– Тебя так волнует чье-то мнение? – в этот раз с сарказмом переспросила я.
– Меня волнует моя репутация. В связи с событиями последних нескольких месяцев она и так изрядно пострадала.
Что верно, то верно… мне не довелось застать войну между девиантами и людьми, а если и довелось – я все равно ничего не помню. Психиатр помог восстановить только часть памяти, если верить которой моя работа заключалась в защите Элайджа Камски от недругов. Этакий личный охранник. Но я не помню, что творилось со мной и с Камски во время роботизированных бунтов. Отбило напрочь, как будто невидимая стена, об которую каждый раз бьется мячик, знаменующий собой попытки что-то вспомнить. Мистер Дориан утверждал, что, скорее всего, этот кусок останется навсегда покрытым тайной, мол, Дориан силен в своей профессии, но все же не всемогущ. Мои же нелепые попытки вспомнить все, сидя в ванной с мячиком-антистресс, оканчивались провалами. Но мне и не нужно было вспоминать события ноября, декабря и января, чтобы наверняка знать о проблемах в репутации Камски. Мужчина издал указ о передаче заводов Маркусу – вроде как лидеру девиантов – и с этого момента все пошло псу под хвост. Элайджа рассказывал о нападениях митингующих, о заказных убийцах и даже взрывах, совершенных ради одной только его смерти. Все это, естественно, происходило, пока я была «не удел».
– Знаешь, твоя репутация не должна стоить твоей жизни, – я обеспокоено повела плечами, сбрасывая с плеч незримый камень, оседающий всякий раз при мысли о возможной кончине босса. Волосы, собранные в хвост, в ответ мягко зашуршали по спине. – Тебе бы залечь на дно и не вылазить минимум полгода. А ты ходишь по приемам и светишь мордашкой налево и направо.
– Приятно осознавать, что кто-то заботится о твоей жизни.
– А как же твои игрушки пластмассовые?
– Машины способны на ту степень заботы, что прописана в их программе, – с некоторое время Камски держал паузу, после чего обреченно хмыкнул. – По крайней мере, мои машины.
Мужчина посмотрел себе под ноги, словно бы стараясь откопать в голове ответ на возникший вдруг вопрос. Он не был озвучен, но буквально витал в воздухе. Кажется, можно было протянуть руку и ухватиться за тонкую нить этой самой недосказанности. Я знала, о чем думал Камски. Вот ты создаешь невероятный рабский интеллект, способный горы свернуть, и вот этот самый интеллект практически разрушает твою жизнь, уничтожает все твои ожидания и надежды. Присутствие в доме Камски полноценных андроидов, не способных на свои мысли и желания, по началу вызывало во мне смешанные чувства. Мир был полон, как их называют люди, «живых» – роботами, способными на эмоции и потребности, и, должна была признаться, к ним я относилась, как к равным. Те же существа, так же способны мыслить и хотеть, просто кровь другая, да органы из железа с пластиком. Однако андроиды, ходящие по дому Камски, не вызывали во мне приятных чувств. Напротив – бесили и раздражали. Элайджа же от них едва ли не тащился. Знала я, чем он порой занимается с одной из Хлой за закрытой дверью. Знала, хоть и не была свидетелем.
Поездка близилась к концу, как и сам прием в скором времени. Элайджа наблюдал за мной, на деле витая в собственных мыслях. Я внимательно вслушивалась в уличный шум, доносящийся из приспущенного окна. Звуки покрышек по мокрому асфальту, оповещения сигналок мчавшейся вдалеке полицейской машины, удар капель по железному корпусу джипа. Невероятные звуки февральского теплого вечера… такие моменты были редкими в нашей жизни. Камски не умел ценить мимолетные минуты, полных эстетического удовольствия от окружающего мира, а я не смела вести себя расслабленно рядом с боссом. Оставалось только одиноко вдыхать запах сырости, ловить звуки улицы и расстраиваться из-за невозможности разделить сей удивительный момент хоть с кем-то.
