С некоторое время между нами царило молчание, и оно было пропитано тревогой. Коннор хмурился, словно бы только что услышал от меня заявление о желании вернуться в ряды солдат, я ‒ выжидающе вздернула брови.

‒ Я обещаю, ‒ в который раз говорил шелестящий мужской голос. Голос, который был способен спровоцировать волны мурашек по коже. Вместо него я все еще слышала шепот раскатывающихся морских волн, или же весенний щебет первых птиц за окном. Ободряюще кивнув в знак окончания темы, андроид с голубым диодом принялся приводить рукава в порядок.

‒ Хэнк ждет нас у себя. Сказал, что желает «помянуть» животное.

‒ Господи, Андерсону лишь бы напиться. Ничего нового. Лучше смени костюм, он весь в крови.

Андроид направился на второй этаж. Все еще витающая тревога на кухне напрягала меня, и я последовала вверх по лестнице, вместо спальни посетив ванную комнату. Цвет искусственной крови все еще стоял перед глазами, вместо своего отражения в зеркале я вновь и вновь смотрела на струйку тириума, стекающую к губам. Ее вид напоминал мне нечто более ужасающее, что-то, что осталось далеко в прошлом и никак не хотелось восстанавливаться в голове. Кажется, это нечто было связано с заброшенным зданием и стойким речным запахом. Нервные рецепторы под затылком вдруг напряглись и затрещали, принося адскую боль защемления. Аккуратно размяв мышцы, я постаралась избавиться от этого чувства и, махнув на требовательные всплывающие в голове воспоминания, выкинула окрашенную в голубой цвет салфетку. Мне не требовалось переодеваться, до дома Хэнка было не так много метров, чтобы менять черные облегающие джинсы и белую футболку. Андерсон, должно быть, сильно расстроился, промелькнуло в голове. Мужчина всегда любил собак, однажды описал это чувство предпочтением общения с братьями меньшими, чем с людьми. Но надевать траурный наряд из-за бездомного пса никто не собирался. В гостиной все еще лежала не чищенная катана, ее злобный из-за прервавшейся процедуры шепот в голове не даст спокойно сидеть на месте дольше часа. А значит, Хэнку придется довольствоваться жилеткой для плача совсем немного.

Коннор уже спустился вниз, когда я, причесав волосы, решила некоторое время изучить собственное отражение в зеркале. Зеленые глаза в свете яркой лампы светлели на несколько тонов, точно как у Коннора. Убранные за спину волосы оголяли короткий, но глубокий шрам под правым ухом. Затаив дыхание, я аккуратно провела пальцем по тонкой полоске испорченной кожи. Старые фотографии навсегда остались в пыльном чердаке, но вместе с ними нельзя спрятать и прошлое. Я не скорбела, точнее, упивалась слезами всего два дня. Позже дрожащая рука подписала документы, в тот же день все чувства остались заблокированы нейрохирургами. Никто так и не оплакал маленького Дака, я пропустила этот этап. Люди годами прощаются с ушедшими близкими, месяцами плачут в подушку и повторяют имена в тишине ночных стен. Я же этот момент прокрутила на одном дыхании, и теперь, глядя на этот шрам на лице, часто ощущала недосказанность или даже «недопережитость».

Выйдя из ванной в туманных раздумьях, я уже хотела спуститься вниз, как ушей достиг звонкий металлический звук. Андроид стоял лицом к гостиной, в его руках с удивительной точностью танцевала маленькая монетка. Она прыгала из руки в руку, перескакивала между идеально двигающихся пальцев, крутилась и вертелась во все стороны. Ее звон отзывался от притихших стен, металлическая поверхность блестела золотом в свете уходящих солнечных лучей. Увидеть андроида за этим процессом было крайне сложно. Я знала, что в его костюме всегда есть как минимум две монеты, но доставать их на глазах у кого-то Коннор категорически отказывался. Спасибо лейтенанту за старания, подумалось мне. Может, ворчун Андерсон не жаловал прыгающего цента, я же всегда замирала и таращилась во все глаза, лишь бы не спугнуть охваченного процессом Коннора. Но даже удивительный вид перескакивающей монеты не мог скрыть нарастающего внутри смятения. Коннор убеждал, что игра с монетой позволяет стабилизировать механизмы, отвечающие за координацию движений, а так же увеличить до максимума системы восприятия окружающего мира, однако я не была глупой. Редкие случаи, когда я втихаря наблюдала за андроидом, говорили совсем иное: его диод горел желтым, глаза не сводили взгляда с одной точки. Он размышлял, копался в собственной программе, каждый раз такое происходило после каких-то значимых событий. Что именно привело его сейчас к этому действию было непонятно: вчерашнее появление Камски на пороге или же ненамеренное убийство собаки – мне в любом случае эта причина уже не нравилась.

