‒ У вас что, телефоны сломались? Обязательно было сюда переться?
‒ Мистер Камски считает важным передавать подобные приглашения при личной встрече.
‒ Ну и? Где же Камски? ‒ я с издевкой посмотрела машине за спину. Он не отрывал от меня своего взора, напрашиваясь этим вполне невинным действием на взбучку. ‒ Ты его у себя в заднице спрятал?
‒ В данном случае, при личной встрече со мной.
‒ Можешь передать своему мистеру Камски, что нам не нужны его ужины и тем более дружба. Явишься еще раз сюда – на куски поломаю.
Андроид уже хотел что-то сказать, как я закрыла перед ним дверь. Коридор грозно погрузился во мрак и тишину. Только светящийся золотым диод на виске Коннора выдавал наличие здесь кого-то еще. Я не решалась смотреть на него, в то время как он не сводил с меня глаз. Мир словно бы вновь погрузился в ту зловещую пучину душевных страданий, которую принес с собой когда-то Гэвин в баре «Сентропе». Мне было так стыдно, как будто бы я сама лично создала «RK900» и теперь была грубо спалена за этим делом. Даже признание Коннора в его осведомленности относительно имени катаны не вызывало во мне столько стыда и чувства вины. Почему этот мир был таким жестоким?.. стоило только начать строить планы, как кто-то тут же все разрушал.
‒ Ты сопровождала его? ‒ в сумерках выскальзывающих из кухни солнечных лучей Коннор смотрелся враждебно. Голос был тихим, по оголенным плечам неслись мурашки от этого ледяного тона. Атмосфера вокруг была холодной, и причиной этого был не ветер, ворвавшийся в открытую дверь.
‒ Ты не должен был о нем знать.
Одной только дрожащей фразой я выдала нарастающий внутри страх. Андроид, блеснув желтым диодом, устремился в гостиную. Его плавная походка стала тяжелой, порывистой. Он застыл у окна, взгляд карих глаз провожал к такси нарушителя недавней идиллии. Я стояла в проходе, виновато потирая пальцы и сжимая кулаки. Вряд ли Ричард мог стать причиной первого скандала между мной и андроидом, но все же он принес лепту в эти отношения. В желудке по-прежнему расползалась дыра, сердце учащенно билось. Тахикардии не было с того самого момента, как с губ слетело «Люблю», но теперь я сомневалась, что симптом исчезнет навсегда. Похолодевшая кожа ощущала любое изменение в доме, но главным образом – я ловила каждое движение андроида. Коннор же не шевелился. Он стоял ко мне полу-боком, все еще всматриваясь в наступающую уличную темноту. Даже когда такси исчезло с поле зрения, андроид не желал поворачиваться ко мне.
‒ Что это за модель? ‒ механично произнес Коннор.
‒ Какое это имеет значение?
‒ Что это за модель?
Его голос не кричал, но давил своей настойчивостью. Я сделала всего один шаг в его сторону, как Коннор, уловив движение, повернулся ко мне головой. Все тот же золотой диод ярко переливался на виске по другую сторону от колыхающейся пряди. Стена грозилась начать нарастать по кирпичику, и каждый этот кирпич был сложен из того числа дней, в которые я уходила от разговора о Камски. Утаивать больше нельзя, и уж тем более врать. Глубоко вдохнув, я привела все свои анализаторы в чувство и прямо посмотрела в утопающие в сумерках карие глаза.
‒ Это «RK900», Коннор.
Коннор вернул взгляд в окно. Часы в гостиной отбивали секунды, вместе с каждой из них кончалось терпение. Я была перед ним виновата. Как и всегда, благими намерениями выстлана дорога в ад. Так старалась отгородить его от негатива, что едва не порушила все к чертям собачьим. Страшно подумать, что ощущает это создание. Я-то всего лишь металась в страхе, молча ожидая гневной бури. Коннору приходилось еще хуже.
‒ Он должен был заменить меня…
‒ Даже не смей думать об этом! ‒ слова сорвались так быстро, что я сама не ожидала собственного порыва. Ноги несли меня к нему, сокращая расстояния, и, когда между нами оставался всего один метр, я впилась взглядом в его вновь отведенные к окну глаза. ‒ Никто тебя заменить не сможет, даже если Маркус еще сотню таких наклепает!
