Каждый цех состоял из множества комнат со сборочными стойками, отделениями для проверки дефектов и временного хранения. Предприятие имело как минимум шесть цехов, и только двое их них исправно функционировало каждый день. Остальные в силу временной ненадобности покрывались пылью, хоть и были подключены к питанию. Цех номер три не использовался с начала роботизированного бунта. Крупная комната, в центре которой стоял сборочный комплекс из стойки, белых механических рук и панелей диагностики, не включался длительное время. Экран горел в режиме ожидания, на административном столе напротив комплекса остались несобранные бумаги, протоколы, канцелярия и кружка недопитого кофе. Темнота облизывала стены кабинета, не имеющих выход к дневному свету. А если бы даже окна и имелись – серые стены не смогли бы получить дозу солнечных лучей.

Люминесцентные лампы моргнули. Каждая сонно нагревалась, освещая механические белые руки, серую краску комнаты, неразобранный стол администратора. Диагностический экран вдруг пробудился, и на матовой поверхности появился облик ожидающей сборки машины. Красная лампочка на верхней стенке комплекса замигала, намекая на предстоящую работу, и экран зафиксировал время:

23:54

‒ Как это будет происходить? ‒ вопрос был задан скорее из учтивости, чем из интереса. На деле меня волновало совсем иное, однако в наглую начать с самого важного не позволял привитый Коннором такт. Мелькнувшая мысль заставила меня отдернуться. Как же много он успел вложить в эту неспокойную голову всего за два месяца.

‒ Это будет не больно, если вас это беспокоит, ‒ улыбнулся мистер Дориан.

‒ Я не об этом. Из чего будет состоять процедура?

Сквозь наступившую тишину просачивались звуки утихающего дождя. Скрип кожи кресла под устраивающимся удобнее Камски напоминал о присутствии здесь постороннего, ведь я, бывающая на сеансах сотни раз, всегда отмечала обязательное отсутствие кого-либо лишнего. Видимо, заказчик желал убедиться в качестве проделанной работы самолично.

‒ Я думаю, вы уже знаете, из чего складываются сеансы. Не так ли? ‒ не дождавшись от меня ответа, психотерапевт согласно кивнул головой. ‒ Это будет стандартная гипнотерапия. Работа может затянуться на недели, а может, на месяц. Все зависит от того, в каком состоянии находится ваша психика.

Гипноз? Что еще можно было ожидать при работе с психологической составляющей человека. Ни один ранее работающий со мной психиатр не использовал гипноз, как средство лечения. Сеансы сводились к бесконечным беседам, использованиям ассоциативных карт, самокопании путем наводящих вопросов. Не знаю, что именно во мне искали исследователи, мне никогда не говорили о результатах. Но с каждым проведенным сеансом мать становилась обеспокоенной, а кураторы требовали не пропускать занятия.

И вот, я снова здесь. Снова выполняю чужие приказы, снова позволяю манипулировать и корректировать свою истинность. Я становлюсь продуктом медицины, товаром, куклой. Оболочкой, живущей ради чужих целей.

Писк, сигнализирующий о начале работы, прервался. Гул разогревающихся механизмов нарастал, и белые железные руки пришли в движение. Это были слабые попытки что-то сделать: клешни медленно сжимались и разжимались, искусственные пальцы на концах сборочных конечностей порывисто выполняли манипуляции в воздухе. Изредка устройства-сгибатели неумело поворачивались, заставляя клешни цепляться друга за друга и временно выходить из строя. Разогрев и апробирование комплексного агрегата происходило меньше пяти минут. Вскоре сборка происходила полным ходом.

Тело собиралось по частям. Всякий раз, когда к механическому туловищу присоединялась конечность – тут же покрывалась телесной бионической кожей. Ранее неумелые движения белых сборочных клешней стали ловкими, уверенными в своих действиях. Тириумовый насос погружался в раскрытую пластиковую грудную клетку, подающие трубы окрасились в синий цвет, заполняя машину тириумом. Все в этом андроиде выдавало полноценного мужчину. Было лишь одно отличие – все еще серый диод на правом виске.