Ступенька скрипнула, и Коннор, ощутив мое присутствие, быстро убрал монету в карман синего костюма. Он виновато посмотрел в мою сторону, видимо, ожидая бури, которую обычно обрушал на него Хэнк при виде цента в руке.

‒ Лейтенанта это раздражает.

Я быстро спустилась вниз, саркастично отозвавшись об упомянутом алкоголике:

‒ Не все, что раздражает Хэнка ‒ раздражает всех. Мне нравится смотреть на это. Завораживает.

Завораживает? Восхищает! Монета всегда вызывала во мне острые ассоциации с самой собой, так легко и просто Коннор играл ею и играл с моими эмоциями! Была готова поклясться, что кто-то хитрый заложил это в его систему, поставив блокировку до появления определенного катализатора. Катализатором оказалась я.

‒ Давай побесим Хэнка. Я могу делать тоже самое, но одной рукой и с перочинным ножом.

‒ Не думаю, что это отличная идея, ‒ без всякого интереса произнес андроид. Он учтиво опустил на мои плечи пальто, хоть и знал, что температура в минус четыре градуса не сможет мне принести вреда.

‒ Когда у меня были отличные идеи?

‒ Тоже верно.

Потеряв дар речи, я взглянула на улыбающегося Коннора снизу вверх. Кажется, кто-то окончательно потерял страх смерти.

Пока я уже хотела открыть рот в целях осадить механического шутника-затейника, Коннор прошел в гостиную. Телевизор не вещал, отключенный звук не смог передать всех новостей ведущей, но мне, как и андроиду, хватило всего одного взгляда на экран. Придерживая пальто за воротник, я медленно встала рядом с Коннором у дивана. Пошутить или припугнуть расшутившегося сожителя больше не хотелось.

Люди бежали. Андроиды прощались с жизнями. Дребезжащие кадры, передаваемые оператором онлайн, наводили ужас. Жители одного из зданий были охвачено паникой, «живые» в голубых пятнах покидали дымящие стены. Сотрудники полиции и пожарной службы выносили израненные тела, владельцам которых оставалось жить считанные секунды. Бегущая строка внизу экрана вещала о террористическом акте в одном из штабов девиантов, но пострадали не только андроиды. Потери среди людей были меньше, и все же они присутствовали.

‒ Это же Сиэтл, ‒ почти шепотом завороженно произнесла я. В голове тут же всплыли облики надменных людей, которых не коснулись волнения между людьми и андроидами. Теперь их городу предстояло ощутить вкус голубой и красной крови.

‒ Страна еще долго будет оправляться от последствий, ‒ мы оба смотрели на кадры, оба не могли оторвать взор. Ужас попавших под взрыв людей и «живых» вновь просачивался через призму прошлого, я снова слышала крики и выстрелы, отражающиеся от металлических стен «Иерихона». Коннор не был напуган. Он был озадачен. ‒ Зачем эта жестокость? Неужели оно того стоит?

‒ Я видела жестокость в самых разных ее проявлениях. В разных степенях и с разными причинами. Но точно могу сказать только одно. Война… ‒ запнувшись, я прикусила нижнюю губу. Кожа покрылась мурашками от встревоженного взгляда карих глаз, ‒ …война никогда не меняется*.

Пропитанные страхом и болью картины теракта грозили испортить этот вечер, и я, не кинув на андроида взгляда, направилась к выходу. Успела лишь заметить, как диод Коннора вновь загорелся желтым, и вслед за этим процессом потух экран телевизора. Дом остался позади.

‒ Я тут подумала… пожалуй, нам можно уже завести и четвероногого друга.

Осадок от увиденного оставался, но я старалась избавиться от внутреннего напряжения. Улицы и впрямь были неестественно теплыми. Температура едва упала ниже нуля, снег на дорожках снова затвердел, покрывшись тонкой коркой льда. Ветра не предвиделось – создавалось впечатление, будто бы январь решил стать месяцем весны, а не зимы. Мы шли медленно, растягивали прогулку как можно дольше. За последнюю неделю нам приходилось не так часто бывать на улице вдвоем, только Коннора тревожило не это. Он все еще укоризненно отзывался о моем желании выполнить работу как можно быстрее, и его намеки на мое редкое присутствие на свежем воздухе начинали допекать. Сейчас мне хотелось поскорее преодолеть расстояние, пройти как можно быстрее мимо опустевших коттеджей с темными окнами. Теплый воздух бодрил, но не так сильно, чтобы заставить остановиться посреди дороги, блаженно вбирая кислород.