Темная гостиная, озаряемая светом включенного телевизора, приняла нас с тишиной. Монитор горел, на экране шла ночная телевикторина, однако звук был принципиально вырублен еще до нашего появления в доме. Чувствуя вновь нарастающее в груди негодование, я снова перекинула руку бубнящего детектива себе через плечо и, кое-как преодолев пять метров, плюхнула человека на светлый угловой диван.

‒ Весишь, как слон, ‒ я не соврала, мужчина и вправду был крупен. Плещущийся алкоголь в его жилах словно бы увеличивал этот вес, и теперь мне приходилось наминать уставшую шею пальцами.

Стаскивать с пьяного, почти уже спящего мужчины куртку было непросто. Гэвин отчаянно пытался встать, жмурил глаза и хмурился, ровным счетом не давал мне полноценно закончить этот вечер, поставив точку здесь и сейчас. Я усердно дергала за рукава, чертыхалась и ругала Рида за попытки прервать процесс.

‒ Да что ты такой дерганный! Сядь нормально! ‒ Гэвин послушно сел, пошатываясь из стороны в сторону. Один рукав был одолен. ‒ Не шатайся. Сколько ж у тебя дерьма в карманах… ну, чего смотришь? Снимай ботинки. Да не мои, дурень, свои снимай!

Это было бы смешно, если бы не так грустно. Из куртки сыпались мелочь, еще одни ключи, жвачка, телефон ‒ в общем, все, что прибавляло веса в карманах. От мужчины веяло алкоголем и выдохшимся парфюмом, местами можно было уловить запах мужских феромонов. С каждой секундой я все больше и больше удивлялась, как у человека в таком состоянии вообще получилось грамотно объяснить дорогу к своему дому. Несколько раз я все же завернула не на ту улицу, однако в остальном мужчине удалось правильно указать дорогу и назвать номер своей квартиры. В машине он был еще более или менее трезв, сейчас же буквально валился на диван в желании забыться до утра. Как будто бы за то время, что мы ползли по лестнице, Гэвин умудрился втихаря поглотить еще одну бутылку рома, спрятанную под курткой.

Пистолет был бережно выужен из-за поясницы полицейского. Женские пальцы ощупывали холодную поверхность металла, местами нагретую теплом мужского тела. Обычный полицейский пистолет фирмы Glock, разве что последней модели. Именно они выпускались с грязно-рыжей вставкой на затворе, именно такой же хранился в столе мистера Камски. Пистолет попал туда еще до моего пробуждения, и это не могло не радовать. Мистер Камски был обеспокоен своей безопасностью не меньше моего, хотя со временем начал намекать на мою прямо-таки одержимость. Мужчина молчал, когда я цепляла на него браслет, терпеливо наблюдал, как устанавливаю камеры на его дворе. Он даже послушно подсоединил к ним Ричарда по моей просьбе, однако когда я заказала датчики движения – аккуратно оповестил, что даже для него это слишком. Но как бы босс не пытался предпринять попытку сопротивления – все же в его довольной ухмылке можно было прочитать одобрение моего одержимого поведения.

Уложив на стол пистолет, я медленно прошлась по гостиной. Телевизор все еще был включен, но не издавал ни звука. Кухня, что была сопряжена с комнатой для приема гостей, была на удивление чистой. Здесь вообще было опрятно и приятно. Не ознакомившись я этим вечером с краткой историей полицейского тридцати семи лет, непременно бы решила, что он женат. Увы, Гэвин Рид с его характером был далек от подобного, и главное ‒ Рид это понимал.

Одна из дальних настенных полок была забита потертыми фотографиями. Кто же знал, что изрыгающий из себя агрессию и язвительные фразочки Рид окажется сентиментальным? Обхватив себя руками, я бесшумно подошла к полке и осмотрела содержимое. Здесь были даже черно-белые фото. Люди в полицейской форме, несколько симпатичных улыбающихся девушек с яркими красными губами, сам Рид – еще совсем юный, без видимых шрамов и саркастичного взгляда вечно враждебных глаз. Паренек, облачившись в синюю униформу, стоял рядом с ярко-красным автомобилем Cadillac, поставив правую ногу на переднее колесо. Пальцы его руки держали офицерскую фуражку за козырек, на губах играла самодовольная, но все же дружелюбная улыбка. Странно после наблюдения за постоянными пререкательствами Рида во время распития алкоголя в баре видеть его таким… светлым? Скорее, открытым миру.

