‒ Мы собирались завести собаку, ‒ едва разомкнув губы, я, не убирая взгляда с последних голубых оттенков на асфальте, дернула головой в сторону Хэнка. Мужчина, как и я, наблюдал за иссыхающим тириумом. ‒ Я все шутила, что заведем волкодава, и ты даже к дому не подойдешь.
Хэнк Андерсон хмыкнул, но не стал поучать меня в наглости обращения на «ты». Как удивительно меняет мир очередная потеря близкого. Только что я была рядом с андроидом, слепо признавала его центром вселенной, и вот, я сижу на холодном бордюре, дрожу от холода внутри и стараюсь найти хотя бы одну причину жить дальше. Увы, но Коннор не оставил ни одной. Все, что теперь у меня было – сраный бордовый дом и теплая совместная постель, в которую я больше никогда не захочу ложиться.
‒ Ты запомнил номер?
‒ Его не было, ‒ хрипло произнес лейтенант. ‒ Сняли.
Как предусмотрительно, промелькнуло в голове. Судя по выражению лица Хэнка, он тоже это заметил. Его цветастая в разводах рубашка смотрелась нелепо на фоне седых волос и осунувшегося из-за случившегося лица. Мужчина словно бы постарел на несколько лет. Боюсь представить, как выгляжу я – зареванная, с крупной дрожью во всем теле.
‒ Мы найдем его, ‒ коротко бросил Хэнк. И эти слова подействовали, как адреналин.
Встав с бордюра, я медленно подняла телефон с дороги. Белая сеточка навсегда отключила устройство, но мне и не требовалось им пользоваться. Промокшее от ползаний по асфальту пальто обнимало плечи, ноги не слушались, но все же вели меня вперед по тротуару. В спину был брошен обеспокоенный басовитый вопрос Андерсона. Кажется, он спрашивал, куда я иду. Правда… куда? Мимо бордового, вдруг ставшего омерзительным, дома. Мимо покинутых людьми коттеджей, мимо улиц и кварталов. Ноги в грязных кроссовках продрогли, кожа на ступнях ощущала влагу. Я хлюпала по дороге, обхватывала себя руками, пыталась согреться, но как согреть то, что мерзнет изнутри? Черная расползающаяся дыра в желудке поглощала все на своем пути, даже самые светлые воспоминания. Первый соленый от слез поцелуй в гостиной съемного дома покрылся трауром, стал черно-белым, блеклым. Я чувствовала себя главным героем нуарного фильма, в которых концовки всегда отвратительны и душещипательны. У меня вновь нет цели. Последняя поставленная пробудившимся от семилетнего сна мозгом была достигнута: я хотела пройти с ним весь путь до конца, и я прошла. Хотела видеть финал, и я увидела его. Осталось только блуждать по переулкам и центральным улицам, точно призрак прошлого.
Оказавшись в одном из бизнес-районов Детройта, я остановилась посреди пешеходного перехода и потерянно огляделась. Город неизбежно погружался в ночную тьму. Какие-то вывески загорались, какие-то – потухали. Несколько минут я не могла решить, куда мне пойти. Перекресток предлагал аж четыре стороны, но одна из них точно была закрыта – я не собиралась возвращаться туда, где только что был убит единственный, кто вызывал желание жить. У меня было три дороги в реальности, и только две – психически. Эмильда Рейн будет ждать меня. Первый указала на этот факт еще при подписании бумаг о неразглашении, но увы – не оставила контактных данных. В отличие от Элайджи Камски, что был очень даже предусмотрительным. У меня не было телефона, не было андроида, что одним только системным действием мог заказать такси. А если бы и был – точно бы не стал помогать мне добираться до создателя-миллиардера. Но сейчас мне не нужна была его помощь. Ноги на рефлексах несли меня к новой временной цели, позволяя разуму скорбно молчать.
Спустя несколько минут блужданий мимо пронеслась электро-машина. В нескольких метрах автомобиль затормозил, и, когда я, погруженная в пустоту, поравнялась со стоп-сигналами, двери разъехались в стороны.
‒ Я могу вас подвезти? ‒ мужской голос смог вырвать меня из раздумий, и я, встав на месте, туманно осмотрела водителя. Чернокожий парень с коротко остриженными черными волосами и в бордовой футболке. Его лицо мне казалось знакомым, но спугнутые в стороны мысли не могли найти его в ворохе черно-белых воспоминаний. ‒ Дождь начинается.
‒ Мне нужно уехать очень далеко.
‒ Для того, кто спасал чужие жизни, можно потратить немного энергии и времени.
