Улыбаясь развалившемуся на полу Коннору на снимке, я медленно перевела взгляд на третий, последний. Он был сделан буквально через минуту после второго, и эта наглядная череда событий согревала кровь в жилах. Помнится, щелкнув телефоном, я вместо помощи решила подстебать несчастную машину, которая не хотела высвобождаться из-под собаки в страхе «обидеть» пушистого друга. В воздухе прозвучала шутка вроде «Как не стыдно отбирать у Хэнка последнюю любовь, заревнует же!», и вот под ногами мелькает мужской ботинок, а в спину ощущается резкий толчок. Телефон отлетел куда-то в сторону, я с вскриком лечу прямо на псину, которая оказалась не глупа. Сумо, молниеносно оценив надвигающуюся опасность, тут же соскочил в сторону. Коннор вновь за этот вечер принял на себя удар, не дав мне удариться лбом о деревянный пол. Хэнк, злобно хихикая, поднял телефон и сделал снимок.
Взяв фотографию в руки, я присела на край дивана. С гладкой поверхности кадра на меня смотрели распластавшиеся на полу машина и человек, только если на лице первого был укор и ирония, то вторая улыбалась во все тридцать два зуба. В гостиной словно бы сквозь тишину доносился женский, звонкий смех, за которым последовал и басовитый мужской. Коннора было сложно рассмешить, зато Хэнка – легко. Это был прекрасный день. Каждый проведенный час в компании «клуба идиотов» был восхитительным. Семь лет службы отобрали у меня возможность заводить друзей, дорожить близкими, словом, отобрали возможность жить, а не существовать. Я не собиралась больше терять это. В особенности того, кто на снимке лежал подо мной, крепко держа за плечи.
Нагретый телефон в левой руке весил гораздо меньше, чем фотография в стеклянной рамке, но мой выбор был основан не на тяжести веса, а на тяжести возможных последствий. Ладони были точно двумя чашами. Я осматривала эти два разных предмета и пыталась сделать выбор: позвонить в прошлое, возможно подставив под угрозу нынешнюю жизнь, или оставить все, как есть, дав себе (нам) шанс на спокойное будущее?
Выбор был очевиден.
Телефон аккуратно откинулся на диван, давая пальцам обеих рук возможность изучить шершавость черной рамки получше.
Автомобиль медленно разъезжал по городу вот уже битый час. Дел не предвиделось, весь участок в похмельное утро не желал жить и двигаться. Коллеги, точно пробудившиеся после зимнего сна мухи, едва передвигались по холлу, кто-то сидел напротив терминалов, не выдавая признаков жизни. Хопкинс и еще несколько людей и вовсе не пришли, взяли отгулы. Лишь андроиды в своих обычных «начищенных» видах выполняли предоставленную им работу совершенно, без затруднений, головной боли и постоянных жалоб на плохое самочувствие. Департамент стоял, впервые за долгое время работники позволили себе расслабиться. Теплая погода согревала стены, вместе с ними согревая и души. Хэнк намеревался провести рабочую смену в бургерной или дома, может, даже несколько часов проторчать у компьютера в офисе, имитируя работу. Оно и не требовалось – Джеффри хоть и был иногда занудой, все же никогда не давил на рабочих после корпоративов. Но работать пришлось не по причине появления начальника участка. Под седой копной волос Андерсона пульсировала боль, и она становилось все тяжелее при очередном саркастичном взгляде андроида-напарника. Когда мужчина попытался пожаловаться на самочувствие, в ответ прилетело «Я вас предупреждал». Хэнк едва не пришел в бешенство. В ноябре того года при тех же обстоятельствах Коннор изъявил желание приготовить кофе. Конечно, это повлекло за собой прибавление в их группе клоунады в виде коматозницы, но теперь андроид старательно делал вид, что не замечает состояние Хэнка, всячески забрасывая того новыми делами и работой. В какой-то момент сощурившемуся от раздражения лейтенанту это надоело, и зал наполнился чертыханиями и возмущениями. Вскоре оба напарника уже катили по городу.