Тишина сдавливала, словно стены в глубинах потревоженных гробниц фараонов. Внутри накапливалось нетерпение, страх и тревога собирались по крупицам воедино, соединяясь в нечто куда страшнее, чем просто беспокойство. Я ждала, чтобы он хоть что-то сказал. Накричал, взорвался массой негативных слов, да хотя бы шепотом упрекнул меня в молчании на протяжении всего времени. Но он лишь смотрел в окно, держа свою стойкую вытянутую спину. Его молчание нагнетало еще больше страха, я заламывала пальцы, сверлила его умоляющим взглядом, но вместо ожидаемой бури встречала только нахмуренное лицо.
‒ Не молчи, скажи уже что-нибудь…
‒ Чем он лучше? ‒ не отрываясь от улицы, обреченно произнес Коннор. ‒ Что у него есть, чего нет у меня?..
‒ Вот почему я не хотела ничего говорить! Нет в нем ничего, ясно?! ‒ не получив от андроида реакции, я заставила Коннора обратить на себя внимание, развернув за левое плечо. ‒ Слушай, я не представляю, что сейчас у тебя в голове творится. Но он ни чем не лучше, слышишь? Это просто набор механизмов, который выполняет определенные функции. Не больше!
Какой же у него был взгляд… он заставлял меня нетерпеливо перешагивать с ноги на ногу. В груди, точно огромный яркий цветок, распускалась жалость. Она цеплялась за ребра, расползалась все дальше, охватывала и другие органы. Коннор удручено смотрел сверху вниз, его взор пытался найти во мне поддержку, и я всячески старалась ее выразить глазами. Впервые за долгие годы я действительно ощущала внутри холод. Суровые снежные ветра опустошенных улиц Детройта во время гражданской войны были ничем по сравнению с этим. Там, я лишь испытывала обреченность, желание поскорее оставить мир. Но в этом доме я чувствовала себя самой последней мразью на земле, и это чувство покрывало сердце коркой льда.
Я никогда не видела его таким. Даже в церкви он не был таким потерянным. Он видел перед собой цель, мы оба ее видели перед собой, только моя цель была в том, чтобы следовать за ним до конца. Его цель – освободить собратьев. Сейчас у нас не было целей, и внезапно веяние прошлого грозилось потушить жизнь, как горящую свечку. Мне хотелось сделать хоть что-то, чтобы заставить его перестать так смотреть. Но я и так уже много сделала. Оставалось только бездействовать, терпеливо ждать.
‒ Ты ведь так и не рассказала, что произошло в Сиэтле, ‒ удрученность в голосе Коннора сменилась на настороженность. Он сощурился, глядя на меня, слегка повернув голову боком. Его тонкая прядь колыхалась у виска, темные волосы приглашали прикоснуться к ним, убрать обратно в стрижку. Но я не смела прикасаться к тому, чье доверие только что пошатнулось.
‒ Тебе не понравится правда.
‒ Но я хочу ее знать.
Жалость внутри переросла в дрожь. Я повела плечами и опустила голову, не вынося пристального взгляда.
‒ Не было никакого покушения на Камски. Он все подстроил, ‒ язык торопливо облизнул пересохшие от волнения губы. Они были шершавыми на ощупь, я слишком часто в последнее время их кусала. ‒ Уверена, даже тот жучок, что я нашла у него в номере, он сам как-то подкинул. Хотел проверить меня в действии.
‒ Зачем ему это? ‒ андроид нахмурился. На какое-то мгновение он забыл об «RK900», и это придало мне силы.
‒ Ему страшно. Эмильда открыла на него сезон охоты, и он пытается хоть как-то вырваться из этой ямы, ‒ я не вспоминала о Камски вот уже несколько недель. Злость за это время поутихла, сменившись на рационализм и понимание. ‒ Если правительство и вправду решило от него избавиться, то в принципе можно понять его действия.
Я смотрела на андроида, который продолжал хмурить брови и сверлить меня выжидающим взглядом. Белая рубашка на его груди вздымалась размеренно, и это выдавало его фальшивость. Любой человек бы сейчас дышал часто, тяжело от вдруг открывшихся ему тайн, но это ведь был не человек. Да, Камски?..
‒ Ты не договариваешь, ‒ едва шевеля губами, произнес Коннор.
Эта часть мне не нравилась больше всего. Иногда перед сном я готовила себя к предстоящему разговору, понимала, что рано или поздно придется заговорить. Холодному рассудку удавалось сгладить все углы, слова выстраивались в ловкие ряды, но сейчас все они разбежались по углам. Конечно, я не договаривала. Снова кусала губы, наминала пальцы и умоляюще смотрела в лицо андроида. Он не намеревался останавливаться. Больше не было эмоциональных игр, только чистая правда и жестокость истины.