Как бы я не старалась подобрать подходящее слово – ничего не получалось. Оставив фото в покое, я посмотрела на соседний кадр, половина которого была закрыта фотографией молодого Гэвина. Этот парень был похож на детектива. Лицо имело такую же овальную форму, подбородок слегка заострен, широкий нос. Глаза серого оттенка. С первого взгляда можно было бы спутать изображенного человека с самим детективом, но это точно был не он. Волосы светлые, пшеничного цвета. Брови посажены не так низко, что отдавалось в его взгляде позитивом, а не как у Гэвина – излишней дерзостью.

‒ Это твой брат, да? ‒ указав пальцем на снимок, я повернулась к Риду. Мужчина сонно открыл один глаз и тут же его закрыл, подминая диванную подушку под себя. ‒ Ты не говорил, что у тебя есть братья или сестры.

‒ Я с ним не общаюсь, ‒ подушка приглушала голос детектива, однако расслышать его было сложно скорее из-за заплетающегося языка, а не из-за помехи в виде ткани.

‒ Почему?

‒ Потому что он кретин.

‒ Исчерпывающий ответ…

Пожав плечами, я отошла от полки, уже намереваясь покинуть квартиру. Осуждать человека за отсутствие желания общаться с родственниками было не в моих правилах. С самого начала своего возвращения в этот мир я четко осознала, что не приемлю поучения людей в тех ситуациях, в которых не была сама. Камски не встречал попыток переубеждения в том, что девианты ‒ не просто сломанные игрушки. Ведь я не общалась ни с одним ни разу в осознанной жизни. Дориан не испытывал моего недовольного взгляда всякий раз, когда рассказывал о трудностях общения с женой, вечно негодующей по причине его задержания на работе. Ведь я не знала, что такое семья и любовь, и уж точно не стану поучать кого-то как строить отношения. Вот и Гэвину не придется слушать нравоучения относительно важности семейных уз ‒ у меня никогда не было братьев или сестер, у меня не было даже родителей. А переубеждать человека в том, что общая кровь делает людей близкими глупо и бестактно.

В сумраке под вздрагивающими тенями светящегося экрана телевизора промелькнуло движение. Я тут же застыла на месте рядом с диваном, где Рид сопел и предавался дремоте. Движение на полу повторилось, и уже через секунду на диван запрыгнул упитанный полосато-пятнистый кот.

‒ Боже, у тебя котик!

Желание покинуть квартиру отпало напрочь. Пушистая морда, отблескивая яркими желтыми глазами, тянулась к рукам носом, на темно-коричневой шее виднелся ошейник с надписью. Подняв кота на руки, я с упоением почувствовала нарастающее внутри шерстяного комка мурчание. Животное терлось о пальцы, нетерпеливо лезло мордашкой в лицо, желая обнюхать и познакомиться с неизвестным гостем. Уж не знаю, как часто у Рида бывают в доме посетители, но кот был явно рад увидеть кого-то еще, кроме пьяного хозяина, от которого разило алкоголем за километр.

‒ Бадди, ‒ с улыбкой на губах прочитала я на черном ошейнике. Кажется, я знаю откуда шрамы на лице детектива. ‒ Какой ты милый! И имя красивое, под стать тебе.

Со стороны дивана послышалось довольное урчание, после чего мужчина зашевелился, шурша по велюровому дивану:

‒ Да, я такой…

Мы с котом, как по команде, обернулись на хозяина дома, на губах которого играла самодовольная ухмылка. Бадди, уловив новую волну запаха, смачно чихнул и соскользнул с рук на диван. Котик жадно топтался по спине Гэвина, мурчал и цеплял серую футболку коготками. Первые несколько совместных минут в баре Джимми оставляли после себя не лучшие впечатления. Ворвавшийся в мое личное пространство незнакомый человек вызывал чувство отвращения, неприязни, даже вражды. Последующие часы не были такими уж приятными, учитывая, как старательно поцарапанный Рид показывал себя с плохой стороны. Но минуты в его доме напрочь стерли все эти ложные впечатления. Скрупулезная чистота, куча фотографий, красивый лоснящийся кот… кто ты, мать твою, такой, Рид? И почему так много противоречий в тебе одном?