этого он сказать не может. Молчание в ответ на этот вопрос им ничем не угрожает. Или угрожает чем-то страшнее порки… Что для них может быть страшнее?

— Эй! Кузница, ржавые железяки — что у вас за игры такие? Зачем вам это? Вы можете стоять по углам хоть до ночи, ребята. Я подожду ответа.

— Просто Яр… — снова Тихон.

— Ш-ш-ш-ш! — Богуслав и мой мелкий, хором.

Тихон запнулся, покраснел до кончиков волос. Вот это уже очень интересно. Точно, вот что может быть страшнее, чем порка. Предать друга.

— Яр, лицом ко мне, смотреть в глаза.

Мелкий нехотя подчинился. Встретился со мной взглядом. Вместо радужки густая тёмно-зелёная чаща, опасная, беспросветная. Ох…

— Объяснись.

— Не могу.

— Сейчас от тебя зависит, насколько крепко получат твои друзья, — некрасивая манипуляция, конечно, но как с ним по-другому?

— При чём здесь они?

— При том, что их отец в Липске. И я не буду отрывать его от работы из-за таких мелочей. Он деньги зарабатывает всем этим паршивцам на счастливое будущее. Я вот тоже должен был от кузнеца получить оплату, но вместо этого спасаю ваши шкодливые задницы. Так что пороть буду сам. Всех. Только вот не могу пока понять, за что конкретно.

Молчановские хором облегченно вздохнули. Даже старший. Вот же дурни. Родная рука ведь всегда легче…

— Яр хочет стать кузнецом! — на одном дыхании выпалил Жадан.

Мой мгновенно дёрнулся в его сторону, сжимая кулаки, и я еле успел его удержать. Богуслав обречённо застонал. Тихон фыркнул. Вот это поворот, конечно.

— Вы играли здесь, потому что ты хочешь быть кузнецом, Яр?

Он кивнул, надулся. Скрестил руки. Потянуло нечистью. Очень ощутимо. Бесится, но при друзьях себя сдерживает. Это хорошо. Значит, что у него все шансы вырасти… Нормальным. Научиться держать себя в руках и при родных, и при друзьях, и при посторонних.

— Неважно, — резко ответил он. — Мне же всё равно нельзя.

— Это ещё почему?

— Ну, я же… Нельзя.

— Откуда ты это взял, Яр?

— В книжке твоей прочитал.

Научил читать на свою голову. Когда он вообще успел до моих книг добраться? Ладно, за такое не наказывают. Жажда знаний, как-никак.

— Ты глупый ребёнок, — я щёлкнул его по носу. — Можно тебе, можно. Потом это обсудим. У кузнеца точно ничего не крал?

А глазки-то сразу заблестели, на мордахе тихая улыбка, и весь сразу какой-то мягкий, спокойный. Вот чего его так накрывало. Думал, не сможет заняться делом, которое нравится. Из-за того, кто он.

— Нет, Мир, не крал, клянусь.

Я подтолкнул его обратно в угол, стянул перстень. Меня сразу же накрыло детскими эмоциями, но я быстро задвинул их на периферию сознания. Здесь кроме моего лоймёныша ещё какая-то нечисть промышляет. Сейчас разберёмся. В кузнице следов особо не было. Я подошёл к печи, осмотрел кузнечные меха, заглянул за неё. Ничего. Неужели соврал? Нет, не стал бы. Сейчас не стал бы. Я вышел на порог, окинул взглядом участок. Пошёл вокруг кузницы. На поваленном дереве лежал бродячий кот, от которого очень ощутимо тянуло нечистью.

Ну, конечно. Кто ещё в кузницу сунется, как не хут. Для того, чтобы его сцапать, пришлось повозиться и пустить в ход немного знахарского арсенала. Через десять минут он наконец трепыхался у меня в руке, тщетно пытаясь принять форму, которая позволит выскользнуть из моей цепкой хватки. Я слегка тряхнул его и понёс в кузницу. Спрашивать у него, зачем он крал инструменты или куда он их дел бесполезно. Хуты просто шкодники, которые делают это ради забавы. И воспитывать их тоже бесполезно. Они куда менее похожи на людей, чем лоймы, к примеру. Из них дурь не выбьешь. Можно только напугать хорошенько.

— Ты в эту кузницу больше никогда не сунешься, понятно тебе? Или я тебя в пепел превращу, — я красноречиво замахнулся в сторону кузнечной печи.

Хут запищал. То-то же. Я тряхнул его ещё раз, поднёс к Богуславу. Мальчишка слегка вздрогнул, но не пошевелился.

— Запах отца чувствуешь? Найти и передать, что его сорванцы сегодня ночуют у знахаря. Любым способом. Превращайся в кого хочешь, пиши записки, рисуй картинки — это твоё дело. Но передай. Узнаю, что не передал — сожгу в печи. Понятно?

Хут, который в данный момент выглядел как крупная перепуганная белка, согласно закивал. Я ткнул им в младшенького. Жадан испуганно обернулся и отпрянул.

— А тут запах матери. Унюхал? Принюхайся. Хорошо. Ей сказать то же самое. Свободен, — я выкинул его за двери кузницы, абсолютно уверенный в том, что он выполнит мои указания.

Со знахарями шутки плохи. И такая мелочь, как хут, точно не будет рисковать своей жизнью.

— Собирайтесь, паршивцы, идём домой, — сообщил я мальчишкам.

***

Молчановские шли впереди и что-то бурно обсуждали. До меня долетали обрывки эмоциональных возмущений младшего, злых ответов среднего и веских серьёзных замечаний старшего.

Яр шёл рядом со мной и вёл под уздцы коня. Он впервые за последнее время выглядел спокойным и расслабленным. Да, ему предстоит наказание, но его больше не мучает то, что так мучило. Он сам для себя больше не проблема.

— Значит, ты хочешь быть кузнецом, — мягко, аккуратно начал я.

— Угу. Я думал, мне нельзя. В книге было про всяких лесных…

— Ты не совсем лесной, Яр. Да, лешим, гаёвкам, лозникам и прочему нужно держаться подальше от кузниц и кузнецов просто потому, что им опасно взаимодействовать с каким-либо огнём или металлом. Но тебе работа в кузнице принесёт не больше вреда, чем растопка печи или зажигание свечи. Лоймы живут в лесу просто потому, что из других мест их выжили знахари.

— Но те… Из озера… Говорили, что я принадлежу лесу.

— Они тоже. Но при этом они водные, а не лесные. Понимаешь?

— Вроде как. Так я могу стать учеником кузнеца?