Его слова отзывались в голове эхом, и это эхо не желало никак быть пойманным и осмысленным. Я таращилась на парня суженными глазами, только сейчас ощутив, как на волосы падают редкие дождевые капли.
‒ «Иерихон», ‒ с некой скорбью произнес андроид.
Я вспомнила его. Видела его всего пару раз, в суматохе боевых действий на корабле и общего угнетенного состояния в церкви нам не довелось общаться, впрочем, как и со всеми другими машинами. Этот самый чернокожий парень стоял рядом с Коннором за спиной Маркуса, когда тот объявлял победу перед тысячной толпой белых голов. Интересно, куда он едет? Домой? А может, у него нет дома? Может, стоит ему отдать тот, что теперь будет пустовать на Зендер-стрит?
Всхлипнув, я уселась на переднее сиденье. Закрытая дверь заставила оба передних места развернуться к лобовому стеклу, на которых можно было заметить крупные капли влаги. Андроид медленно нажал на несколько кнопок, и автомобиль двинулся с места.
‒ Куда нам?
‒ Резиденция Камски.
Телом ощущала на себе напуганный, встревоженный взгляд почти черных глаз машины, но моя общая отчужденность не позволила тому уточнить о месте назначения. Автомобиль катил вперед, тепло постепенно начинало скапливаться в салоне. В нем не было толку. Ноги мерзли в промокшей обуви, в грудной клетке царил особенный холод. Мелькающие мимо вывески и магазины больше не вызывали интереса. Я смотрела на дорогу безучастным, мертвым взглядом.
‒ Ваш уровень стресса зашкаливает, ‒ мягко начала сидящая рядом машина. ‒ Может, стоит вернуться домой?
‒ Вызвались помогать, так помогайте, ‒ я грубо оборвала «живого», пресекая всякие попытки залезть ко мне в душу. Она и так была мертва. Зачем же копаться в том, чего нет?
Андроид замолчал. Ранее я бы наверняка попыталась настроить беседу на дружественный лад, в манере Коннора старалась бы разгрузить напряженную обстановку. Вообще я многое делала в манере Коннора… сдерживала пыл в момент неприятного общения, учтиво держала руки за спиной, использовала только самые приличные эпитеты и фразеологизмы в беседах. Сама того не осознавая, я училась у него, старалась ему соответствовать. Я желала быть его тенью, желала следовать за ним на край света, и меня не волновали последствия. Даже инстинкты самосохранения затихали. Впитывая его тепло каждую ночь, все мое естество требовало быть еще ближе. Не было больше страха быть осмеянной или потерять спокойное существование в стенах подразделения. Я больше не боялась ступать по его следам, не боялась пялиться на него в открытую.
Все это осталось в прошлом. Из меня был вырван очередной кусок сердечной мышцы. А ведь он даже не понял, что именно произошло…
‒ Вы не будете против, если я переключу радио? ‒ холодно спросил андроид. ‒ Все эти новости только нагнетают.
Нет, мне наплевать, парень. Наплевать на бунты негодующих группировок людей. Наплевать на тонкости вопросов передачи заводов Маркусу. Наплевать на все. Только не трогай меня.
Андроид переключил радио, не протягивая и руки. Будь у него диод, и тот непременно бы загорелся золотым цветом. Совсем как у Коннора… голос ведущей сменился на какую-то песню. Я отрешенно осматривала стекающие капли дождя, позволяла разъедающей тьме внутри поглощать орган за органом. Наступившая в голове тишина требовала ее чем-то заполнить, и звуки прекрасного женского голоса постепенно наполнили ее новыми мыслями. Девушка страдала, порывисто пела о боли, о своем безумии. Обращалась к тому, кто был всему этой причиной. И, господи, почему я чувствовала себя ею?..
Ты такой же сумасшедший, как я?
Прошёл ли через ту же боль, что и я?
Не просто прошел… пронес ее до самого конца. Погружался в ту же пучину ада, что и я. Тратил силы на сохранение внутренних установок, пытался оттолкнуть, избавиться от меня, как и я от него! Но тут же бросался на помощь, не давал покинуть мир в те моменты, когда я была к этому готова. Он призраком возник посреди погруженного во тьму номера отеля, когда Эмильда осмелилась задать самый главный за последние десять лет вопрос. Ты кого-то любишь?.. да, люблю. Тогда эти слова едва соскальзывали с губ, сейчас же я была готова орать об этом, утопая в слезах. Коннор слышал о моих чувствах всякий раз, когда заставлял женское тело биться в исступлении. С самого начала нашего знакомства он видел во мне себя, хоть и старался в первое время в себе в этом не признаваться. Он был таким же сумасшедшим, как я. Он прошел через ту же боль, что и я.