Ничего нового, устало подумал Хэнк. Переговоры о работе, описание андроидом предстоящего дела по убийству какого-то «живого» в районе Ривервуд, пульсирующая боль в висках. Лейтенант поглотил не один стакан кофе прежде, чем сесть за руль. Он не был пьян, глаза ясно видели и воспринимали происходящее, но выпитая доза алкоголя прошлым вечером была немалой. Голова помнит все подробности его возвращения домой, но вот как он оказался в постели – было покрыто тайной. Следующее воспоминание начинается первым лучем треклятого солнца, наверняка именно оно вызвало эту головную боль.
Встав на светофоре перед домом мэрии, Хэнк устало откинулся на спинку кресла. Коннор в его как всегда безупречном костюме медленно осматривал сваленные рядом со стеной здания плакаты. Обычно демонстрации протестующих людей происходили именно в такое время дня, но сегодня людей не было. Андерсон даже знал, с чем это было связано. Буквально несколько дней назад отделом по делам девиантов была раскрыта группировка людей, которая наводила ужас предыдущие несколько недель. Именно те якобы мирные демонстранты становились ночью «борцами за справедливость». Осмелевшие выйти на улицу в темное время суток «живые» подвергались нападению и избиению. Ни один случай не был летальным, однако это не оправдывало кожаных ублюдков в глазах лейтенанта. Человек еще долго будет бороться за свое право на экологическую нишу, и еще дольше – за место на верхушке эволюционной пирамиды.
‒ Ты что, начал отправлять свои рапорты Фаулеру прямо в голову? ‒ безучастно отозвался Хэнк, попытавшись вытащить андроида из раздумий.
‒ Вряд ли капитан способен принимать отчеты с помощью обмена данными, ‒ Коннор не стремился вырываться из чертогов своего разума. Он провожал взором поваленные плакаты, анализировал их каждый раз, когда проезжал мимо уже долгие недели. В системе все еще происходили отчаянные попытки найти ответы на так и не раскрытое дело, которое давно перестало быть его личным.
‒ Тогда чего ты опять завис?
‒ Я не завис, лейтенант, ‒ с нажимом отозвался андроид. Он вернул свой взгляд на дорогу, как только Хэнк заставил машину плавно тронуться.
Светлые, мокрые от таявшего снега улицы покрывались грязью из-за неравномерных осадков. Дождь чередовался со снегом, иногда оба вида выпадали вместе, как в прошлую ночь. Андроид помнит стук капель по покрышке машины, помнит внезапно посетившую идею сменить постель на заднее сиденье Reno, и вроде бы это должно вызывать какое-то чувство, но сейчас воспоминания поглощались другим ощущением – беспокойством. Оно сопровождает его уже слишком долго, иногда даже кажется привычным состоянием всякий раз, когда автомобиль Хэнка вез их мимо мэрии. Коннор хмурился, старался зацепиться за словно немые черно-белые кадры прошлой ночи наедине с Гойл, но тут же откидывался на несколько месяцев назад, в день, когда на Роял-бич прогремел взрыв. Как люди справляются с этим состоянием, когда мысли, точно отдельные живые существа, насильно откидывают сознание в прошлое? Когда стараешься о чем-то не думать, забыть, но вместо этого – снова и снова возвращаешься назад?
‒ Все еще думаешь о своей бомбе? ‒ внимательно наблюдая за дорогой, произнес Хэнк. Коннор в какой-то степени ему завидовал. Лейтенанту с высоты его опыта в большей степени было абсолютно наплевать на некоторые аспекты своей работы.
‒ Что-то здесь не так. Я пытаюсь это прощупать, но… Анна говорила, что в тот день на Роял-бич в ресторане должны были встретиться глава подразделения и Элайджа Камски.
‒ Расследование уже как сотню лет передали отделу террористических актов, ‒ с небольшим раздражением отметил лейтенант. Он чувствовал острый голод в желудке, но в большей степени раздражение вызывала помешанность роботизированного напарника на деле, что давно ушло в архив. Что за исключительная педантичность… и скудоумность – пытаться работать над тем, что были переданы в чужие руки самим капитаном Фаулером. Работы стало меньше, этому положено радоваться, а не горевать.
‒ Не могу отделаться от чувства, словно у меня отобрали нечто, во что я вкладывал усилия, ‒ андроид рефлекторно посмотрел на свои руки, намекая на проделанную ими работу.
