Несмотря на восстановление всех систем города, включая электричество, андроиды не торопились штамповать друг друга по тысячи штук. Правительство все же потребовало создать определенный свод правил, включающих ограничение по производству, а так же употреблению необходимых ресурсов. Но самым прекрасным было не это. По городу не ходили сотни Конноров или Ричардов. Машины и вправду отличались друг от друга. Странно, что люди создавали тысячи копий, когда на деле могли делать совершенно разные модели.

‒ Объясните мне, пожалуйста, ‒ оторвав взгляд от мелькающих за окном прохожих в зимних и не очень теплых одеждах, я вопросительно бросила взгляд на зеркало заднего вида. Да. Ничего не изменилось. ‒ Почему рождественский корпоратив отмечается почти в середине января?

‒ Потому что кое-кому под конец года захотелось устроить сраный бунт, ‒ буркнул себе под нос Хэнк, намекая на сидящего рядом андроида. Последний ничего не сказал. Он молча вел машину, глядя только на дорогу.

Дорога длилась не меньше получаса, когда мы встряли в пробку. Светофор отказался работать, и теперь куча машин не могли разъехаться на перекрестке. В такие моменты я всегда радовалась, что за рулем не Хэнк, а Коннор. Если последний вел себя спокойно, то первый уже давно бы колошматил по кнопке сигнала на руле.

‒ Давно хотел спросить, ‒ Хэнк, скрипя коричневой кожаной курткой, вытащил телефон из кармана. Раскладушка была старенькой, хотя с жалованием лейтенанта тот мог позволить себе новый телефон. Но мужчина не делал этого принципиально. Считал, что вещь должна полностью отживать свое. ‒ У тебя что, совсем не осталось родных?

‒ Почему вы спрашиваете? ‒ оторвавшись от спинки, я с удивлением обратилась к лейтенанту.

‒ Ты уже больше месяца не на службе, а вокруг тебя еще не слетаются родственнички и друзья, как мухи.

Не знаю, что было обидным: сравнение меня с какашкой, вокруг которой должны обязательно виться насекомые, или вторжение в такой личный аспект, как прошлое и люди из него. Вопрос был более, чем щепетильным. Мне казалось, что в нем крылось что-то не такое невинное, как может представляться на первый взгляд, но я все же не стала обращать внимание на такой резкий интерес со стороны лейтенанта. Возвращение в обычную жизнь закономерно тянуло за собой и возвращение знакомых. К сожалению или счастью, это было не про меня. Убрав гладкие волосы за спину, я по-простецки хмыкнула:

‒ Вообще-то, я пыталась найти друзей из университета, ‒ я не врала. Во время пребывания в Иллинойсе руки в бессонные ночи тянулись к планшету, но поиски обрывались, едва успев начаться. ‒ Какого же было мое удивление, когда оказалось, что каждый второй давно мертв.

‒ Издержки профессии, да? ‒ с хриплой усмешкой отозвался мужчина. Коннор, сцепив руки на руле, молчал. ‒ У каждого даже самого захудалого бомжа в этом мире есть кто-то родной.

‒ У меня есть родственники. Семья из двух мартышек. Только одному пятьдесят восемь, а второму – четыре месяца.

‒ Ты так намекаешь на то, что я старый? ‒ Хэнк укоризненно посмотрел на меня через плечо.

‒ Или на то, что я ‒ ребенок? ‒ Коннор, улучив очередную вынужденную остановку в пробке, в манере Андерсона повернулся ко мне.

Я ошарашенно перекидывала взгляд с одного на другого, стараясь найти слова. Нет, похоже у людей мужского рода и андроидов между собой всегда возникала какая-то телепатическая связь. Сначала Камски и Ричард, теперь эти двое. Откинувшись на спинку сиденья, я скрестила руки на груди и показала язык.

‒ Телепаты хреновы.

Больше разговоров в машине не возникало.

Парковка полицейского участка по большей степени пустовала. Три машины стояли в самом дальнем углу, и отсутствие снега на железных крышах говорило о нежелании хозяев транспорта проснуться утром с похмелья. Корпоративы для меня были покрыты тайнами. Подростковый возраст после смерти родителей и под крылом у «молодой душой» бабушки был наполнен различными вечеринками, ноги натирали мозоли на дискотеках и тусовках. Но то было ребячество, и никак не могло родниться с алкогольными собраниями коллег. Переступая порог участка, я ощущала интерес, даже взволнованность. Кто-то смотрел на нас с удивлением, кто-то ‒ не скрывая доброжелательность. Первая неделя безделья позволяла мне посещать участок и отираться у стола Андерсона. Многие работники, что ранее воспринимали меня опасным призраком из будущего или ‒ как утверждал Хэнк ‒ «терминатором», теперь с радостью махали в прощальном знаке или же дружественно пожимали руку. Я не могла назвать себя членом полицейской семьи, но не без труда смогла получить звание «хорошая знакомая».