Это была идеальная модель. В той степени прекрасная, в которой воспринималась человеческим сообществом с эстетической стороны. Темные уложенные назад волосы, атлетически сложенные тело с имитацией голубых вен на запястьях, с родинками по периметру лица. Выбивающаяся прядь волос беспечно колыхалась в воздухе в ответ на все манипуляции белых сборочных рук. Машина все еще была пуста, никаких программ и файлов, никаких систем внутри. Только стремительно бегущий по трубам тириум и подающий признаки движения в виде толчков тириумовый насос.

Одежда цеплялась на тело уже не так умело, как сборка самой модели. Клешни словно бы боялись навредить свежесобранной машине, и потому их действия были неуклюжими, нерасторопными. На ноги постепенно надевались серые ботинки и черные джинсы, белая рубашка аккуратно застегивалась доведенными до автоматизма движениями, серый пиджак со светодиодами и номером «RK800» осторожно надевался на каждую поднятую белой клешней руку. Через мгновение, когда экипировка закончилась, механические руки отпрянули от стоящей на стойке машины. Каждая из них была обернута к андроиду с сомкнутыми веками, словно бы осматривали результат своих трудов. Диагностический экран издал очередной писк, и клешни безвольно повисли в воздухе. Андроид открыл карие глаза.

В воздухе витала некоторая скованность. Я заметила, как часто мистер Дориан посматривает в сторону сидящего позади Камски. В ином случае я бы задалась вопросом относительно честности игры, но все что меня волновало – съедающая изнутри тьма. Она просачивалась из каждой клетки, желудок пустовал, мышечный «двигатель» разносил уже остывшую кровь по сосудам. То чувство страха и обреченности, что покрывало с головой на дороге рядом с бездвижным телом, больше не заставляло мурашки нестись по коже. Я была пуста. В самом прямом смысле. Была готова отдать свою тушку на растерзание новому хозяину, настолько сильно хотелось избавиться от шепчущей в голове скорби и беснующейся крикливой катаны.

‒ Вы и вправду сотрете мне память? ‒ наконец, добравшись до самого главного, спросила я. Психотерапевт выпрямился, с некоторым сожалением глядя на меня сверху вниз. На моем лице, должно быть, промелькнуло выражение мольбы. Мужчина вдруг почувствовал себя неуютно, сцепив пальцы рук вместе.

‒ Я не могу просто взять и убрать прошлое. Это не компьютерные файлы, которые можно удалить всего одним нажатием кнопки. Мы будем ставить блоки на наиболее яркие линии вашей памяти. Их целостность будет зависеть от первого месяца после первого сеанса.

‒ Я ничего не буду помнить?

‒ Не совсем. Нельзя заблокировать память и просто все списать на полную амнезию, ‒ мужчина беспечно махнул рукой в сторону, намекая на абсурдность этой идеи. ‒ Мы будем заменять воспоминания другими, не такими радостными, но и не скорбными. Нейтральными. Они не будут вызывать у вас эмоций.

Я неуверенно бросила взгляд на Камски. Мужчина в красной расстегнутой толстовке, почти развалившись в кресле, смотрел на меня пристально, видимо, ожидая увидеть сомнения на женском заплаканном лице. Его рука локтем стояла на подлокотнике, пальцы прикрывали рот и щетину на подбородке. За все время беседы создатель с хвостом на голове не издавал ни звука. Только сейчас я заметила, как сильно визуально вытягивают мужское лицо выбритые виски.

‒ Работа с памятью – дело серьезное и опасное, ‒ мистер Дориан говорил тихо, тактично. Словно бы пытался залезть в душу. Его голос заставил меня вернуть взгляд на пухлого психотерапевта, вокруг глаз которого расползались синяки. Не удивительно, ведь на дворе уже была полночь. ‒ Я хочу быть уверенным, что вы полностью осознаете свое решение.

Не знаю, что именно он увидел в моем взгляде, но мужчина тут же нахмурился и снова кивнул головой. Крупные пальцы аккуратно поправили очки, мистер Дориан встал со стола.

‒ В таком случае, мы начнем прямо сейчас. Есть ли какие-либо пожелания?