Автомобиль въехал за железные ворота на огороженную от посторонних территорию и притормозил у широкой дороги в многоэтажное здание, выполненное под стиль «ренессанс». Светлые бежевые стены были озарены уличными прожекторами, настолько сильно любили себя все эти гламурные крысы высших кругов, что даже заставляли весь мир смотреть на них, прекрасных, под лучами света. Как только внедорожник остановился, я быстро окинула взглядом себя и босса. Тот, видимо, ждал привычного вопроса, ставшего для нас традицией перед каждым выходом в свет:
– Где браслет? – я вопросительно посмотрела на скрытое черным рукавом запястье мужчины.
Камски медленно поднял правую руку и пальцами левой кисти приспустил рукав пиджака и рубашки. Тончайший черный браслет, похожий на напульсник, плотно утягивал его кожу. Местами из-под полимерного материала выглядывали черные жесткие волосы. Я тут же на рефлексе нащупала браслет на своей руке. Узкая, такая же черная металлическая гарнитура светила мелким экраном, предоставляя доступ к важным для охранника вещам. Аксессуар на деле не использовался полноценно ни разу. Да, иногда я, будучи вне дома, просматривала все перемещения Камски в мое отсутствие, иногда даже отмечала повышенный уровень стресса у босса, что в теории должно было позволить мне вовремя вмешаться и устранить причину нестабильности психического состояния начальства. Однако пока что гарнитура была бесполезной: Камски не выходил из дома без моего сопровождения по истечению двух недель реабилитации, и уровень стресса поднимался у него только в те моменты, когда приходилось решать важные вопросы на частных конференциях и собраниях. Так что пока агрегат был бесполезным, хоть и добавлял чувство безопасности.
Как я и предугадывала – этот прием был таким же, как и все предыдущие. Светящийся от многочисленных люстр холл редел, гости и посетители в изысканных платьях и костюмах общались между собой уже не с таким энтузиазмом. В лице каждого можно было увидеть усталость, желание покинуть это место. Витающее в здании чувство такта и величественности не давало им это сделать. Люди неспешно бродили по залу, распивали шампанское из поданных официантами в бело-черных костюмах бокалов, вяло переговаривались о всякой дребедени. Заключительная часть приемов всегда была самой паршивой. Если в начале люди нетерпеливо и даже громко здоровались, обсуждали предстоящее заявление виновника торжества, то в конце «вечеринки» изящные женщины и мужчины, опьяненные алкоголем и усталостью, судачили о чужих жизнях. Тут и там проносились фразы типичных тем: деньги, судебные иски, любовницы, скелеты в шкафу вон того эпатажного парня в сиреневом костюме, яхты и виллы на Карибах – как же меня тошнило от всей этой мерзости. Последние несколько недель, в которые мне наконец разрешили покидать дом, были наполнены посещением одного из баров города. Люди там говорили на простецком языке, чаще всего были слышны тихие переговоры между обычными работягами, которые в конце дня хотят выплеснуть все эмоции далеко не самыми приличными словами. Так вот, побывав на дне рабочей трудовой силы и на вершине нафуфыренных сливок общества, готова смело заявить: темы везде одинаковые, только выражаются на разном лексиконе.
Широкий просторный холл с огромными, едва ли не десятиметровыми потолками наполнился живой музыкой расположившегося в углу оркестра и легким, как ветер в лесу, гомоном людей. Камски вышагивал по залу, держа бокал бурлящего алкогольного напитка в руке. Людей здесь было немного, но местами они скапливались в группы, и приходилось либо обходить, либо просачиваться. Мне оставалось следовать за боссом, отмечая, как быстро усталость на его лице сменилась благородной учтивостью. Мое появление за спиной высокого Элайджы на первом совместном приеме вызвало недоумение и даже насмешки на лице гостей, мол, совсем Камски спятил, нанял личную охрану, увешанную боеготовым арсеналом. Теперь же люди привыкли к моему постоянному присутствию рядом с создателем андроидов. Я даже допускала мысль, что именно поэтому покушения на Камски сошли на «нет» – люди видели мою готовность броситься с ножом в руке, и потому после моего возвращения на службу боялись даже лишнего в сторону Камски сказать. Оно мне было на руку. На руку было и самому Элайдже.