Были и те, кому присутствие бывшего солдата доставляло неудобство. Один из инспекторов с коротко остриженными волосами и в такой же униформе, как у Коннора, обходил меня стороной. Дежурный полицейский, что когда-то была встречена мною на кухне участка, старалась выдавить из себя улыбку при вынужденном контакте, но в глазах ее можно было отчетливо прочитать дискомфорт. И, конечно же, во главе всех таких людей стоял он. Гэвин Рид – великий и ужасный. Вечно сверлил меня яростным взглядом, стоило только появиться на горизонте. Будь я на другом конце Бруклинского моста – он бы и там меня почуял, злобно скривив изодранный нос и нахмурив тяжелые густые брови. Вот и сейчас улыбка с лица детектива стерлась, и пластиковый стаканчик в его руке сжался, выплеснув содержимое на пальцы.

‒ Это и есть ваши хваленные вечеринки? ‒ я не стала заострять внимание на поведении Рида. Каждый здешний работник знал о его неприязни к механическим головам и тем, кто с ними «возится». Иной раз участок затихал в ожидании бури между Гэвином и кем-либо ему неугодным, но теперь с признанием андроидов новым разумом полицейские перестали реагировать на его агрессию. Никто не был удивлен его внезапно изменившемуся лицу с нашим появлением в холле.

Еще сидя в машине перед домом лейтенанта, Коннор уточнил, что Хэнк не жалует такие собрания. Мужчина всегда считал их глупыми, так как именно на таких сборищах люди начинали превращаться в австралопитеков, компромат на которых уже на следующий день имел почти весь отдел. Но в этот раз он был в хорошем расположении духа и потому не желал сидеть дома. Лейтенант удрученно осматривал холл вместе с нами, видимо, тоже не отдавая себе отчет о своей нужности на этом празднике «жизни». Рождество и Новый год остались позади неделю назад, но участок все еще был преображен людьми, едва отошедшими от бешеного рабочего режима: на рабочих местах стояли миниатюрные искусственные елочки с мишурой, кто-то умудрился повесить на потолочный светильник веточку омелы. Столы полнились откупоренными бутылками шампанского, рабочие ослабляли галстуки и расстегивали верхние пуговицы рубашек. Сладкого было столько, точно я попала не в полицейский участок, а на кондитерскую фабрику. Здесь было не меньше тридцати человек, и все они увеселенно обсуждали любые вещи, кроме работы.

Хэнк двинулся в сторону одной образовавшейся группки людей. Коннор, что все еще стоя рядом, не выражал смятений или потерянность, андроид был непривычно спокоен. Похоже, только я ощущала себя здесь не в своей тарелке.

‒ Куда вы, лейтенант? ‒ быстро воскликнула я встревоженным голосом.

‒ В страну под названием «Запой», ‒ Хэнк обернулся к нам, двигаясь к столу спиной. ‒ Не желаете присоединиться?

‒ Нет, спасибо.

‒ Зря… прекрасное место.

Коннор ободряюще улыбнулся и побрел прочь. Большая часть полицейского коллектива знали о тонкостях наших взаимоотношений, но показательное выступление Гэвина Рида в баре доказало, что люди еще не готовы к подобному. Мы все еще держались на расстоянии при публике, вот только сейчас именно этого я и боялась. Оставалось несмело блуждать по участку в поисках места, куда было бы можно приткнуться.

Рождественская, уже неактуальная по времени музыка раздавалась из открытого кабинета для показаний свидетелей. Кто-то поставил плеер к портативным колонкам, побеспокоившись о звуковом сопровождении попойки. Мне хватило всего двух бокалов шампанского и неловкого общения с двумя дежурными, чтобы через час найти себя у дальней стены холла, где ранее находились стойки для андроидов. Это было самое одинокое, и потому приятное место. Столы здесь громоздились фруктами, которые никто не ел. Большое скопление рабочих находилось в центре участка. Отовсюду звучали нескромные шутки, полицейские (обычные люди во внерабочее время) пытались ударять женщин по бедрам, иногда разносились голоса нарастающих конфликтов, которые тут же были сглажены парочкой бокалов чего-то покрепче шампанского. Я никогда не посещала корпоративы. Слово всегда вызывало ассоциации с чем-то бешеным и веселым из-за фильмов, просмотренных мною до поступления в ряды солдат. Желание посетить любой такой корпоратив не возникало вплоть до сегодняшнего вечера, однако уже через несколько минут появления в участке я поняла: корпоративы – это не мое. Ведь я все еще предпочитала одиночество в компании бутылки вина и депрессивной музыки в редко посещаемом заведении. Но даже это осталось за дверью прошлого, что скрывает по ту сторону подразделение и разъезды по миру. Мне было с кем проводить время. Полицейский участок был мною посещен не столько из интереса и любопытства, сколько из желания пообщаться с одним человеком вне официальной обстановки. К сожалению, взгляд не встречал его лица на протяжении всего часа, и я, дождавшись окончания разговора уже подвыпившего Хэнка и темнокожего Хопкинса, аккуратно обратилась к лейтенанту: